Клинок Гармонии

— Возьми себя в руки, кусок дерьма! — прокричал я, усевшись на ослабевшую тушу сверху и схватив его за шею, в то время как вторая рука улеглась на лицо с угрожающе выставленным большим пальцем на уровне глаз. — Я хочу помочь Харуне и собираюсь сделать все для этого возможное, а ты прямо сейчас путаешься под ногами и ноешь как сука!

— Да что она для тебя вообще значила? — пробормотал он. — Ты это делаешь только ради себя одного, лицемерная мразь!

— Ашидо! — прокричал я, дополнительно ударив придурка в лицо. — Лаффи была частью нас! Она была не просто твоей шлюшкой-подружкой, а частью одной семьи, которую мы зовем «Спектром» — она была личностью! Я делаю это не ради тебя, не ради себя, а ради нее, потому прямо сейчас, несмотря на твой мразотский гон, я собираюсь продолжить попытки вернуть ее в мир живых, но если ты еще хоть раз подумаешь броситься на меня с мечом — я сразу убью тебя, не поведя и бровью! Ты понял?

— Убей — если это не пустые слова, — фыркнул он, после чего демонстративно плюнул мне в лицо кровью.

— Какой же ты все-таки даун, — тяжело вздохнул я, отпустив Ашидо из собственных лап.

Сейчас, когда весь пар выпущен и кости обидчика переломаны, я могу мыслить здраво, ведь этот спонтанный всплеск эмоций, который очень опасен для шаткого рассудка, не может мной управлять — да, так и есть. Всем присутствующим и без объяснений понятно, что потеря Лаффи стала для молодого парня спусковым крючком, и сейчас он сам не понимает, что творит, особенно в отношении меня. Как бы того не хотелось, я запомню все сказанное и сделанное сегодня, что послужит огромным минусом в будущих переговорах, но тем не менее — прощу.

— Хорнет, — окликнул я стоящую рядом девушку, убирая с лица постыдное пятно.

— Д-да? — отстраненно промямлила она.

— Проследи за тем, чтобы Ашидо больше никому не навредил — отрежьте ему руки и ноги, если придется. Сейчас мне нужно сконцентрироваться на Лаффи, пока ее смерть еще не подтверждена.

— Сделаем все возможное, Илия, — подтвердила она.

— Спасибо, — напоследок сказал я.

Честно говоря, вся мотивация что-либо делать внезапно пропала, но, вопреки собственному нежеланию, я взял себя в руки и выхватил из кармана «Энтропогранум». Бросив устройство в воздух посреди коридора, сразу же вошел в открывшийся перед всеми портал, значительно отличающийся по своей природе от того, что создает Войд — не только цветом, но и свойствами.

***

Шагнув по ту сторону пелены с темно-фиолетовым обрамлением, я оказался в самом близком для меня месте на всем белом свете — в собственной лаборатории посреди безграничной Бездны. «Энтропогранум» служил ключом, открывающим портал лишь в одну точку и возвращающий своего владельца обратно туда, откуда он вошел, и выглядело это устройство как обычный резной кубик, помещающийся в ладони, сделанный из энтропита, который по сути своей был ничем иным, как кристаллизованным энтропиумом, больше смахивающим на легкий металл.

Когда-то в этом месте проводились долгие опыты и эксперименты, а сейчас лаборатория пустует, и труп ее хозяина лежит в самом центре одинокого островка посреди мрачной и молчаливой Бездны. Здесь все существует вне времени, ведь даже спустя восемьсот лет мой труп так и не разложился, что натолкнуло на идею о том, как поступить с Лаффи, однако на фоне неопределенности существует ряд нюансов — теории подтверждаются только на практике.

Недолго думая над собственной идеей, я начал собирать личные вещи, а следом за ними захватил алхимические очки и ящик лабораторных принадлежностей, среди которых были склянки с чистой жидкой эссенцией. Будние дни грамотного лекаря давно минули, но способность вытаскивать людей из таких передряг, которые смертным даже не снились — не растерялись.

