Удача в подарок, неприятности в комплекте

Глава 26. Лиза

Я перестала понимать саму себя, меня бросало из стороны в сторону, словно утлый челн в грозу. То я радовалась тому, что разрушила любовный артефакт, и даже гордилась тем, какая я умница и талантливый артефактор, то готова была рвать на голове с досады волосы и сыпать проклятиями из-за того, что между мной и господином Корсаровым более нет тоненькой ниточки, пусть и зародившейся бесчестным путём, с помощью магии. Я убеждала себя, что люблю Петеньку и буду счастлива стать его женой, но при воспоминании о подаренном им поцелуе, которого сама (сама!) так рьяно добивалась, меня передёргивало от отвращения, а к горлу подступал комок тошноты. Я гордилась тем, что смогла противостоять соблазну и даже одурманенная любовной магией не переступила черту в отношениях с господином следователем и страшно ругала себя за то же самое. Более того, я с нетерпением ждала бала-маскарада, предвкушая новую встречу с Алексеем Михайловичем, и тут же страшилась этой встречи. В голове постоянно вертелся исполненный три года назад столичным певцом романс, как нельзя лучше описывающий моё состояние:

«Я не люблю Вас и люблю,

На Вас молюсь и проклинаю,

Не видеть Вас я не могу,

Но встречи с Вами избегаю…»

Что там было дальше, я не помнила, видимо, именно поэтому четыре строки непрестанно преследовали меня, словно неупокоенный дух. Правда, в суматохе подготовки к балу я немного успокоилась, а когда мы с Катюшей облачились в одинаковые платья, спрятали волосы под накидки и, негромко посмеиваясь, встали перед зеркалом, беспокойство и вовсе покинуло меня, сменившись твёрдой уверенностью, что всё будет хорошо. Катя пообещала, не вдаваясь в расспросы и стараясь не задеть даже тенью подозрения, если мне понадобится, отвлечь на себя внимание Петеньки. Растроганная чуть ли не до слёз великодушием подруги, я крепко обняла её, прижалась щекой к щеке и, не в силах более таиться, прошептала:

- Знаешь, Катюша, кажется, я люблю вовсе даже не Петеньку.

Сестричка застыла, не разжимая объятий и не спеша отталкивать и осуждать меня, за что я была ей безмерно благодарна, потом чуть крепче прижала меня к себе и прошептала, щекоча дыханием кожу:

- А кого? Столичного следователя, да?

Ой-ёй, если даже добродушная Катенька, которую тётушка называла не иначе, как пустышкой и вертихвосткой, заметила мой интерес к Алексею Михайловичу, значит для более наблюдательных родственников моя тайна уже давно не тайна. Господи, неужели я позабыла о приличиях и стала вести себя, словно гулящая?!

- Да ты не переживай, - зашептала Катя, без труда определив причину моей скованности, - ты держишься очень хорошо, со стороны ни капельки не видно. Ну, может, нервничаешь чуть больше, так оно и понятно, у Петеньки тётушку зарезали, Оленька упала, тут любой беспокоиться станет.

- Алексей Михайлович уверен, что Ольгу специально толкнули, - выдохнула я поспешно и, не давая себе времени на раздумья и сомнения, поспешила избавиться ещё от одной, последней и страшной тайны. – А ещё он считает, что кто-то искушается на меня.

Катя отодвинулась, пристально глядя на меня потемневшими от волнения синими глазами и нахмурив ровные дуги бровей:

- На тебя? Но… зачем?

Я тяжело вздохнула:

- Не знаю, Алексей… Михайлович мне не говорил.

Катюшка задумчиво потёрла подбородок:

- Во-о-от оно что… Значит думает, что на тебя искушаются…

На миг в чертах сестрицы скользнуло что-то непривычно строгое, даже хищное, словно родные и любимые черты плюшевого мишки вдруг исказила гримаса настоящего голодного зверя. Я вздрогнула, отпрянула, чуть не запутавшись в собственной юбке, Катя ухватила меня за руку и удивлённо округлила глаза:

- Ты чего, Лиза?

