Нанкинская резня

9. Судьба выживших

Исследователи Нанкинской резни неоднократно отмечали, сколь несправедливо сложилась судьба тех, кто имел к ней отношение, после МВТДВ. В то время как многие японцы, терзавшие китайских граждан, получали полные военные пенсии и пособия от японского правительства, тысячи их жертв страдали (и продолжают страдать) от бедности, позора или хронической телесной и душевной боли.

Поворотный момент для подобных перемен наступил с приходом холодной войны. Соединенные Штаты изначально стремились установить в Японии демократию, вычищая из японского руководства тех, кто участвовал в войне. Но после войны Советский Союз нарушил свои обещания, данные на Ялтинской конференции, захватив Польшу и часть Германии. Когда «железный занавес» коммунизма опустился на Восточную Европу, то же произошло и с «бамбуковым занавесом» в Китае. В 1949 году коммунистические войска Мао Цзэдуна победили армию Чан Кайши, вынудив его правительство отступить на остров Тайвань. Затем в 1950 году разразилась Корейская война, в которой погибли миллион корейцев, четверть миллиона китайцев и 34 тысячи американцев. После того как Китай, Советский Союз и Северная Корея стали новыми послевоенными врагами США, те внезапно стали рассматривать Японию как стратегически важного союзника. Вашингтон решил поддерживать стабильное правительство в Японии, чтобы противостоять коммунистической угрозе в Азии. Соединенные Штаты сохранили практически нетронутой довоенную японскую бюрократию, позволив остаться безнаказанными многим военным преступникам. Соответственно, если нацистский режим Германии подвергся полной замене, а многочисленные немецкие военные преступники разыскивались и предавались суду, то многие высокопоставленные японские чиновники военного времени вернулись к власти и процветали. В 1957 году Япония даже избрала премьер-министром человека, отбывшего тюремное заключение как военный преступник.

В то же самое время большинство выживших после Нанкинской резни, если не все, исчезли из поля зрения общественности. Во время холодной войны и бурных лет правления Мао Нанкин, как и остальной Китай, оставался изолированным от большей части международного сообщества. Китайское коммунистическое правительство не только разорвало на несколько десятилетий связь с Западом, но и изгнало многих остававшихся в Нанкине иностранцев, даже тех, кто спас тысячи китайских жизней, будучи администраторами Нанкинской зоны безопасности.

Летом 1995 года я стала одним из первых представителей Запада, снявших на видеопленку устные свидетельства нескольких переживших Нанкинскую резню. С печалью должна заметить, что, если бы я посетила Нанкин всего десятью годами раньше, я смогла бы найти многие сохранившиеся места тех ужасных событий, поскольку город тогда был образцом сохранения исторической памяти и большая часть его архитектуры 1930-х годов оставалась целой. Но в конце 1980-х и в 1990-е годы в городе началась спекуляция землей и интенсивное строительство, уничтожившие значительную часть его древнего ландшафта, который сменили новые роскошные отели, фабрики, небоскребы и многоквартирные дома, высящиеся под толстым покрывалом смога. Исчезла даже часть знаменитой Нанкинской стены – остались лишь несколько ворот, как туристическая достопримечательность.

Если бы до моего визита в этот забитый людьми преуспевающий город я не знала об ужасных событиях в Нанкине, я бы даже не подозревала, что здесь когда-то происходило нечто подобное, поскольку население города выросло по крайней мере вдесятеро по сравнению с его количеством после резни. Но на фоне процветания незаметными оставались последние человеческие связи с прошлым – старики, пережившие Нанкинскую резню. Жившие в городе историки проводили меня к нескольким из них.

То, что я увидела, потрясло меня и повергло в уныние. Большинство жили в темных, грязных квартирах, заваленных мусором и пропахших плесенью и сыростью. Я узнала, что во время резни некоторые получили столь серьезные ранения, что не смогли затем вести полноценную жизнь. Большинство прозябали в такой нищете, что даже минимальная денежная компенсация от Японии могла бы во многом улучшить их жизненные условия. Даже 100 долларов возмещения от японцев, позволявшие купить кондиционер, могли бы изменить мир для многих.

После войны некоторые выжившие цеплялись за надежду, что правительство отстоит их интересы, потребовав от японцев возмещения и официальных извинений. Надежда эта, однако, быстро рассеялась, когда Китайская Народная Республика, стремясь заключить альянс с японцами, чтобы обрести международное признание, неоднократно объявляла, что простила японцев, а в 1991 году правительство КНР даже пригласило японского премьер-министра посетить материковый Китай. Подобные новости стали для многих чем-то вроде повторного надругательства, а некоторые считали себя жертвами двойного предательства – сперва со стороны солдат Гоминьдана, которые бежали из Нанкина до того, как город пал, а затем правительства КНР, которое наплевало на их интересы.

По словам Карен Паркер, международного адвоката в области прав человека, КНР никогда не подписывала договор с Японией, в котором отказывалась бы от своего права требовать возмещения за преступления времен войны, несмотря на примирительные заявления в отношении японцев. Более того, Паркер утверждает, что, даже если такой договор существует, он не может по принципу императивной нормы нарушать право отдельных китайцев требовать возмещения за причиненные во время войны страдания[482].

Но большинство выживших, с которыми я разговаривала в Нанкине, не знали всех деталей международного законодательства и потому считали, что КНР уже отказала им в праве требовать возмещения. Любая новость о дружеских отношениях между китайским и японским правительствами становилась для них эмоциональным ударом. Один человек, которого японцы во время Нанкинской резни едва не зажарили живьем, рассказывал, что неудержимо рыдал, когда до него дошел слух, будто КНР простила японцам их прошлые преступления[483]. Еще одна женщина, чей отец был казнен во время Нанкинской резни, говорила, что ее мать лишилась чувств, услышав по радио новость о визите премьер-министра[484][485].

