Удача в подарок, неприятности в комплекте

Глава 7. Алексей

Отец любил повторять, что на любую шею непременно отыщется хомут, и вот теперь я на личном опыте убедился в правильности этой пословицы. Нет, я, конечно, и из дома вышел, чтобы найти работу, но, три тысячи чертей, я даже не предполагал, что опять стану следователем, да ещё и в Российской империи! Ну, цыганочка, попадись мне только, я такое аутодафе устрою, вся инквизиция содрогнётся! А с другой стороны, чем я недоволен? Служба мне нравилась, детективы я с детства люблю, да и эпоха последнего русского императора привлекала. Так что получил я всё, о чём ранее мечтал, как говорится, получите и распишитесь, понять бы ещё, что мне теперь со счастием свалившимся делать.

Горничная не умолкала всю дорогу, вываливая на меня гору информации о покойной, её супруге, их племяннике, всех чадах и домочадцах, включая странниц и побирушек, коих от щедрот своих прикармливала внешне благополучная семья. Сведения, спору нет, весьма полезные, только уж больно их много, в таком изобилии важное смешивается с пустяком, теряется, оборачивается обманкой.

- Подожди, милая, не спеши, - я вскинул руку, чувствуя, что ещё немного и у меня разыграется самая настоящая мигрень, - я обязательно тебя подробно расспрошу, но чуть позже. Сначала мне нужно увидеть тело и осмотреть место преступления.

- Вас подождать, барин? – горничная уставилась на меня с собачьей преданностью.

Да боже упаси, дороги обратно в компании этой болтушки я точно не выдержу!

- Не стоит, милая, ступай. Когда ты понадобишься, я тебя позову.

Давай. Иди уже, дай мне немного с мыслями собраться.

Горничная присела, крутенько повернулась и исчезла так стремительно, что меня обдало ветерком. Вот шустрая, правильно про таких говорят: четыре дырки на одном месте разом вертит! Я покрутил головой, унимая звон в ушах и разминая шею, настраиваясь на служебный лад. Итак, согласно легенде, я следователь из Петербурга, здесь в отпуске по причине… по личной надобности, готов оказать следствию всесильную помощь. Не знаю, как здесь, а в моём времени таких доброхотов «очень любят», так и норовят при первом же удобном случае за дверь выставить, а то и по страницам «Камастуры» отправить. Ну да ничего, у меня бумаги серьёзные, с такими за дверь выкинуть не должны. Как-никак столичный следователь.

- Кто таков?! – окликнул меня внушительного вида городовой, решительно перекрывая дорогу. – По какой надобности?!

- Следователь Корсаров Алексей Михайлович, - я расправил плечи и окинул городового внимательным взглядом, внушительно добавив, - из Петербурга.

То, что меня приняли за проверяющего, стало понятно по тому, как стремительно переменился городовой, как почтительно вытянулся и с каким смирением осведомился, кто именно мне надобен. Кстати, хороший вопрос, можно подумать, я всё полицейское руководство знаю!

- Будь любезен, позови господина полицмейстера, - я покрутил в руках трость, вещицу для меня непривычную и здорово связывающую руки. И без неё никак нельзя, мода, чтоб её!

- Слушаюсь, Ваше выс-родие, - выпалил городовой и исчез в доме.

Ну что ж, пока есть время, осмотрим все подступы к дому, надеюсь, бравые стражи закона не все следы затоптали.

Увы, по земле словно стадо диких мустангов промчалось, всё было затоптано, даже на цветочной клумбе под окном какой-то умник отметился. Так, стоп, а что, если это следы убийцы? Я вскинул голову, прикидывая, из какого окошка могли выпрыгнуть в цветы. Ого, тут второй этаж на уровне нашего третьего, не ниже! Если бы преступник выпрыгивал из окошка, то подошвы ушли бы в землю значительно глубже, след был бы с две фаланги пальца, а тут… Я измерил глубину следа. Фаланга, даже меньше. Следовательно, неизвестный на клумбе стоял спокойно, хоть и долго, след неглубокий, но чёткий. Как пить дать, какой-нибудь городовой в цветы залез! На всякий случай я сравнил размер отпечатка со своим. Хм, а нога-то меньше, даже со скидкой на то, что в начале двадцатого века ноги мужчин тоже были меньше и изящнее. Выходит, тут стояла дама? Я присмотрелся к узору подошвы. Каблук есть, но это не показатель, у тех же городовых и даже слуг обувь тоже с каблуками. На правом следе у края рисунок стёрт, косолапит немного наша незнакомка. Интересно… Пожалуй, стоит следы зарисовать, тем более, что за господином полицмейстером, похоже, в Ярославль побежали. Или Кострому, а то и вообще до самой первопрестольной Москвы.

