Тени Лордэна

Ситуация начинала принимать весьма скверный оборот, и капитан Одвин, отдав приказ солдатам бросить работу, взять в руки щиты и быть готовыми к действию, с величественным, но грозным видом пошёл навстречу расшумевшейся толпе. Хромос знал, что в таких вопросах Одвин в первую очередь полагался на свой необычайный и неотразимый шарм и природную власть, переполнявшую его звучный голос, но при общении с простым людом он был очень уж нетерпелив и скор на расправу, а потому ни секундой дольше оставаться тут было нельзя.

Вырвавшись из толпы, капитан Нейдуэн быстро юркнул в ближайшую улицу и пошёл куда глаза глядят, в то время как возгласы за его спиной становились всё громче и злее. Клокочущая волна брани, проклятий и обвинений понеслась в сторону Одвина, грозясь захлестнуть его с головой и свалить с ног, но едва она коснулась его, в воздухе прогремел оглушительный рёв, и храбрые голоса в одно мгновение сменились воплями ужаса. Прямо на глазах бузотёров из серых камней брусчатки появился бушующий огненный столп и, вращаясь вокруг себя самого, устремился ввысь к облакам. Те, кто сумел сохранить долю самообладания, поспешили как можно скорее ретироваться, а оставшиеся на месте только и могли, что дрожать в приступе первобытного страха, припав к земле и сжавшись в комок. Как любил говаривать тот самый сенатор Тимриадий Дуизоро: «Чернь должна помнить своё предписанное самими Богами место и обращаться к благородным людям с должным почтением, смирением и трепетом в душе, а священная обязанность нас, благородной знати, — напоминать им об этом не только словом, но и мечом». Вообще, он был добрейшим души человеком; типичный такой старичок божий одуванчик, потакавший любым капризам своих обожаемых и безобразно расточительных внуков. Даже увлечение у него было под стать его большому сердцу — он пёсиков разводил, породистых таких, борзы́х, но вот слуг он, бывало, сёк нещадно, да так что кожа со спины слезала рваными лоскутами. Но в том не было его вины; невоспитанные и ленивые ироды сами вынуждали его так с ними обращаться; видимо сказывалось отсутствие приличной родословной. Эх, были бы они такими же, как щеночки.

Никто не решался снова возражать, пока Одвин наконец-то не сменил гнев на милость и не потушил пожар, который он сам же и начал. Тогда люди зароптали вновь, но в их поутихших голосах не было прежней решительности, зато был страх и ужас. Нет, никто не умер и даже не был ранен, но все увидели, какая незавидная судьба ждёт тех наглых храбрецов, кто смеет изъявлять свои претензии слишком яро и без должного уважения. Подобные стычки происходили довольно редко и никогда не перерастали во что-то большее; никто не решался поставить жизнь на кон, перейти эту пугающую точку невозврата, отделявшей ад от вожделенного, но столь далёкого рая, и все, несолоно хлебавши, расходились по домам, где могли продолжать возмущаться, сколько их душе было угодно, а жизнь оставалась такой же невыносимой, как и прежде. Что же, думаю, однажды всё же найдётся безумец, не имеющий в этой жизни ровным счётом ничего, а потому лишённый страха потерять что-либо, и он первым из многих тысяч униженных и забитых душ перешагнёт грозную черту, чтобы проложить кровью и потом дорогу к заветному счастью, но это уже совсем иная история…

Капитан Нейдуэн тоже не вдавался в подобные размышления о сути человеческой природы и людского бытия; он думал лишь о том, сколько было правды в словах бездомного фанатика, во время выступления выдравшего пару клок седых волос и порвавшего свои ветхие обноски. Нельзя было исключать, что весь его рассказ, от и до, был всего лишь плодом невероятного богатого воображения, порой стиравшего грань между реальностью и мифической фантазией, но что, если в ночи ему действительно повстречался окровавленный человек? Кем же тогда был этот голый мужчина?

Хромос никогда не был большим знатоком по вопросам проклятий, нечисти и чудовищ. В детстве, кроме сказок и былин, он слышал много историй о сражениях с демонами от отца и Хейндира, но про остальных отродий они рассказывали довольно редко и весьма скупо, единственно нахваливая горящее масло и серебро и открыто потешаясь над всяческими оберегами и талисманами, называя их путёвками до могилы. Чтобы выбраться из глухого тупика стоило поговорить со знатоками, однако таковых в обжитом и многолюдном Лордэне было катастрофически мало. Вся округа уже давным-давно была перетоптана и перерыта вдоль и поперёк, немногочисленное зверьё сидело по жидким лескам и боялось лишний раз высунуть нос из спасительных кустов, а чудовищ-людоедов, даже самых сильных, быстрых и скрытных, изничтожили всех до последнего. Зато вот в небольших городишках, расположенных у чёрта на куличиках, где из каждой тени на вас таращились десятки голодных глаз, а ночью было невозможно спать из-за оглушительного рёва охотившихся, дравшихся за территорию и спаривавшихся монструозных тварей, ошивалось множество умельцев, посвятивших свою полную приключений, но при том чрезвычайно короткую жизнь борьбе с ними. В городах навроде Лордэна они бывали только проездом и большую часть времени проводили в кабаках, травя леденящую душу байки об охотничьих подвигах да показывая огромные шрамы от когтей и клыков на потеху жадной публике. Впрочем, у Хромоса не было в запасе столько сил и времени, чтобы обегать все питейные заведения города в надежде на заветную встречу, а потому он решил отправиться магическую гильдию и попытать удачу там.

