Нанкинская резня

Убийство военнопленных

Из-за своей ограниченной численности японцы во многом полагались на обман, а не на силу. Стратегия массового уничтожения включала в себя несколько шагов: обещание китайцам хорошего отношения в обмен за прекращение сопротивления, уговоры их сдаться японским завоевателям, разделение их на группы от 100 до 200 человек, а затем заманивание их в разные места в окрестностях Нанкина, чтобы убить. Накадзима надеялся, что, ввиду невозможности дальнейшего сопротивления, большинство пленных упадут духом и подчинятся любым распоряжениям, отданным японцами.

Все оказалось даже легче, чем предполагали японцы. Сопротивление носило единичный характер, и по сути его практически не существовало. Многие китайские солдаты, до этого бросавшие оружие и пытавшиеся бежать из города при приближении японцев, вернулись к японцам сами, надеясь на хорошее отношение. Как только они сдались и позволили связать себе руки, остальное было уже просто.

Возможно, пассивность китайских солдат лучше всего проиллюстрирована в дневнике бывшего японского солдата Адзумы Сиро, который описал сдачу в плен тысяч китайцев вскоре после падения Нанкина. Его собственные солдаты расположились на постой на одной из городских площадей, когда им внезапно был отдан приказ согнать около 20 тысяч военнопленных.

Адзума и его земляки прошли в поисках пленных около девяти или десяти миль. Наступила ночь, и японцы наконец услышали какой-то шум, а также увидели множество мерцающих в темноте огоньков от сигарет. «Это было величественное зрелище, – писал Адзума. – Семь тысяч пленных собрались в одном месте вокруг двух закрепленных на сухой ветке белых флагов, которые развевались в ночном небе»[57]. Пленные представляли собой разношерстную компанию людей в синей военной форме, синих шинелях и фуражках. Некоторые покрывали голову одеялами, у кого-то были мешки из камыша, а кто-то нес на спине матрас-футон. Японцы выстроили пленных в четыре колонны, с белым флагом во главе. Группа из тысяч китайских солдат терпеливо ждала, пока японцы соберут их и отправят туда, где должен был состояться следующий этап процесса их сдачи в плен.

Нежелание китайской армии сражаться поразило Адзуму. Для человека, происходившего из военной культуры, где пилотам давали мечи вместо парашютов и где самоубийство было во много раз предпочтительнее плена, было непостижимо, что китайцы вообще не собираются биться с врагом. Его презрение к китайцам стало еще сильнее, когда он обнаружил, что пленные многократно превосходят численностью тех, кто их пленил.

«Мне стало смешно и в то же время грустно, когда я представил, как они собрали всю белую ткань, какую сумели найти, прикрепили ее к сухой ветке и отправились сдаваться в плен», – писал Адзума.

Я подумал о том, как они могли сдаться в плен, располагая теми силами, которые имели, – свыше двух батальонов – и даже не пытаясь продемонстрировать хоть какое-то сопротивление. Вероятно, на такое количество солдат должно было приходиться немалое количество офицеров, но не осталось ни одного – видимо, все они ускользнули прочь и сбежали. Хотя у нас было всего две роты, и этих семь тысяч пленных уже разоружили, они вполне могли бы уничтожить наших солдат, если бы решили восстать и взбунтоваться.

Адзуму переполняло множество противоречивых чувств. Ему было жаль китайских солдат, страдавших от жажды и напуганных, они постоянно просили воды и заверений, что их не убьют. Но в то же время их трусость вызывала у него отвращение. Адзуме вдруг стало стыдно, что он втайне опасался китайцев в прошлых сражениях, и естественным порывом для него стало расчеловечить пленных, сравнивая их с насекомыми и животными.

Они шли рядами, будто ползущие по земле муравьи. Будто толпа бездомных с ничего не выражающими лицами.

Словно стадо безмозглых баранов, они шагали во тьме, перешептываясь друг с другом.

Они ничем не напоминали врага, который лишь вчера стрелял в нас и создавал нам проблемы. Невозможно было поверить, что это солдаты противника.

Глупо было считать, будто мы сражаемся насмерть с этими невежественными рабами. А некоторым из них было даже по двенадцать или тринадцать лет.

Японцы отвели пленных в близлежащее селение. Адзума вспоминал, что, когда некоторых китайцев сгоняли в большой дом, они колебались, будто чувствуя, что их ведут на бойню. Но в конце концов они сдались и двинулись через ворота. Некоторые пленные стали сопротивляться лишь тогда, когда японцы попытались забрать у них одеяла и матрасы. На следующее утро Адзума и его товарищи получили приказ патрулировать другой участок местности. Позднее они узнали, что, пока они были в патруле, китайских пленных распределили по ротам группами от 200 до 300 человек, а затем убили.

Вероятно, крупнейшая массовая казнь военнопленных во время Нанкинской резни произошла возле горы Муфу, находившейся прямо на север от Нанкина, между городом и южным берегом реки Янцзы; по оценкам, были казнены 57 тысяч гражданских и бывших солдат[58].

Убийства происходили тайно и постепенно. 16 декабря корреспондент газеты «Асахи Симбун» Ёкото сообщал, что японцы взяли в плен 14 777 солдат возле артиллерийских фортов у горы Улун и горы Муфу и что сама численность пленных представляла проблему. «Японская армия столкнулась с немалыми сложностями, поскольку впервые было взято в плен столь огромное количество людей, – писал Ёкото. – Не хватало солдат, чтобы казнить их»[59].

По словам Курихары Риити, бывшего капрала японской армии, который вел дневники и заметки о тех событиях, японцы разоружили тысячи пленных, забрав у них все, кроме одежды и одеял, и препроводили их в ряд временных строений с соломенными крышами. Когда японские военные получили 17 декабря приказ убить пленных, они действовали крайне осторожно. В то утро японцы объявили, что собираются переправить китайских пленных на Багуачжоу, маленький остров посреди реки Янцзы. Они объяснили пленным, что потребуется особая предосторожность, и связали им руки за спиной – на что потребовалось все утро и большая часть первой половины дня.

Примерно между четырьмя и шестью часами вечера японцы разделили пленных на четыре колонны и повели их на запад, обогнув холмы и остановившись на берегу реки. «После трех или четырех часов ожидания, не зная, что происходит, пленные не видели никаких приготовлений к переправе через реку, – писал капрал. – Стало темнеть. Они не знали… что японские солдаты уже окружили их полукругом вдоль реки и что они находятся под прицелом множества пулеметов»[60].

К тому времени, когда началась казнь, китайцам уже поздно было бежать. «Внезапно раздались выстрелы из всех видов оружия, – писал Курихара Риити. – Звуки выстрелов смешались с отчаянными криками и воплями». В течение часа китайцы в отчаянии метались вокруг, пока крики наконец не смолкли. С вечера до рассвета японцы протыкали тела раненых штыками.

Немалую проблему для японцев составило избавиться от трупов. Лишь небольшая часть погибших в Нанкине и его окрестностях была убита у горы Муфу, но на зачистку потребовалось несколько дней. Одним из методов стало закапывание в землю, но генерал Накадзима жаловался в своем дневнике на трудности с рытьем достаточно больших рвов, чтобы закопать груду из семи с лишним тысяч трупов. Другим способом стала кремация, но японцам часто не хватало топлива, чтобы довести дело до конца. К примеру, после бойни у горы Муфу японцы вылили на тела несколько бочек бензина, чтобы их сжечь, но бензин закончился до того, как огонь смог превратить останки в пепел. «В итоге образовалась гора из обугленных трупов», – писал японский капрал[61].

Многие тела просто сбросили в реку Янцзы.