Да что со мной, право слово, творится-то?! Скоро собственной тени пугаться начну! А всё Алексей Михайлович с его поцелуями, которые и святую во грех похоти введут. Вспомнив о том, как я едва ли не плавилась в объятиях следователя, и если бы он не был столь сдержан, точно бы не сохранила чести, я мучительно покраснела, даже уши запылали, и поспешно отвернулась, делая вид, что поправляю складку на платье.

- Объясниться Вам надо, - вздохнула Катенька, деликатно смотрящая в окно, - а то мечешься ты, словно птичка в силке, перья теряя. Совсем нервная стала, в каждом родственнике убийца мерещится.

То есть, как это, мерещится, я же говорила, что… Стук в дверь прервал мои размышления. Я поспешно прижала ладошки к лицу, остужая всё ещё пылающие щёки, а Катюшка звонко откликнулась:

- Входите.

- Барышни, Софья Витольдовна приказывает вниз спускаться, гостей встречать, - выпалила Настасья и размашисто поклонилась, чуть не смахнув на пол неосторожно оставленный мной на столике веер. – Ой, прошу прощения.

- Ступай, Настасья, мы уже идём, - Катюшка повернулась ко мне и лукаво подмигнула, - ну что, сестричка, сделаем этот бал незабываемым?

Я гордо вскинула голову и присела в изысканном реверансе:

- Как пожелаете, сударыня.

Вниз мы спустились перешёптываясь и пересмеиваясь, Катюшка не скупилась на забавные истории, умея во всём находить что-нибудь радостное или смешное. Правда, внизу моё веселье несколько приугасло, когда я заметила стоящего рядом с тётушкой Петеньку. Казалось бы, мне следовало радоваться тому, что тётя признала-таки Петю за моего официального жениха и даже позволила ему встречать вместе со мной прибывающих на бал гостей, но вместо довольства я испытала досаду. Право слово, как же тётушка несвоевременно решила продемонстрировать всем то, что я просватана! Ведь Алексей Михайлович ко мне после такого даже не подойдёт, а я так надеялась, что получится потанцевать с ним!

- Лизонька, Вы очаровательны в этом платье, - Петенька взял мою руку и прижался губами к кончикам пальцев. Я мило улыбалась, дожидаясь, когда мои пальцы освободят, но жених не спешил меня отпускать, - настоящая русалка.

- Точно, ни рыба ни мясо, - проворчала тётушка, окидывая меня цепким изучающим взглядом, - ещё и вырядилась точь-в-точь как Катерина.

- Так Вы же сами мне разрешили, - возмутилась я и сердито выдернула свою руку из цепких Петенькиных пальцев.

- Вчера разрешила, а сегодня взяла и передумала, - процедила тётушка через растянутые в приветливой улыбке губы. – И вообще, мала ты ещё, чтобы меня жизни учить! Ой, Марфа Ильинична, Томочка, как же я рада вас видеть!

Пышнотелая, затянутая в тёмно-розовое платье госпожа Доминина, супруга тощего, точно хворостина, господина почтмейстера звучно расцеловалась с тётушкой, потом повернулась к нам с Катюшкой и фривольно ущипнула за щёчки, пророкотав:

- Ах, какие душечки, настоящие розанчики! Милочка, напомните, которая из них Ваша племянница? В этих нарядах они словно сёстры!

- Моя племянница со своим женихом, - прогудела недовольно тётя, сердито сверкнув глазами на Петю, который вежливо поклонился и благовоспитанно шаркнул ножкой, словно был не взрослым мужчиной, а пятилетним несмышлёнышем.

Марфа Ильинична всплеснула руками, отчего шёлковые розы, в изобилии украшающие её платье, затряслись как студень:

- О, какой милый мальчик! У Томочки тоже есть жених, он управляющий банком Прохорова в Петербурге, очень милый молодой человек.

Бледная, с вечной гримасой недовольства на лице Томочка, облачённая в траурно-черный балахонистый наряд, скривилась и проскрипела:

- Маман, давайте продолжим разговоры в зале, меня продует, если я останусь здесь ещё хоть на пару… - внезапно тусклые глаза Томы вспыхнули звёздами, на бледных щеках проступил румянец, она вздрогнула и томно выдохнула. – Кто это?

