Л. Н. Толстой. В поисках истины (по дневникам писателя)

1889 год

Дневник, 2 января 1889 г., Москва, т. 50, стр. 19.

Уныло начал новый год. Читал Robert Elsmere[48] – хорошо, тонко. Маша с Пошей расстроены[49]. Трудно становится. И просвета нет. Чаще манит смерть. Отец! Помоги, настави и прими.

Дневник, 18 января 1889 г., Москва, т. 50, стр. 24.

Рано, колол дрова. Пришел молоканин из Богородского[50]. Читал наверху, пришел Теличеев[51] с другим господином просить ходатайства за высылаемую гувернантку. Скверно себя вел с ними. Без любви к ним и с нетерпением и болтовней. До этого еще прочел в Русской Мысли в статье Шелгунова[52] о себе и позорно печалился. Да, да, да, необходимо бросить всякие затеи писать и что-то для себя делать, а блюсти одно: готовность к оскорблению и унижению – смирение и заботу одну о возможности добра другим. – Да, помоги, Отец!..

Дневник, 12 февраля 1889 г., Москва, т. 50, стр. 36.

Отец, помоги мне, не переставая радоваться, исполняя в чистоте, смирении и любви волю твою.

Дневник, 10 марта 1889 г., Москва, т. 50, стр. 48–49.

Нынче вот и думал: как возбуждать эту любовь к любви и т. п. Есть одно всемирное, всем известное и до неузнаваемости изуродованное средство: молитва. Обращение (следовательно, внимание к тому) к самому святому в себе (выдвигание его вперед). Святое же во мне есть святое во всех, есть святое в самом себе, есть Бог. Да, молитва сильнейшее средство и единственное, молитва, как вызывание в себе лучшего, что есть, и приучение себя жить им.

Дневник, 11 марта 1889 г., Москва, т. 50, стр. 50.

Обедали Сухотин и Соловьев[53]. С Соловьевым хорошо говорил. Он придает догматам значение принципов… А я говорю: я отрицал молитву, а теперь признаю.

Дневник, 24 марта 1889 г., Спасское[54], т. 50, стр. 56.

Ночью разбудила боль – очень сильная, пот капал, и рубаха смокла. До 5 часов от 2-х. Пробовал молиться. Мог. Встал поздно. Все ноет. Вчера и 3-го дня еще не мог вызывать в себе высокое, твердое в Боге в духе состояние. Как будто набегало сомнение. Не мог молиться. Не то, чтобы сомнение, т. е. опровержение истины христианской жизни, а отсутствие веры живой в нее.

Дневник, 25 марта 1889 г., Спасское, т. 50, стр. 57.

Устал я и не хочется писать. И не надо. Молиться надо с утра, прося Бога о хлебе насущном, т. е. о деле Божьем для себя, о работе для Бога. Дай, Господи.

Но и так хорошо.

Дневник, 26 марта 1889 г., Спасское, т. 50, стр. 57.

Молился богу и кроме того себе говорил: помни, что: – что жизнь твоя есть только исполнение воли Бога в чистоте, смирении и любви. Все вне этого не жизнь.

Дневник, 14 апреля 1889 г., Москва, т. 50, стр. 67.

Да, молитву, которую напишу на ногте: Помни, ты работник дела Божьего.

Дневник, 19 апреля 1889 г., Москва, т. 50, стр. 69.

После обеда начал читать. Началась боль и очень болело до 11. Переносил порядочно. Как странно, что во время боли – хуже молиться и готовиться к смерти, чем без нее. Читал W[orld's] A[dvance] T[hought] и Univ[ersal] Republic[55]. Созревает в мире новое миросозерцание и движение и как будто от меня требуется участие, провозглашение его. Точно я только для этого нарочно сделан тем, что я есмь с моей репутацией – сделан колоколом.

Отче, помоги мне. Если такова воля Твоя, буду делать.

Дневник, 27 апреля 1889 г., Москва, т. 50, стр. 75.

У Дьякова[56] посидел. Дома толпа праздная, жрущая и притворяющаяся. И все хорошие люди. И всем мучительно. Как разрушить? Кто разрушит? Много молился, чтоб Бог отец помог мне избавиться от соблазна.

Дневник, 29 апреля 1889 г., Москва, т. 50 стр. 76.

Думал: в Учении XII Апостолов сказано: одних обличай, за других молись, а 3-х люби больше души своей. По моему надо так: одним, сострадая, помогай, других, молясь за них, обличай, третьих люби больше души своей.

Дневник, 1 мая 1889 г., Москва, т. 50, стр. 78.

Сейчас заходил Сережа[57] проститься. Так грустно, что я далек с ним. А его надо обличать, молясь за него. Прости меня.

Дневник, 6 мая 1889 г., Тула, т. 50, стр. 79.

Постыдный спор с учителем[58] у Раевских[59]. Все от того, что без молитвы – без мысли о воле Бога, начал говорить. Да, все, все надо делать с молитвой. Как и говорили старцы, только не с словесной молитвой, а с мыслью о Боге и его воле.

Дневник, 15 мая, 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 82.

Писал об искусстве. Все в заколдованном кругу верчусь. Прошелся… Научи меня, Господи. Да где помогать, когда сам плох. Мне помоги или вместе, друг через друга. То самое, что и делается. После обеда убрал вещи, сходил на Козловку[60]. Так славно почитал Евангелие в кругу мужиков.

Дневник, 19 мая 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 83.

