Удав и гадюка

* * *

Спустя две недели, Брасо-Дэнто

Филипп постучал пальцами по подоконнику, разглядывая сквозь полуциркульное окно Брасо-Дэнто – город, которому он отдал всю свою долгую жизнь. За окном стояла лютая зима. По улицам с заунывным и дурным воем гнал поземку ветер. Уже с неделю сыпал снег, и город напоминал большой обледенелый сугроб, по которому бродил замотанный в многослойное тряпье люд. Хлопающие порывы ветра стелились по мощеным дорогам и сбивали с ног.

В замке было очень холодно, холоднее, чем в склепе, и даже вампиры ходили в шерстяных плащах, под которые натягивали всю имеющуюся у них одежду. Смертников, прибывших в подземелья из городской тюрьмы, старались выпивать быстро, в тот же день, иначе был риск наутро обнаружить несчастных уже закоченевшими, со льдом в жилах.

Со вздохом Филипп покинул спальню, чтобы спуститься в кабинет, где пропадал целыми днями. Выдыхая пар изо рта, он прошел пустующую спальню Йевы, затем гостевые покои, где когда-то жил Уильям, и резко остановился. Не в силах бороться с собой, граф смерил тяжелым, больным взглядом следующие две комнаты, наглухо запертые уже четыре века… Время от времени, когда он покидал замок, управитель заходил в них для уборки, чтобы потом запереть их снова. Связка ключей на поясе призывно звякнула, а рука дрогнула от секундной слабости. Однако, опомнившись, Филипп мотнул головой и пошел прочь как можно быстрее. Работа ждала, и он устремился к ней, как к любимой женщине, желая отвлечься от жутких воспоминаний и ошибок прошлого.

В конце осени он вернулся из самого северного города Солрага, Амма. Там Стоохс, захватив Амм, пытался закрепиться в нем и продвинуться дальше, но был выдавлен конницей солров. Оказавшись без провизии, войскам неприятеля пришлось спешно – не без потерь – отступить к своим границам, и война закончилась. Закончилась до весны, пока оттепель не обнажит укрытые сугробами тропы. Тогда Стоохс вернется мстить за смерть своего самонадеянного военачальника, графа Даббли фон де Ларгоона, которого Филипп прилюдно обезглавил, словно взбесившегося пса. О пощаде жарко молили, бросались в ноги и обещали богатый выкуп. Смели попрекать бесчестием. Но враг не будет уважать, если выказывать слабость и отступать, – это Белый Ворон надежно усвоил за долгие годы.

Зайдя в пустой кабинет, граф опустился в любимое кресло и стал просматривать журналы. Поток корреспонденции во время сезона Граго резко прекращался и возобновлялся лишь по весне, так что это время Филипп всегда проводил за анализом, спокойным и вдумчивым.

Ближе к полудню в помещение вошел зрелый мужчина в шерстяном плаще, подбитом волчьим мехом.

– Господин, – поклонился Базил Натифуллус.

– Да, Базил?

– Капитан Рэй Мальгерб интересуется, когда вы будете готовы выехать на кобыльи конюшни для проверки.

– Завтра с утра, – произнес Филипп, перелистывая плотные желтые страницы с записями из Далмона.

– Как скажете, – откланялся управитель и исчез в коридоре.

Филипп уже собрался было вновь провалиться в цифры, как услышал звук рога. Нахмурившись, он убрал журнал и подошел к окну. Во внутренний двор въезжал Горрон де Донталь, который уже поднял голову к кабинету и лукаво улыбался, скинув капюшон.

Вскоре бывший герцог, в красном кафтане, с идеально выбритым подбородком и хитрыми, плутоватыми глазами, обнялся со своим родственником и сел на кушетку. Как только дверь за слугой закрылась, улыбка с лица Горрона сползла столь стремительно, что сразу стало ясно: произошло что-то нехорошее.

– Ты был прав, Филипп, – сказал он.

Сердце графа сжалось в предчувствии беды.

– Вы были в Ноэле?

– Да, – кивнул герцог. – И то, что я там выяснил, как и результат общения с Мариэльд на суде, тебе не понравится!