Я вытащил из саквояжа листок бумаги, благоразумно засунутый туда вместе с карандашом, и только приступил к рисованию, как за моей спиной раздалось сиплое дыхание, покашливание и робкое:

- Ваше выс-родие…

Вот же ж, как обычно, в самый неурочный час! Я прикрыл глаза, подавляя вспышку раздражения, повернулся, сунул городовому лист бумаги и карандаш, коротко приказав:

- Перерисуй эти следы, они могут пригодиться.

Краснолицый седоусый атлетического телосложения мужчина в добротном, но отнюдь не щегольском мундире недовольно повёл седой лохматой бровью:

- Что ж Вы, сударь, так городовыми-то командуете? Не отрекомендовались, бумаг никаких не представили, а уж поди-ка!

Вот чёрт, увлёкся. Ладно, придётся исправлять промах. Я вежливо поклонился:

- Корсаров Алексей Михайлович.

- Да уж знаю, - пробурчал незнакомец, - полковник Ягупов я, Аристарх Дмитриевич, полицмейстер нашего славного Семиозерска. А Вы к нам с проверкой прибыли?

Угу, так и вспомнишь нетленное: «К нам едет ревизор». Нет уж, роль Хлестакова мне никогда не нравилась, будем максимально честны. Я вежливо улыбнулся, даже скорее обозначил улыбку, чуть приподняв уголки губ:

- Никак нет, я тут в отпуске, если можно так сказать…

Полицмейстер усмехнулся, даже пальцем шутливо погрозил:

- И в краткий миг отдыха не оставляете дел служебных? Понимаю, очень хорошо Вас понимаю, Алексей Михайлович, сам такой же.

- Софья Витольдовна попросила помочь, - я развёл руками, - не мог отказать даме.

Аристарх Дмитриевич крякнул, провёл ладонью по шее и перешёл на заговорщицкий шёпот, опасливо оглянувшись по сторонам:

- Право слово, не для пересудов будь сказано, я Софье Витольдовне и сам отказать не смею, чем она частенько и пользуется, мда-с. Весьма решительного нрава сударыня, а Вы ей, простите, кто будете?

Пришлось уделить ещё пару минут краткому рассказу о том, как меня занесло в дом госпожи Абрамовой. Конечно, история была, что называется, по мотивам, всей правды я, естественно, сообщать не стал, но, самое главное, господин полицмейстер мне поверил и даже позволил помочь следствию. А с другой сторону, что он теряет? На лавры победителя я не претендую, о чём в ходе беседы деликатно намекнул, а в случае провала списать все огрехи на столичного следователя всегда приятно. Мол, не виноватая я, он сам пришёл и всё испортил.

Убедившись, что я не проверяющий из Петербурга, а лицо частное, пусть и заинтересованное, Аристарх Дмитриевич расплылся в улыбке, крепко пожал мне руку, чуть не расплющив пальцы, и пророкотал весенним громом:

- Искренне рад знакомству, Алексей Михайлович. Прошу в дом, Вам ведь, наверное, комнату, где убиенную нашли, осмотреть надобно?

- Совершенно верно, - я вежливо поклонился.

- Так идёмте, - полковник Ягупов прошёл в дом, не удостоив городового, распахнувшего перед ним дверь, даже кивка.

Я убедился, что назначенный мной в художники служивый, пыхтя от усердия и даже кончик языка высунув, старательно копирует на листок замеченные мною следы, и направился следом за полковником. Надо бы ещё попросить, чтобы как следует всё вокруг дома осмотрели, да как бы городовые от усердия и дом по брёвнышку не разобрали. Мне-то, конечно, всё равно, но хозяева вряд ли обрадуются, а у них и без того повод для скорби имеется.

У спальни хозяйки нас встретил ещё один рослый широкоплечий городовой, удивительно похожий на классического былинного богатыря, из тех, что будят проезжего путника ударом палицы и шутки ради меряют на себя обнаруженный на дороге гроб. Ещё и крышкой сверху просят закрыть, мда.