Устал очень. Я стал ослабевать в служении Богу. Помоги мне, Отец. С Машей[61] шел, говорил твердо, радостно. Имея такого друга, я смею еще жаловаться.

Дневник, 5 июня 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 91.

Да, во все покои добрые двери отворяются внутрь. Наружу отворяются с размаху двери в бучило. – Я плох очень. Отче, помоги мне! Так ничего и не делал.

Дневник, 6 июня 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 92.

Проводил юношу. Он добрый. Я говорил ему слишком много, надо бы формулировать, что и что ему нужно. Надо бы так: 1) Понимать свою жизнь только как служение, и потому, не заботясь о своих силах, об уменьшении или увеличении их, служить теми силами, какие есть. Это раз. 2) молиться – Отче наш, т. е. чаще становиться в условия, где нет заботы о людях, а только о Боге; и 3) (пустяки) уменьшать требования от жизни – не было чтоб прислуги, не проживать денег – та же прислуга.

Дневник, 18 июня 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 97.

Утром записал мысли об Отче наш. Написал их Черткову[62].

Дневник, 20 июня 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 98.

Встал в 6 и пошел пахать. Очень приятно. Торопился, чтобы вернуться во время и к завтраку, и к обеду, но не миновал злобы. О, Господи, помоги мне любить, обличать любя и молясь.

Дневник, 16 июля 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 107–108.

Взялся было за работу, Крейцерову Сонату, не идет. Спать тоже не мог: все думал. Как бы надо поступить? И все не то. Надо думать только о нынешнем часе, чтобы исполнить волю пославшего. Молился, и молитва уяснила. Да, жить, исполняя без конца, без цели, а только по указанному Им направлению. Думал: какое удивительное дело – неуважение детей к родителям и старшим во всех сословиях, повальное! Это важный признак времени; уважение и повиновение из-за страха кончилось, отжило, выступила свобода. И на свободе должно вырасти любовное отношение, включающее в себя все то, что давал страх, но без страха. Так у меня с одной Машей. Боюсь говорить и писать это. Чтобы не сглазить, т. е. не разочароваться…

После обеда сидел дома, пришли 5 гимназистов[63], я поговорил с ними недостаточно серьезно… Ходил и думал о молитве, как надо молиться. Лег поздно.

Дневник, 30 июля 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 115.

Встал позднее. Ходил купаться. Думал: довольно неготовому первых слов молитвы Отче наш, именно: Отче наш иже еси на небеси, да святится имя твое – т. е. сознание того, что свята одна любвь. Это не даром первое прошение: это первое условие божеской жизни. Прежде надо помнить, знать, что свята одна любовь, а потом, уж будучи пропитанным любовью, можно желать пришествия Царства Божия. Только любовью, только любовно можно достигать Царства Божия. Это все равно, что прежде всего надо наточить косу, а потом уж косить. Как я это горьким опытом узнал. Царство Божие не придет, не придет, если не достигать его любовью.

Дневник, 18 августа 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 123.

Ходил один за грибами. Молился. Хорошо было на душе.

Дневник, 29 августа 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 130.

Если я знаю несомненно, что мне хорошо и все придут, рано или поздно, туда, где я, и вижу, что люди идут прочь туда, где им дурно и будет хуже, как я могу сердиться на них? Одно, что я могу – жалеть. Научи меня, Отец, поступать, как ты: жалеть, делать и ждать. Пришел домой и то, что так ясно и радостно казалось в мыслях, оказалось трудно. Я прилег. Соня пришла и говорит: как мне скучно! Жалко ее, жалко.

Дневник, 4 сентября 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 134.

Помоги Бог до отъезда[64] хорошо вести себя – не отчаиваться, а делать любя и ждать, не тревожась.

Дневник, 11 ноября 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 177.

Утром ходил гулять. Молился и думал: Мое недовольство жизнью от того, что я забываю, что я не хозяин, а работник. Чтоб мне было хорошо, мне надо исполнять волю хозяина.

Дневник, 1 декабря 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 186–187.

Вижу, разумом вижу, что это так, что нет другой жизни, кроме любви, но не могу вызвать её в себе. Не могу ее вызвать, но зато ненависть, нелюбовь могу вырывать из сердца, даже не вырывать, а сметать с сердца по мере того, как она налетает на него и хочет загрязнить его. Хорошо пока хоть и это, помоги мне, Господи…

Господи любви, помоги мне быть совершенным, как ты. Помоги или возьми меня прочь, уничтожь, переделай из меня что-нибудь не такое поганое, злое, лживое, жадное ко всему дурному и к похоти и к похвале, изгаженное существо – помоги мне или уничтожь совсем. Думал…

В ту самую минуту, как хотел записать, что думал, пришла Соня и стала говорить дурное о Кате и Маше[65] и прервала меня… Господи разума и любви, помоги мне.

Думал: нет спасения, пока не возненавидишь себя, потому что, пока не возненавидишь себя, не полюбишь других.

Дневник, 3 декабря 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 189.

Записал себе в книжечке так: Верю, что мне поручены и дело Твое и сила Твоя. Дело ж Твое в том, чтобы проявить Тебя в себе и в мире. В одном этом моя жизнь.

Дневник, 6 декабря 1889 г., Ясная Поляна, т. 50, стр. 189.

Верю, что во мне сила Твоя, данная для исполнения дела Твоего. Дело же Твое в том, чтоб преувеличить силу Твою в себе и во всем мире.