Учение гордых букашек

— Талли не выдаст, — сказал Писарь.

— Да? А я бы выдал. Под пытками под серой башней.

— Я бы тоже. А он не выдаст.

— Тебя, может, и нет, протерпит, но когда пройдет время твоего ухода, меня он сдаст. Может Ирмаку и все равно на эту купель, а может, и нет. Так что кто знает, что парня ждет. А нас путь. В дорогу. Веди.

Жене кузнец сказал, что скоро вернется. Они пошли по уже знакомым Писарю улочкам Гнилья. Оба в бесформенных плащах, с покрытой головой, они походили на двух платяных молей. Никем не узнанные добрались до притона. Клювоносый старик даже не взглянул на них. Обычные посетители. Внутри притона жизнь резко стала куда приятнее. Манхар и Дунхар стояли на том же месте. Манхар скосил голову.

— А где Талли?

— Если захочешь пойти один, заплатишь как за двоих, — сказал Дунхар

— Все по договору. Я привел другого взамен Талли.

— Что ж, тогда пойдем.

С этими словами Манхар и Дунхар провели их вглубь притона к неприметной дверце. За ней расположился огромный склад черного сахара. Тысячи мешков и корзин были полны черных осколков. Рядом с мешками лежали поленья и какие-то сухие ветки.

— Не опасно так хранить? — спросил Писарь.

— Опасно, — ответил Манхар.

— Боишься за сахар?

— Не слишком. Кристаллы жалко будет.

Писарь показал на бежевые светящиеся камни.

— О, они будут рады, если смогут сгореть. Показывайте золото.

Писарь протянул Дунхару горсть золотых зубов. Тот усмехнулся, пересчитал, потряс и удовлетворенно кивнул. В тот же момент Манхар отпер еще люк. Удобная лестница вела вниз. Дунхар слез первый, за ним Фогур. Манхар показал и Писарю спускаться.

— Слушай, ты спросил меня про Талли, а сам ты ничего не знаешь?

— Вы сделали шуму на весь город. Хотя никто и не знает что это ты. Говорят мальчик, который участвовал в краже купели сидит под серой башней и скоро станет рабом с веслом в руке.

Писарь долго смотрел в темноту подземного прохода. Там раскинулись топи, а за ними неведомый мир.

— Я остаюсь, — наконец сказал Писарь.

Манхар хмыкнул, высек искру над трутом и бросил огненный комочек в гущу веток. Пламя занялось.

— Если тебя поймает Крул, будь добр, передай поклон от утопленников. Он поймет.

Братья спустились, Фогур следом. Языки быстро лезли вверх и в стороны. Треск нарастал. Сахар кипел, щелкал, горел синими всполохами.

— Дверь не закрывай, пусть поддувает, — послышалось из люка, перед тем как крышка захопнулась.

Вместе с дымом Писарь выбежал из двери. Некоторые обитатели притона уже почуяли неладное и слезали с лежбищ. С собой они забирали остатки сахара. Другие, одурманенные, не чуяли гари.

— Бегите, бегите живо, — закричал Писарь.

Бледные больные туши потягивались и улыбались. Проходя, Писарь скидывал их на пол. Когда дышать стало невмоготу, пришлось схватить одного из многих и бежать наружу. Клювоносый старик отбежал, от притона и с немым ужасом смотрел на пожар. Писарь бросил свою ношу поодаль от входа и закричал

— Горим! Пожар!

Старик тут же опомнился и подхватил. Писарю пора было убираться.

Писарь выбрал крышу у серой башни, и видел как вспыхивают и гаснут дома. Когда весть только добралась до центра, несколько отрядов стражи выдвинулись к пожару, но вопреки надеждам Писаря, постовые остались у ворот. Пепел черными хлопьями летел в свете фонарей и огня. Оседал на скатах и стенах, устилал улицы. Гнилье боролось с огнем до самого рассвета. Но Писарь уже давно оторвался от огненного зрелища. Он не отводил глаз от серой башни.