Таким образом в арсенале алхимика в отставке оказались все привычные средства защиты, потому я мог без задней мысли спокойно вернуться в медпункт, дабы провести над безжизненным телом ряд манипуляций, которые не обещали быть плодотворными, гарантируя лишь сохранность тела.

***

Покинув лабораторию тем же путем, я вновь оказался посреди коридора крыла «А», где находились все те же люди в тех же самых позах с теми же самыми выражениями лица, словно не прошло и пары секунд, как я вернулся — именно за это можно любить отдаленные уголки Бездны. Не тратя ни секунды на разговоры, я спешно вошел в комнату, где находилась Лаффи. К этому моменту мои «коллеги» уже успели подключить девушку к аппарату искусственной вентиляции легких, однако никто из них не решался совать руку в кучу мяса ради того, чтобы та однажды смогла вдохнуть сама хотя бы единожды.

— Почему никто не делает массаж? — наехал я на них с ходу.

— Илия, это бесполезно, — вздохнула Юмико, — она даже под ИВЛ не подает признаков жизни. Что мы можем с этим поделать?

— Давай, — выкрикнул я, закинув на стол вблизи с кушеткой увесистый ящик, а затем сразу же уселся рядом с Лаффи, — открывай ящик, бери малый шприц и ищи пробирку с красной жидкостью — на ней написано «Vitae essentia».

— Что ты задумал? — оторопела она.

— Джозеф, перчатки, — скомандовал я, на что получил мгновенную реакцию в виде требуемых перчаток.

Разорвав упаковку и натянув на левую кисть защитный слой резины, я тотчас запустил руку внутрь дыры в животе, проталкивая ее как можно дальше к сердцу, минуя при этом плотный слой внутренностей, пока не добрался до цели. Крепко схватившись за сердце, я принялся делать гармоничные сдавливающие движения, имитируя привычное сердцебиение, тогда-то на мониторе мелькнул пульс.

— Нашла? — окликнул я Юмико.

— Тут много красных пробирок! — прокричала она, затерявшись всего лишь в трех склянках.

— Самая яркая в первом ряду, — подсказал я. — Джозеф, подай из этого же ящика очки, нацепи мне их на голову!

— Да, мастер Кишин! — подхватил он, выхватив их с самого видного места, после чего принялся старательно натягивать их мне на голову.

Эти очки не были простыми — они показывали уровень и тип содержащийся в чем-либо эссенции. С их помощью я мог определить то, насколько жива Лаффи и жива ли она вообще, а следом за этим простроить оптимальный вариант восстановления. Едва в глазах мелькнул фиолетовый тон линз, я уже мог увидеть то, насколько все плохо, однако среди одного большого «плохо» ясно виднелось одно маленькое «хорошо».

— Ее мозг все еще жив! — подметил я, взглянув на уровень содержащейся в теле эссенции. — Юми, набери в шприц двадцать две сотых миллилитра и подай мне!

— Да, сейчас! — откликнулась она, тут же схватившись за пробирку и вставив в нее иглу через резиновую затычку.

Когда все было готово и в правой руке оказался наполненный нужной эссенцией шприц, я слил лишние сотые миллилитра, будучи готовым всадить иглу.

— Какая у нее группа крови? — уточнил я, продолжая массировать сердце.

— Третья отрицательная, — подсказал Джозеф.

— Отлично, возьмите ручную помпу и жгут, будем переливать.

— Кто будет донором? — замешкалась Юмико, не понимая, в чем вообще состоит моя идея.

— Я, — ответ был однозначен, и исходил он из уст стоящей за нашими спинами Хорнет, — у меня универсальная группа — давайте.

В условиях скоординированной командной работы мы могли добиться удивительных результатов. Уже через минуту дрожащая от напряжения Хорнет сидела на стуле с катетером в вене, будучи готовой к переливанию, но в такой патовой ситуации, когда у реципиента отсутствуют руки, пришлось всадить игру прямо в сердце, пробив грудную клетку.

— Приступайте! — скомандовал я, притом сам в это время старательно целился иглой шприца с эссенцией в трубку, дабы совместить между собой кровь Хорнет и жидкую «жизнь».

