Через розовые очки

Но ищем. Один из героев этого романа, фамилию я, естественно заменила, тот, которого Федор Михайлович в насмешку называл "развитое русское сердце", очень любит рассуждать о великой миссии России. А мне этот Полозов чем‑то близок. И даже, пожалуй, понятен. Он говорит всегда отрывочно, возбужденно, увлеченно, и во всем сам сомневается. " Какая‑то мысль… вот здесь рядом, но не ухватишь ее и тем более не выскажешь, "не идет она в слово", потому что в основе ее — дикость. В обществе мужики нужны? Нужны. И они должны быть в почете. Армия — вот слово. Армия должна быть в почете. Потому что это подлинное, это у истока человеческого естества, так нас Господь задумал. Армия, которая защищает… не важно — что. Она и с той и с этой стороны защищает какие‑то ценности, и без этой игры мужикам не жить! Война, бесспорно, гадость, войны без смерти не бывает, не бывает и без ярости. Но человек немыслим без ярости. Поэтому нам без конца и "кажут" ее по телевизору, чтоб хоть так адреналин из крови вывести. Искусственная ярость выживания! Война ужасна, но армия — прекрасна. Сейчас миром правят купцы и реклама. Но в России этот номер не пройдет. Поэтому мы спасем человечество как вид…" Полозов прекрасен тем, что завтра он с той же страстностью может говорить прямо противоположное, и это тоже будет правдой.

А, черт, соседка, стерва тетя Рая. Этого визита я трепещу. У нее отключили телефон за неуплату, и теперь она ходит ко мне звонить два раза на день. Проорет в трубку свои куцие новости, а потом, как вежливый человек, полчаса беседует со мной — неторопливо, с достоинством. А у меня компьютер от безделья дымится. Все ее теория называются "у нас в подъезде говорят". Врет она все, в нашем подъезде только она одна так и говорит. Вот сегодняшний текст: " Разводов много, просто ужас, как много разводов. У нас в подъезде говорят, от знающих людей узнали, что все это происки мирового сионизма. Сионисты, в лице Соединенных Штатов (мало им Березовского с Абрамовичем!), хотят разобщить людей и править миром. Поэтому они подкапываются под самую суть человеческих отношений, гробят уклад семейной жизни и оставляют детей сиротами. Но как бы ни было плохо в моей семейной жизни, мировому сионизму долго придется трудиться, чтобы ее с Егором развести. У них с Егором нервов хватит".

Егор не плохой мужик, только запойный, а во время запоя молотит Раю, как боксерскую грушу. В эти дни она орет благим матом, подъезд безмолвствует, все уже привыкли. Сионизм в эти дни тоже как‑то дремлет, хотя самое время их развести. И вот ведь загадка, дети у них хорошие. Определенно хорошие дети.

А что у нас на сегодняшний день? Учителя в Нижнем бастуют. Псковский десант, восемьдесят четыре человека — погибли. Бедные мальчики, бедные матери. Вот тебе и адреналин. Это всех потрясло. А почему? Мало ли народу гибло в этой войне. "У нас в подъезде говорят", что война эта, и первая и вторая, совершенно продажные, что Степашин жаловался, прямо‑таки волком выл, что его приказы там, в Чечне, не выполняются. Все решают деньги. Зажмут "духов" в ущелье, БТЭРы стеной стоят, а потом загадка — половина чеченцев как‑то сами собой из окружения и вышли. Заплатили кому надо, вот и вышли. А здесь не договорились. Псковские ребятки вдруг послали всех… Это такое естественное стремление в человеке — быть честным. Если хотите, это инстинкт выживания человека, как вида. Вот за их счет и выживем.

Еще наши зеленые очень обеспокоены уменьшением популяции на Камчатке бурого медведя. Богатый немецкий "охотник" за десять тысяч баксов заказывает себе медведя, после этого сидит в засаде, а охотники–профессионалы гонят на него зверя. Попадет — не попадет, не важно, охотники за него все равно медведя пристрелят, а немцу скажут, что убил именно он. Жалко медведей‑то. Такой отстрел у нас только правительство могло себе позволить. Но правительство имеет конечное число. А бездельников с баксами полна планета. Чем‑то мы сами сейчас похожи на камчатских медведей. Хотя не будем обижать благородных животных. Сами во всем виноваты, живем, как бурьян.

Все это только вступление. Захотелось вдруг поговорить, пожаловаться. Но, к делу. Возвращаемся в 1998, в август…