- Корсаров, Алексей Михайлович, - откликнулась тётушка, недовольно поджав губы.

Я вздрогнула, повернулась и, встретившись взглядом с господином Корсаровым, закраснелась и потупилась, не в силах даже слова молвить.

- Алексей Михайлович, - прощебетала Катюшка, призывно взмахнув ручкой, - идите к нам, мы не позволим Вам ускользнуть!

- Катерина, - прошипела тётушка, но сестричка даже бровью не повела, кокетливо и призывно улыбаясь следователю.

- Было бы преступлением бежать от столь прекрасных дам, - Алексей Михайлович подошёл к нам, отвесил изящный поклон и склонил тёмную голову. Я с болью в сердце заметила в густых волосах серебристую, словно иней, проседь и с трудом удержалась от соблазна накрыть её своей рукой, отогреть теплом, а вдруг растает.

– Пётр Игнатьевич, сударыни, моё почтение.

- Позвольте представить, - голос тётушки звучал напряжённо, словно ей приходилось преступать через себя, знакомя господина Корсарова с нашими гостями, - Корсаров, Алексей Михайлович, следователь из Петербурга. Господин Корсаров, эти наши соседи и добрые друзья, Марфа Ильинична Доминина с дочерью Тамарой Сергеевной.

- О, так Вы из столицы? – оживилась Марфа Ильинична, едва ли не выпрыгивая из своего платья, кое более подошло бы дочери, нежели матери. – И как Петербург?

В тёмно-карих глазах господина Корсарова вспыхнули озорные огоньки:

- Насколько мне известно, сударыня, вполне процветает.

- А правда, что там всё время дожди? - тоном драматической актрисы вопросила Тома, начисто позабывшая о своём страхе пред сквозняками.

Алексей Михайлович чуть приподнял уголки губ в улыбке, отчего моё сердце чуть не стекло вареньем вниз до самых пяток:

- Уверяю Вас, сударыня, у нас иногда бывает и солнце, - господин Корсаров при этих словах посмотрел на меня, заметил хозяйски лежащую на моей талии руку Петеньки (и когда он успел меня приобнять?) и нахмурился, недолго, правда.

- Прошу в зал, - я трепыхнулась, пытаясь освободиться из рук жениха, но Петенькина рука сжалась, подобно стальному кольцу, на миг перекрыв мне дыхание.

- Отличное предложение, - прощебетала Катюшка и, взмахнув длинными ресницами, промурлыкала, - Алексей Михайлович, Вы меня проводите?

Господин Корсаров опять посмотрел на меня, перевёл взгляд на воинственно встопорщившегося, словно молодой петушок, Петеньку и вежливо поклонился:

- Почту за честь, сударыня.

Я смотрела вслед уходящей со следователем сестрице и кусала губы, чтобы не закричать от боли и обиды. Страшно хотелось убежать к себе, рухнуть на кровать, уткнуться лицом в подушку и выплакаться, но гости продолжали приезжать и их нужно было встречать, каждому даря улыбку и тёплые слова дружеского участия. Единственное, что я смогла, так это со всей силы, словно бы случайно, наступить Петеньке на ногу. Я надеялась, что он отойдёт, но тот лишь охнул и остался на месте. И руку, гад такой, с моей талии не снял! Я опять наступила Пете на ногу и, улучив момент, прошипела ему на ухо:

- Прекратите меня обнимать, это неприлично.

- Жениху прилично, - так же шёпотом отозвался Петя, стоически терпя боль. – Неприлично обручённой невесте, позабыв обо всём, вешаться на шею столичному франту, который её и знать не хочет.

Намёк был более чем прозрачен, я отчаянно покраснела, смешалась и замерла, чувствуя себя несчастной пленницей, прикованной к позорному столбу на потеху публике.

Когда раздались первые такты вальса, Петенька повернулся ко мне, поцеловал мне руку и пафосно, словно выступал в дурном любительском спектакле, вопросил: