Л. Н. Толстой. В поисках истины (по дневникам писателя)

1888 год

Дневник, 25 ноября 1888 г., Москва, т. 50, стр. 5.

Пошел ходить, хотел исполнить долг и опять помешало. Встретил Стороженко[45] и он стал ходить со мной, рассказывал о своей лекции, предполагаемой, о пессимизме и о том, религия утешает ли? Я сказал ему, что если бы он определил, что религия и что пессимизм, то он не думал бы об этом. Все праздная болтовня. Я разгорячился и доказывал ему, что он фарисей и дармоед. Ему ни по чем… Грустно было вчера, хотелось умереть, чтоб уйти от нелепости, которую настолько перерос. Разумеется, вся вина в том, что не работаю, да боюсь. Начать излагать, когда не требует этого Бог – дурно и не сказать что знаешь – дурно. Помоги мне Боже, Отец. Люблю обращаться к Богу. Если бы не было Бога, то хорошо уже это обращение в безличную пустоту. В таком обращении нет слабостей тщеславия, человекоугодничества: расчетов, от которых почти невозможно отделаться, обращаясь к людям. Так помоги мне, Отец!

Дневник, 3 декабря 1888 г., Москва, т. 50, стр. 9.

Встал рано, сходил, купил колун, наколол и затопил печи, иду завтракать. – Читал, был Шенбель[46], умный старик. Привез статью о дешевом хлебе. Он прав. Прекрасно сказал мне о молитве: Бог есть закон правды. И его умолить нельзя. И другое о том, что если нет сил гореть и разливать свет, то хоть не застить его.

Дневник, 17–18 декабря 1888 г., Москва, т. 50, стр. 15.

Упадок нравственный во мне… Что-то уж очень глупо (спал дурно), колол дрова, убрал, иду завтракать. Отец, помоги мне – мне кажется, что я падаю.

Дневник, 30 декабря 1888 г., Москва, т. 50, стр. 18.

… Пришел Немолодышев[47]. Сердит, злопамятен и мелочен. Говорили о внешнем и мелочах. Он оставался при своем, потом сказал о своей тоске, беспомощности, одиночестве и страхе смерти, я узнал себя и мне стало жалко его; я сказал: молитесь Богу, т. е. найдите ту точку, в которую смотреть помимо людей. Он понял.