- Аникеев, в комнату никто не заходил? – строго, пожалуй, даже излишне строго вопросил Аристарх Дмитриевич.

Городовой вытянулся, став ещё внушительнее, расправил плечи и гаркнул так, что у меня даже в ушах зазвенело:

- Никак нет, Ваше Высокоблагородие!

Мне некстати вспомнился Мишка Квакин из зачитанной до дыр в детстве повести «Тимур и его команда», который на витиеватое обращение заметил, что, мол, могли бы дурака и попроще назвать. Я прикусил щёку изнутри, подавляя неуместную весёлость, мне, между прочим, надо не улыбкой блистать, а проницательностью столичной удивлять. А её, по закону подлости, в нужный момент может и не оказаться.

- Задержанный где? – продолжил чинить допрос городовому Аристарх Дмитриевич.

- Как Вы и приказали, Ваше Высокоблагородие, в кабинете под охраной, Васильков с него глаз не спускает.

- А подозреваемый?

- В своей комнате, под охраной Орехова.

Хм, интересная градация, задержанный, я так понимаю, супруг убиенной, а подозреваемый кто же? Уж не племянник ли?

Господин полковник меж тем удовлетворился ответами и с всевозможным почтением указал на меня, отрекомендовав:

- Это Корсаров Алексей Михайлович, следователь из Петербурга. Он будет дознание проводить, ему во всём помогать и все его приказы беспрекословно выполнять.

- Будет сделано, Ваше Высокоблагородие! – рявкнул Аникеев и перевёл на меня полный безграничной собачьей преданности взгляд, от которого мне стало неуютно, словно я верный прихвостень кровожадной барыни Салтыковой, не меньше.

Я кашлянул, подавляя смущение. Чёрт, ну не привык я к такому, у нас всё гораздо проще, без лишних расшаркиваний и витиеватостей! Да и преданности такой беспрекословной за всю службу никогда не было, коллеги у меня нормальные мужики, могли и посмеяться вместе, а случалось и по батюшке с матушкой посылали. Не стоит перед собой лукавить: нравилось мне следователем работать. По сердцу словно острым ножом полоснули, я опять увидел бледное неподвижное лицо жены и ухмыляющуюся рожу водилы. В ушах снова загнусавил насмешливый голос:

- Звиняйте, гражданин следователь, на меня у вас ничего нет и быть не может, жёнка ваша пьяная была, сама мне под колёса рухнула, экспертиза это подтвердила.

На мне тогда разом повисли Сашка с Никитой, ещё из коллег кто-то сзади обхватил, иначе бы я этого козла точно грохнул. И, чёрт побери, до сих пор жалею, что не убил его тогда, одной мразью на земле стало бы меньше!

Я встряхнулся, словно окаченный водой пёс, и решительно кивнул не смеющему даже шумно дышать в присутствии начальства городовому:

- Пошли, сначала спальню осмотрим, где убитую нашли.

- Как прикажете, Ваше Высокоблагородие! – гаубицей ухнул Аникеев и чуть приметно перевёл дыхание, радуясь, что никто и ни в чём не стал его упрекать. – Позвольте, Ваше Высокоблагородие, я Вас провожу.

Я кивнул, не желая тратить время на спор и пустые разговоры, всё моё внимание было посвящено изучение пола, на коем пестрели разной степени чёткости следы. Вот же служаки, истоптали всё вокруг, а под ногами ведь самый настоящий паркет, ему же цены нет! Пока историк в моей душе громко возмущался столь варварскому обращению с бесценным паркетом, следователь заприметил уже знакомый по цветочной грядке следок. Едва заметный, поверх него чернел след большого грубого, явно служебного образца, сапога. Так-так-так, и что тут у нас? Я наклонился и прищурился, всматриваясь в едва заметный след. Выходит, незнакомая барыня или барышня, чуть косолапящая на правую ногу, заходила в спальню убиенной. Конечно, это может быть и горничная, но что ей в таком случае делать на цветочной грядке? Спору нет, для наблюдения за спальней барыни пост в цветах самый удобный, но зачем, спрашивается, горничной за своей госпожой шпионить? Барин или племянник попросил? Возможно…