Иллюзия преданности

Арри откинул непослушную челку.

— Если все будут спать, кто станет печь хлеб? — задиристо спросил он.

— Так вы штрафники, все трое? — густые черные брови фонарщика попозли вверх.

— Добровольцы, мастер Тибо, — звонко ответил за всех единственный доброволец — Арри. — Добровольно идем печь хлеб для Академии.

— Ну-ну. А вот вам, товарищи добровольцы, не приходило в голову, что если всякий раз выбирать хлеб между свободой и хлебом, то однажды вы обнаружите, что у вас нет ни свободы, ни хлеба? — усмехнулся Леций Тибо.

Арри собрался было что-то ответить, но Терри хлопнул друга по плечу.

— Не связывайся, — шепнул он. — Это провокатор.

* * *

В пекарню они немного опоздали — разговор с фонарщиком съел небольшой запас времени, которого хватило бы на то, чтобы явиться вовремя и переодеться перед работой. Перешагнув порог, Терри уже был готов ко всему, кроме хорошего. Китель он снимал и вешал на гвоздь с четким ощущением, что снимает его перед хорошей дракой. Но Келва не оправдал его ожиданий. Записав их имена в журнал дежурств, техник сухо приказал заняться делом.

— Никого из вас учить не надо, а? — жестковато поинтересовался он, обращаясь к Арри. Тот покачал головой. — Ну вот и прекрасно. Надо замесить и сформовать хлеба на первую партию. К дежам — бегом марш! И чтоб никаких разговоров за работой. Хлеб тишину любит.

Бегом или не бегом, но в пекарне не особо поговоришь. Особенно когда говорят чугунные формы, жестяные противни и гулко поет свою дикую песню огонь в печах. Свободных рук мало, еще меньше времени на то, чтобы ротозейничать, а работы много. На какое-то время Терри потерял Аннели из виду. Только что была тут, стояла у стола и обминала податливый комок пшеничного теста. Только утер рукавом пот с виска, глянул — уже и нет ее нигде. А тесто на месте осталось. Подхватил за ручки жестяной противень и направился к печам, там увидел Арри с прилипшей ко лбу челкой.

— Аннели не проходила? — выдохнул Терри.

Арри подцепил крюком задвижку на дверце и толкнул, открывая жаркий зев печи.

— Я тебя-то минуту назад не видел за расстоечным шкафом. Но пока Келва на виду, я за вас спокоен.

Они вместе переставили горячие прямоугольные формы в печь, закрыли заслонку и Терри обессиленно упал на трехногий табурет рядом с бадьей холодной воды. Зачерпнул полный ковшик и жадно припал к нему губами. Вода была такой ледяной, что ломило зубы. Пить ее было невыносимо, не пить — невозможно.

Арри оперся на деревянный черенок ухвата.

— Ты веришь в то, что здесь еще какие-то собрания успевают проводить? — с сомнением спросил он.

— Я верю всему, что Аннели рассказала, — просто ответил Терри. — Не вижу причин, зачем бы она лгала мне.

Тыльной стороной ладони Арри убрал мокрые волосы со лба.

— По пути сюда я пытался выяснить, как и когда и с кем Келва проводит эти собрания, если все вкалывают до рассвета у этих печей, как демоны в Бездне.

— И что выяснил?

— В том-то и дело, что ничего! Если бы ей было что ответить, она бы не отмалчивалась.

— Если бы я плохо тебя знал, решил бы, что ты ей не доверяешь, — сказал Терри примирительно улыбаясь.

Лицо Арри ожесточилось, как часто бывало в последнее время.

— Судя по всему, ты и впрямь плохо меня знаешь.

Рядом с дубовой бадьей для воды тут же появился Келва, будто нарочно караулил, когда штрафник на минутку расслабится, чтобы поймать с поличным. Взял ковш из рук Терри и вылил на камни в чугунной миске — дать пар для только что посаженного в печь хлеба.

— Прохлаждаемся? — с холодцой в голосе поинтересовался мастер, стягивая с плеча кусок холстины. Тщательно вытер руки. — Ведем философские беседы у камелька?

Терри молча натянул толстые варежки и начал сгружать на противень горячие формы для новых буханок. Арри так быстро себе занятия не подыскал, потому Келва переключился на него:

— А ты, доброволец, предпочитаешь, чтобы тяжелую работу кто-то другой выполнял, да? Присутствуешь, но уклоняешься, да? Зачем ты здесь, доброволец? Можешь сформулировать четко и ясно?

Терри выпрямил спину и сжал кулаки в толстых горячих варежках. Его щеки пылали огнем — печи щедро делились жаром, но гнев добавил градус, и сейчас Терри ощущал себя раскаленным до звона керамическим сосудом с сосущей черной пустотой внутри.

— Он не обязан это выслушивать, — будто сам с собой начал говорить Терри. В глаза техника он старался не смотреть, чтобы не потерять хрупкое самообладание. — Он пришел помочь и не обязан отвечать на обвинения.

— На тестомесе нам помощник нужен, а добровольцев не хватает, все с ухватами стоят. Пойдешь? — прищурился Келва.

Арри застыл, разглядывая техника, будто увидел впервые. Терри оставил противень с тяжелыми формами и толкнул друга в плечо.

— Идем.

Тот покачнулся, но не двинулся с места.

— А ты, аристократ, то, что начал, не бросай. Думаешь, сразу найдется тот, кто за тобой доделает, подхватит? Зря ты так думаешь. Доброволец идет на тестомес, а ты обминай тесто и закладывай в формы. И чтобы никакой философии я от вас больше не слышал.

Терри вернулся, схватил противень за вогнутые ручки и потащил к столу. Он был уверен, что Арри идет следом, но, когда подошел к столу, оглянулся — и обмер. Арри не двинулся с места. Больше того: он что-то горячо говорил технику, а Келва молча выслушивал, продолжая механически вытирать и без того чистые сухие руки полотенцем. Место Аннели по-прежнему пустовало, правда, и куска теста, которое она бросила, уже на столе не наблюдалось.

Разве могла она вдруг уйти из пекарни, даже не предупредив?

Терри огляделся в поисках светлой шевелюры. Может, он начинает сходить с ума из-за вечной тревоги и дурных подозрений? Может, весь мир сходит с ума, если даже Арри начинает искать в ее словах ложь и какие-то мотивы?

И тут все, кто был в пекарне, повернули головы на отчетливый звук пощечины. И Терри тоже.