Гильдия чародеев находилось в старой части города, недалеко от резных колонн и мраморных ступеней белоснежного дворца Сената, напротив величественного, но угрюмого фасада городской библиотеки, вобравшей в себя не только бесчисленное количество древних рукописей, но и ещё большее количество вековой пыли. Резиденция волшебников была значительно моложе монументальных соседей и выделялась на их фоне своей кладкой из бурого кирпича и стройными рядами высоких и узких окон. В здании было три этажа, а его стены формировали собой равнобедренный треугольник, в каждой из трёх вершин которого стояла небольшая угловатая башенка с тремя окнами. Сделано это было с определённым, сакральным смыслом, который, однако, был известен только экстравагантному архитектору, решившему оставить гениальную задумку в тайне от всех, даже от заказчиков. Входных дверей, разумеется, тоже было три, по одной на каждой из сторон. За первой из них скрывалась система складских помещений, где хранились еда, одежда, всяческие инструменты и магические ингредиенты; вторые двери предназначались только для посвящённых и вели к учебным аудиториям, читальным залам и прямиком к личным покоям старших членов гильдии, а последние двери предназначались для обычных посетителей, пришедших за чародейскими услугами. Все капитаны хотя и являлись искусными магами, но тоже должны были входить через третьи двери и не могли рассчитывать на равное к себе отношение. Дело здесь было в том, что гильдейские волшебники и придворные чародеи, посвятившие свои жизни изучению тонких материй и глубинных тайн мироздания, видели в боевых сородичах банальных убийц и душегубов, жаждущих разрушения, а не созидания. Правда, на пути к своим высоким и благим целям они порой сами совершали грязные, жестокие и леденящие душу деяния, но видели в них необходимую жертву или же сопутствующие издержки.

Приёмная зала гильдии с самого порога давала ясно понять, что в этом месте обитала магия. Помещение заливало мягкое голубое сияние, исходившее из стеклянных шаров в лапах чугунных торшеров с витыми подставками. Кроме них здесь стояло множество приземистых столов и диванчиков с пурпурными подушками и бахромой, на которых посетители могли подолгу дожидаться момента встречи с занятыми чародеями. Чтобы им было не так скучно, вдоль потолка была сотворена потрясающая иллюзия, изображавшая бездонное ночное небо с густой россыпью сверкающих звезд и разноцветными облаками космических газов. Все они непрестанно двигались в едином космическом водовороте, через который стремительно проносились огненные кометы, чтобы потом исчезнуть в густой, необъятной пустоте. Честно говоря, оно было даже прекраснее настоящего неба! Всякий человек, что в первый раз ступал в эту залу, попадал в эту очаровательную ловушку и не мог самостоятельно оторвать от неё взгляд, продолжая стоять очарованным истуканом. Иллюзия была создана ещё два века назад, вскоре после завершения строительства тогдашним Верховным Магистром, и с тех пор члены гильдии внимательно следили за ней, подпитывая магической энергией и оберегая, словно настоящее сокровище.

Хромос вошёл через пару последовательных дверей из тёмного дуба и почувствовал тот тонкий, свежий аромат, который обычно витает в воздухе после хорошей грозы. Прохладная его часть исходила от святящихся шаров, а аромат трав и масел поднимался из небольших сосудов, стоявших у подножия массивных алтарей. Всего их было четыре, а на вершине каждого из них стояли резные фигурки местных божеств. Статуэтка из тёмной бирюзы изображала Акведона, Владыки Штормов, одного из самых почитаемых богов в Лордэне. В правой руке он держал большую чёрную жемчужину — таинственный артефакт, источник его силы и власти над всеми морскими животными, которую он прятал в запретном дворце, на дне самой глубокой расщелины. Второй рукой он чесал чешуйчатую голову морскому змию, что ласково обвил чешуйчатый и склизкий хвост о его ноги, а на челе его покоилась золотая корона с острыми зубцами. Из кроваво-красной яшмы была вырезана мускулистая фигура Игнируса, Хранителя Негасимого Пламени — покровителя кузнецов, давнего благодетеля и легендарного праотца гномов. Поговаривали, что человека, снискавшего наивысшего благословения огненного Бога нельзя убить в бою, ибо он будет сгорать и возрождаться из пепла, но то были лишь слухи и бабкины сказки. Хрустальная девушка, застывшая в грациозном прыжке изображала могущественную, но капризную и непостоянную Каэлиду, Наездницу Бурь — давнюю подругу властителя морей. Кстати, молнии в небе метала не она, а её крайне ревнивый муж — Юниарис, чья плоть есть небеса. С противоположного алтаря на неё недовольно взирала выточенная из полосатого тигрового камня Мать Полей Террахора, дородная женщина с пухлыми щёчками. Поверх лба она носила пышный венок из бронзовых листьев и маленьких цветочков с перламутровыми лепестками.

Капитан неспешно прошёлся по узорчатому ковру и встал перед длинным столом, за которым сидело трое молодых парней и одна девушка лет шестнадцати-семнадцати в фиолетовых мантиях. Перед каждым из них лежало по толстому фолианту в старом, прошедшем через десятки сальных рук, кожаном переплёте, и они внимательно вчитались в их пропитанные мудростью строки, непрерывно поклёвывая носами и неумолимо приближаясь слипающимися глазами к выцветшим за древностью лет буквам. Хромос пробежался взглядом по всей четвёрке студентов и выбрал наименее сонного из них.

— Кгхм, — глухо кашлянул капитан. Парнишка вяло встрепенулся и поднял голову. — Добрый день.