– Я тоже кое-что узнал. Взгляните!

Филипп быстро закатал рукав черного шерстяного котарди и протянул запястье. Горрон медленно прокусил кожу и втянул кровь. Ожидание длилось долго. Филипп наблюдал, как мертвенно-бледное лицо родственника, который был мыслями в его воспоминаниях, менялось. Тревога в глазах все росла и росла, пока наконец Горрон не оторвался от руки. Он был так взволнован, что даже не удосужился протереть рот платком, а лишь небрежно мазнул по губам пальцами.

В безмолвии он подошел к окну, отодвинул тяжелый край бордовых гардин и всмотрелся куда-то в даль, за город, на укрытые под сугробами поля озимой пшеницы.

– Все это очень интересно… Все сходится. Так слушай! Начну, пожалуй, с единственной хорошей новости. Наш Юлиан умудрился по весне убить ноэльского левиафана, даже двух.

– Левиафанов? Двух? – Филипп слыхал рассказы о глубоководном чудовище, поднимающемся на поверхность раз в пятнадцать лет.

– Да, да, двух! Демон проснулся на год раньше положенного, породив дитя. Сам понимаешь, чем это грозило обернуться для морской торговли.

– Как он это сделал?

– Он же рыбак, – герцог усмехнулся и почесал подбородок. – Наловил ядовитых медуз где-то в море и под видом рыбы скормил. Я видел скелет детеныша, его приволокли на площадь к храму Дюжей и теперь используют для подношений местному богу моря Осте. Десять васо, Филипп. Десять! И это детеныш. Мать осталась покоиться на дне бухты, и поговаривают, что ее размер был много больше. Безумие, восхитительное безумие… – Снова усмехнувшись, он продолжил: – Но на этом добрые вести кончаются. Я прибыл в Ноэль в начале лета, даже ближе к середине. Особняк пустовал – все разъехались. Майордом был глух и нем, его не брали ни подкупы, ни угрозы. Мне пришлось выждать какого-нибудь слугу в тисовой рощице рядом с особняком и осушить. У Мариэльд своя игра, Филипп…

– Что случилось?

– В свете того, что я увидел из твоих воспоминаний, я уверен: именно мое путешествие в Ноэль и стало первопричиной отбытия графини из имения.

– Летэ предупредил Мариэльд?

– Да, я узнавал у него! И спустя пару дней, как Летэ известил Мариэльд о том, что у нее скоро будут гости, в Цветочный особняк явился фальшивый посланник с таким же фальшивым письмом.

– Какой посланник? – нахмурился Филипп.

– Давай начнем с письма, а там доберемся и до гонца. Когда Юлиан по весне уехал на несколько дней в Лорнейские врата для подготовки к ярмарке, прибыл человек с бумагой из Элегиара. Содержания я, увы, не узнал. Однако в тот же день Мариэльд и учитель Юлиана, Вицеллий, который обучал его расиандскому языку и веномансии, отправились гулять вдоль берега. Чуть погодя раздался крик. Два стража на задних вратах кинулись на помощь. Вскоре показался Вицеллий с Мариэльд на руках, та истекала кровью и не могла пошевелить даже пальцем.

– Ксимен?

– Да, ксимен… Чуть позже Вицеллий собрал всю взволнованную прислугу и охрану у дома. И… ничего.

– Как это ничего? – не понял граф.

– Вот так! После того как этот учитель сказал, что «ничего не случилось», все разошлись по своим делам и никто больше не обсуждал происходящее. Видишь ли, какая штука… – Горрон усмехнулся. – Слуга, которого я выпил, все видел, но потом забыл это. Но кровь… кровь все запомнила! Единственное, что не смог скрыть Вицеллий, – двух пропавших стражей.

– И все это когда Уильяма не было в доме.