— Пульс слабый, дыхание стабильное, изменений не наблюдается, — держала в курсе Юмико, мониторя изменения на экране, пока Джозеф старательно качал кровь ручной помпой.

Я прекрасно знал, что делаю и какие у этого будут последствия для человека в предсмертном состоянии, но совсем не ручался за результат в случае с практически мертвым человеком, единственной живой частью которого остался мозг. Это не было лечением, не было реанимацией, пациент не находился в коме и не был полностью безжизненным — этот случай в моей медицинской практике значился уникальным и оттого в каком-то смысле захватывал дух, однако все шло не так радужно, как того хотелось.

— Она залечивается! — обомлела Хорнет, заприметив то, как рана на животе начинает затягиваться.

— Рано радоваться, это нам только помешает, — отрезал я. — Дыра заполняется новыми тканями за счет недостающей эссенции, которую я восполнил, но, если к моменту ее полного заживления сердце девушки не забьется само — мы проиграли.

— И что же нам делать? — запаниковала Юмико, в секунду утратив веру в благополучный исход.

— Остается только надеяться, — тяжело вздохнул я.

Еще несколько минут прошли за тщетными попытками оживить труп, кровь переливалась в ускоренном темпе, все поврежденные места Лаффи затягивались на глазах, уровень ее жизненной силы стабилизировался и даже кожа приобрела первоначальный оттенок — но все в бестолку. Как бы мы не старались, мертвых к жизни не вернуть, как бы сильно того не хотелось. Сейчас, когда для руки более не осталось места, чтобы продолжить искусственное кровообращение, я вынул ее из груди девушки, смирившись со своим поражением, ведь сердце так и не забилось, вопреки всем призрачным надеждам.

Стоило прекратить процесс, как монитор сразу же монотонно запищал, говоря об отсутствии пульса. Все мы замерли в одном положении, опустив головы, осознавая, что более ничего не можем для нее сделать — Лаффи мертва.

— Что ж, похоже, теперь уже ничего не поделать, — проронив слезу, проговорила Юмико.

Прости, солнце, даже мне не удалось тебя вытащить. Надеюсь, по ту сторону жизни тебе будет лучше, чем в реальном мире, который принес лишь боль и страдания, будто бы избрав для себя того, на кого должны свалиться все земные беды. Возможно, Бездна окажется снисходительна и даст потерянному дитя второй шанс, но за это придется заплатить слишком большую цену, и когда ты о ней узнаешь, будет уже поздно.

***

Несколько часов спустя, когда о смерти Лаффи уже было объявлено, «Спектр» организовал первые в истории ордена похороны, решив придать тело девушки земле на возвышении Гармонийской горы, где уже ранее были захоронены Анна и Леонхардт Акина — где-то в тиши под одиноким деревом с качелей. Некогда скромное место для уединения стало чем-то символичным, будто участком высшего покоя для тех, кто его заслужил.

Наш лидер Ашидо Такаги был вне себя и до последнего не мог принять смерть бесценного сердцу человека, оттого и свалил вину за ее смерть на медперсонал, но больше всего досталось именно мне, как наглецу, возомнившему, что он может перечить влиятельному мальчишке. Коротко говоря, мне не позволили присутствовать на похоронах бок о бок с остальными, потому пришлось сидеть в стороне, витая в собственных мыслях, которые были отнюдь не самыми лучшими.

Проведя посмертный осмотр и проанализировав ранения девушки, мы были шокированы обстоятельствами ее смерти, ведь пришедший по ее голову человек определенно знал, за кем и для чего пришел. Я могу лишь строить догадки, ведь «шиирацу» не работает на тех, кто не смотрит в глаза, а Ашидо сам не в курсе того, что там произошло. Исходя из того, что в наши руки девушка попала уже без рук — их она лишилась в первую очередь, и произошло это вследствие прямого попадания из огнестрельного оружия. Мы поняли это по шарикам дроби, которые вываливались наружу в процессе заживления тканей. Нападавший изначально не дал своей жертве шансов сбежать, не оставил ей ни малейшей возможности защитить себя этим мелким подобием клинка.