Джулиана, или Ведьминские козни

25. Утро тяжёлой ночи

* 46 *

Элоиза проснулась по будильнику… и тут же вспомнила вчерашний день. То есть вечер. И лицо Себастьена, когда она орала, как ненормальная. И лица остальных, которые и подумать не могли, что она на такое способна.

Она уже была готова идти и извиняться, но некая мысль возникла в голове еще ночью и, похоже, что в ней был смысл. А что, если она до сих пор под вредным воздействием? И не видит его? Потому что она после каникул жила на редкость бестолково, за что и поплатилась. Распустила себя и подставилась под неплохой такой удар, распустила сотрудников… Если осуществленная любовь стала тому причиной, так может быть ну её, эту любовь? Может быть, она, Элоиза, не способна одновременно и встречаться с мужчиной, и работать, и заниматься собственным развитием? Много ли женщин успевают? Правда, услужливая память тут же подсунула ей кузину Доменику, но Доменика-то крутая, не все же такие!

Решение оказалось непростым, но иного она не придумала. Сначала — к той самой Доменике, потом на некоторое время отсюда подальше. Успокоиться, прийти в себя. А там будет видно.

Элоиза попросила завтрак в комнату, потом с готовым заявлением отправилась к Софии и согласовала себе неделю отпуска с маленьким хвостиком. Предупредила Шарля, оставила главным в отделе Донато Ренци, взяла самый минимум необходимых вещей, купила билет в Париж на дневной рейс, позвонила Доменике Секунде и отправилась к ней в клинику.

* 47 *

Кузина Доменика была бодра, весела и довольна собой и окружающим миром — то есть, как всегда. Но уже вторым взглядом она внимательно оглядела Элоизу, взмахом пальцев заперла дверь и хмуро поинтересовалась:

— Скажи, дорогая, где ты нацепляла на себя столько всякой дряни?

— На работе, — с готовностью ответила Элоиза.

— И чего ты хочешь от меня?

— Помоги разобраться.

— Почему сама всё не сняла?

— Потому, что глупая. Нет, я в теории всё себе представляю, а практически хочу, чтобы ты меня проконтролировала. Прямо сейчас.

— Если так — то ладно, делай. То есть снимай одежду, откладывай её вон туда и делай. А я ассистирую.

Элоиза полностью разделась и распустила волосы, оставив только кольцо и медальон. Сосредоточилась и постепенно, шаг за шагом, вывела из себя концентрат из злости, ревности, вспыльчивости, слабости, подверженности чужому влиянию и агрессии. Процесс занял около часа. Доменика не вмешивалась, она, как и обещала, смотрела со стороны и готовилась подхватить нить действия, если понадобится. Однако, не понадобилось, Элоиза справилась.

Завершила и села прямо на ковер, на котором стояла.

— Все в порядке, так? — спросила у Доменики.

— Да, нормально, вставай. Вставай, говорю, и одевайся, сейчас налью кофе, и ты ответишь мне еще на один вопрос.

Элоиза оделась и привела себя в порядок. Доменика тем временем отперла дверь, проветрила кабинет, мимоходом почистила его от разных неприятных выбросов и попросила принести им кофе.

— Ты хотела знать подробности? — спросила Элоиза, усаживаясь.

— Я хотела знать, почему у тебя такой вид, будто ты ревела полночи, — хмыкнула кузина.

— Я отвечу, но можно два условия?

— Ну, давай, — прищурилась Доменика.

— Ты не станешь обсуждать ситуацию ни с кем из семьи и не попытаешься вытянуть из меня больше, чем я сама скажу, — выдохнула Элоиза.

— Договорились. Семья-то тебе чем не угодила?

— Начнут болтать почем зря.

— Как же без этого? — усмехнулась кузина. — Ладно, рассказывай. Почему же?

— Потому, что бестолочь. По-глупому подставила себя под удар, не защитилась, огребла сама, и еще на ни в чем не повинного человека вызверилась. Красота просто.

— И кто тебе это все устроил?

— Как это сказать? Соперница, — Элоиза это слово произнесла с большим трудом, раньше в её лексиконе такого слова не было.