Часто печальны были и судьбы многих иностранцев, организовавших Нанкинскую зону безопасности. Хотя они жертвовали своими силами и здоровьем, помогая китайцам в Нанкине, многие из них так и не получили того, что заслуживали. Нет ни одной известной книги, посвященной этим забытым героям Второй мировой войны, и однозначно не существует ни одного фильма о них, который столь привлек бы внимание мировой общественности, как «Список Шиндлера». Их дух и память о них живет в основном в немногих архивах – от Берлина до Саннивэйла, – а также в умах горстки выживших в Китае, которые помнят их попросту как живых будд, спасших Нанкин.

Большинству выживших Нанкина известно о деятельности руководителей Зоны безопасности, но мало кто знает, как в конечном счете сложилась их жизнь. Выжившие, с которыми я говорила, с грустью узнали, что некоторые из их защитников подверглись унижениям и изгнанию из Китая, допросам и остракизму у себя на родине, а также неизлечимым физическим и душевным травмам, иногда доводившим даже до самоубийства. Некоторых из этих иностранных героев можно считать запоздалыми жертвами Изнасилования Нанкина.

Пример судьбы Майнера Серла Бэйтса и Льюиса Смайта иллюстрирует, как факты об их героизме во время Нанкинской резни искажались в политических целях. Во время Корейской войны КНР извращала историю резни в газетных статьях, описывая американцев как злодеев, помогавших японцам истреблять жителей Нанкина. Льюис Смайт видел в местной газете статьи, обвинявшие иностранцев из Зоны безопасности в том, что они сдали город японцам и выдали им для расправы тысячи женщин[486]. В подобном же тоне статья в национальной газете «Синьхуа Юэбао» утверждала, что оставшиеся в Нанкине в 1937 году американцы «не только положительно относились к империалистической политике правительства США, но также защищали свои компании, церкви, школы и жилища за счет крови и костей китайского народа»[487]. Автор настаивал, что Комитет Международной зоны безопасности был организацией империалистов, которые участвовали в «сознательном сговоре» с японскими захватчиками, и цитировал слова одного из выживших китайцев, что «американские дьяволы называли имена, а японские дьяволы совершали казнь». Фотографии зверств печатались под лозунгом: «Помните о Нанкинской резне – нет американской ремилитаризации Японии!»

Подобная пропаганда шокировала и пугала Смайта, хотя его китайский наставник заверял, что ему ничто не угрожает. «Доктор Смайт, в этом городе сто тысяч человек знают о том, что сделали вы и ваши люди, – говорил наставник. – Беспокоиться не о чем»[488]. Тем не менее, его дни в Нанкине были сочтены. В 1951 году он оставил свою должность в Нанкинском университете, а в следующем году поступил на работу в Лексингтонскую богословскую семинарию в Кентукки[489]. Бэйтс также уехал из Нанкина, но лишь после того, как коммунисты поместили его под фактический домашний арест[490].

Но Смайт и Бэйтс пострадали меньше, чем некоторые из их коллег. У нескольких членов комитета Нанкинская резня отняла годы жизни. Дэвид Мэйджи, сын преподобного Джона Мэйджи, уверен, что стресс от общения с японцами привел к преждевременной смерти его отца[491]. Другие руководители зоны многие годы терпели душевные муки. Например, Эдит Фитч Свапп, дочь секретаря YMCA Джорджа Фитча, говорила, что зверства японцев в Нанкине нанесли ее отцу столь жестокую психологическую травму, что он часто страдал провалами в памяти и частичной потерей речи, когда читал лекции на эту тему[492]. Подобное случилось по крайней мере дважды, когда Фитч рассказывал о китайско-японской войне перед крупными организациями в Соединенных Штатах.

Роберт Уилсон, хирург больницы Нанкинского университета, тоже заплатил за Нанкин своим здоровьем[493]. Его вдова вспоминала, что в то время как другие врачи берегли силы и раз в неделю отправлялись в Шанхай, чтобы отоспаться, Уилсон не давал себе ни минуты отдыха. Большую часть его сил днем отнимали хирургические операции, а по ночам его сон прерывали японские солдаты, когда его раз за разом звали прекратить творящееся насилие. Казалось, он оперировал на одном лишь адреналине. Наконец, его организм взбунтовался, и в 1940 году жестокие приступы, приводившие даже к потере сознания, вынудили его вернуться в Соединенные Штаты, где он в течение года отдыхал в Санта-Барбаре, штат Калифорния. В Соединенных Штатах Уилсон страдал от приступов паники и ночных кошмаров, и каждый раз с трудом приходил в себя по утрам.

Минни Вотрин заплатила собственной жизнью. Нанкинская резня намного сильнее повлияла на ее психику, чем полагали в то время другие руководители зоны или беженцы. Мало кто осознавал, что под образом разросшейся до мифических размеров легенды скрывается хрупкая измученная женщина, которая так и не смогла оправиться как эмоционально, так и физически от ежедневных свидетельств жестокости японцев. Последняя запись в ее дневнике от 14 апреля 1940 года раскрывает ее душевное состояние: «У меня почти не осталось сил. Я больше не в состоянии строить планы, ибо постоянно сталкиваюсь с теми или иными препятствиями. С радостью бы все бросила, но кто будет думать за меня?»[494]