– Да! Еще пару дней графиня не покидала спальню, а Вицеллий не покидал ее. Это теперь я понимаю из твоих воспоминаний, что в тот момент веномансер, который попытался спастись и отравил графиню, был заменен демоном. Но тогда я лишь вынашивал смутные догадки о переселении душ… И потому ночью прошел вдоль берега, мимо особняка, туда, где все случилось. Я ничего не нашел. Сначала ничего не нашел… Но спустя два дня поисков я со слугами обнаружил тела, спрятанные очень глубоко в можжевеловом лесу, под поваленными деревьями. Их за пару месяцев обглодало до костей зверье, но по одежде было понятно, что в этой груде лежат два стражника и какой-то незнакомец. Впрочем, коричневое платье и табард этого третьего мне кое-кого напомнили.

Горрон умолк и обратил испытующий взор в сторону родственника.

– Пацель?..

– Да, – кивнул герцог. – А тела двух стражников, что бросились на помощь, были переломаны так, Филипп, будто их отделали бревном: доспехи продавлены со всех сторон и искорежены.

– А что с посланцем из Элегиара?

– Я стал выяснять, решив, что поводом к случившемуся послужило это письмо. Пришлось подкараулить самого майордома Кьенса, который принимал гонца, и осушить его.

– У вас начнутся большие проблемы с Мариэльд… – осторожно заметил Филипп. – Вы вмешиваетесь в ее жизнь. Это серьезно. Это нарушение законов совета, а Летэ подобного не любит.

– Да, я перешел черту, как и ты, мой друг, но Мариэльд это сделала еще раньше. С последствиями мы будем разбираться позже! А пока слушай! Письма для Лилле Аданов доставляют всегда в Луциос, а уже оттуда плении отправляют местного гонца в особняк. Так вот, послание доставил местный гонец. Я нашел его. Оказалось, к гонцу накануне вечером явился наш знакомый Пацель, уже дряхлый старик, и заплатил большим золотом, чтобы он сразу же отправился с врученной тубой якобы из Элегиара к графскому семейству.

– Уильяма увезли на Юг… – Филипп вспомнил слова императора Кристиана о том, что рыбак там, где ему уже положено быть.

– Да. В Элегиар. Мы опоздали! Он отбыл в сопровождении демона под личиной учителя на Юг. И у меня есть страшные опасения. Мне кажется, Юлиан и не должен вернуться: ему, по их задумке, предстоит сгинуть там, чтобы снять с графини все подозрения. Понимаешь? Если он пропадет на Юге, то никто не сможет подкопаться под графиню, оплакивающую любимого сына, так выстраданного ею. А ведь она должна была понимать, что я ехал к ней не просто так, а по твоей старой просьбе – все разузнать. И я, будучи Горроном де Донталем, быстро бы размотал ее клубок интриг! Я бы обязательно обсудил с молодым Лилле Аданом все, что случилось на суде, он ведь, думаю, до сих пор пребывает в неведении касаемо некоторых событий. Поэтому она сделала все разом: и осуществила свой пока непонятный нам план, и замела хвостом следы, как лиса.

– А глава пока не сможет найти Уильяма, – забеспокоился граф.

– Да, не сможет, – согласился Горрон. – А когда начнет чувствовать его, то станет слишком поздно.

– Зачем Уильям понадобился ей?! Столько ресурсов потрачено. Наемники с Юга, Зостра ра’Шас, использование клятвы Летэ на суде, исцеление родной матери Уильяма, тридцать лет выжидания и связь с неизвестными демонами. Зачем?

– Погоди, погоди. Это еще не всё…

– Что еще? – мрачно нахмурился Филипп.

Горрон тоже нахмурился. Он объединил в своей памяти воспоминания графа и теперь для него все сложилось.

– Харинф, о котором рассказывал тебе Зостра, умер в 2119 году, а Пацель стал захаживать в гости к Мариэльд в конце этого же года. Это первое. И второе, – Горрон прищурился. – Знаешь, кому достался дар Лагота Валорира?

– Нет.

– Генри из Влесбурга. Генри, которого спас от нищеты некий старик с белоснежной бородой, оплативший его обучение и проживание. Его спас Зостра ра’Шас!

Филипп смолчал, но лицо его вытянулось, он сложил руки на груди и встал рядом со своим родственником. Два серебряных кольца с черным агатом, простеньких и неказистых, матово блестели в лучах солнца.