— Ух ты, — оживилась Доменика. — У тебя бывают соперницы?

— Это она так думает, — пожала плечами Элоиза. — Юная барышня, моя же сотрудница, редкостно бестолковая особа, зато привыкшая, что отказов и обломов в жизни не бывает.

— Отличная барышня, — рассмеялась Доменика. — И что? Вы не поделили одного мужчину?

— Да как тебе сказать… Не делила я никого и ни с кем. Я знаю, что он меня любит. Он меня долго добивался, потом подловил в один момент, когда у меня не было сил возражать и… в общем, я не отказала ему. И не пожалела ни разу. Все мои рефлексы вопят о том, что афишировать наши отношения, какими бы они не были, не нужно ни в коем случае, мы и не афишировали. А перед Рождеством к нам прислали эту мелкотравчатую дрянь, да еще и в мой отдел! Работать не хочет, учиться чему-либо тоже, зато решила, что будет добиваться Себастьена. Я долго делала вид, что ничего не происходит, и что мне вообще нет до этого дела, хотя барышня назойлива и не слишком хорошо воспитана. Вот и дождалась, что мне начали булавки с наговорами в кресло втыкать и травить моим же кофе из моей же чашки!

— Себастьен? Постой, это его ты тогда, давно, еще прошлой весной спасала от зелья Барберини? — глаза Доменики заискрились любопытством.

— Да, — хмуро ответила Элоиза. — Только тогда у нас ничего еще не было. Ну, почти ничего.

— В твоих устах «почти» может означать все, что угодно, — рассмеялась Доменика. — Ну да ладно. Ты-то его любишь?

Элоиза просто молча кивнула.

— Только ты не обсуждай это с роднёй, пожалуйста.

— Всё так серьёзно? — улыбнулась Доменика.

— Я не знаю. Я, в самом деле, не знаю. Я хочу посидеть в тишине и попытаться понять.

— Посиди и попытайся. Вдруг это и в самом деле судьба?

— Да чего сразу судьба, можно подумать, я не влюблялась раньше ни в кого! — вскинулась Элоиза.

— Ладно, может быть и не так. Ты не хочешь рассказать мне больше подробностей?

— Пока нет. Может быть, чуть позже. Сначала я в голове покручу и сама подумаю — вдруг не разучилась ещё?

— Так, постой, а ты говорила, что тебе булавки куда-то там втыкали. Где эти булавки? — вдруг вспомнила Доменика.

— В герметичном контейнере. Я не чувствовала себя в силах их обезвредить. После этих булавок я даже сознание потеряла.

— Ну ни … ж себе! — Доменике случалось не стесняться в выражениях, особенно в процессе затягивающей творческой работы. — А томографию сделать ты не хочешь?

— Сделала уже, — отпарировала Элоиза. — Твой знакомый Бруно осмотрел меня после обморока и заставил на следующий день прийти и обследоваться всеми возможными традиционными методами.

— Ладно, успокоила, — буркнула Доменика. — Но если что — мигом ко мне, ясно?

— Вполне, — хмыкнула Элоиза. — Непременно.

* 48 *

Себастьяно проснулся утром еще с большим количеством вопросов, чем накануне. Точнее сказать, сном это вообще можно было назвать с большой натяжкой — так, иногда мутные мысли сменялись мутными же видениями. И нельзя сказать, что много выпили накануне… нет, совсем немного, но ведь и без выпивки уже хватало всякого и разного.

Когда вчера Лодовико и Варфоломей разложили ситуацию по полочкам, она показалась вполне понятной, и вообще с ними хотелось согласиться. Это было не вполне так, как он привык, именно потому, что не нужно было никуда бежать и ничего делать. Но всё же приемлемо. Утром же дело виделось в ином свете — беспросветно и тоскливо, хотелось немедленно отправляться к Элоизе, тормошить её и добиться-таки понимания, что такое вчера было.

Однако он уговорил себя подождать и не дергаться. Позавтракал у себя, потом огородами добрался до своего кабинета. Звонок Софии застал его именно там.

— Привет, к тебе можно заглянуть вот сейчас?

— Привет, именно сейчас как раз и можно, — ответил он. — Заглядывай. Кофе? Сладости?

— Кофе да, но в остальном я не Эла, — рассмеялась София, — и сладостями не питаюсь.

Она появилась через четверть часа. Вошла и тщательно заперла за собой дверь.

— Привет. Может быть, ты мне скажешь, что у вас с Элой произошло?

— У нас с Элой? — черт возьми, опять весь дом в курсе?

Элоиза права и нужно молчать?

— Ну да, с Элой. Она прибежала ко мне полчаса назад, сунула заявление на неделю отпуска, сказала, что всё со всеми согласовала и убежала. Но вид у неё был такой, будто она ревела всю ночь. Вы поссорились? Ну чего ты на меня смотришь, как будто впервые видишь?

Он вдохнул и выдохнул.

— София, ты меня знаешь уже сто лет как, и местами — довольно близко. Скажи — что во мне не так?

— В тебе не так? — рассмеялась София. — Ну, это как на чей вкус, знаешь ли. Ты больной на всю голову тиран, с тобой рядом ни вздохнуть, ни расслабиться, у тебя неистребимые аристократические замашки. И машину ты водишь как ненормальный, вот, — она улыбнулась, подождала минуту и добавила: — Но сдается мне, что ряд этих вопросов твоей нынешней даме свойственен ровно так же, как и тебе, а остальное вы просто отбросили за ненадобностью. Почему ты спрашиваешь?

— Скажи, она когда-нибудь с тобой обо мне говорила?

— Нет, никогда. Спроси у Анны, может ей больше повезло, мы с Элой вовсе не близкие подруги, так, обо всём и ни о чем. Со мной она не откровенничает. А вы что ли правда поссорились?

— Мне показалось, что да, а свидетелям той сцены — что нет.

— У вас всё, не как у людей, даже поругаться по-человечески не можете, — хихикнула София. — Я прямо остро жалею, что не была в числе свидетелей той сцены. Но она планирует вернуться на работу в следующий понедельник. Глядишь, остынет и всё выяснится.

— Скажи, что ты думаешь про неё и про меня, вообще? Что видно снаружи?

— Снаружи я видела только рождественский вечер. А на нем она была вся твоя, со всеми её странностями. И светилась так, как будто полностью счастлива. Неужели ты не заметил?

— Мало ли, что я заметил, — буркнул он.

— Я в тебя верю, ты умеешь и любить, и показать, что любишь. Жить с тобой жизнь я, конечно, не была готова никогда, но вспоминаю о нашем совместном времени с удовольствием.

— Вот, и она тоже не готова жить со мной жизнь! Только иногда тихо встречаться. Поэтому я снова возвращаюсь к вопросу — что со мной не так.

— О, а ты спрашивал, готова ли? А она знает все твои обстоятельства?

— В общих чертах.

— Ты что ли сам рассказал?

— Что-то рассказал, что-то само выплыло, да еще у нас обоих есть разные родственники, которые, как оказалось, близко знакомы между собой. Так что каналов информации достаточно.

— А ты тоже в курсе про её жизнь до тебя?

— О чем-то, конечно, знаю. Не особенно, на самом деле. То есть, я выяснил факты, но они ни о чем. И ничем мне не помогли.

— Так может быть, вам просто нужно сесть и поговорить? О вас самих? Вам вообще удается разговаривать? Или вам пока не до разговоров?

— Удается иногда, — он не смотрел на Софию, он смотрел куда-то в пространство.

— Так и поговорите!

— Она не хочет, все время уходит от ответа.

— По-моему, ты умеешь быть убедительным. Со мной, во всяком случае, был.

— Спасибо тебе, — он попробовал улыбнуться, но вышло плохо.

— Да ладно, мы же друзья. Если я поссорюсь с мужем, то к тебе первому приду рыдать, — рассмеялась София, поцеловала его в щеку и унеслась по своим делам.

Он долго сидел, смотрел в телефон и думал — позвонить или нет? И не позвонил.