Нанкинская резня

Руководители Зоны безопасности дают отпор

Комитет Международной зоны безопасности делал все возможное, чтобы отразить натиск японской пропаганды. В первые дни резни руководители Зоны прибегали к помощи американских иностранных корреспондентов, таких как Фрэнк Тиллман Дэрдин, Арчибальд Стил и К. Йейтс Макдэниел. Но после их отъезда Международный комитет оказался предоставлен самому себе. Японское правительство запретило другим репортерам, таким как Макс Коппенинг из «Чикаго Трибьюн», въезд в Нанкин, и поведение японских солдат резко ухудшилось, как только они поняли, что за их действиями больше не наблюдает мировая пресса[389].

Однако японское правительство недооценило способность Международного комитета вести свою собственную кампанию. Руководителей зоны объединяла одна отличительная черта – все они были прекрасно обучены искусству словесности. Практически все без исключения умели красноречиво писать и говорить[390]. Миссионеры, получившие образование в лучших университетах США и Европы, посвятили большую часть взрослой жизни произнесению проповедей, написанию статей и выступлениям с лекциями на тему христианства; а некоторые участники комитета имели большое количество написанных книг. Более того, они обладали немалым опытом работы с прессой, задолго до падения Нанкина выступая по нанкинскому радио или публикуя статьи о Китае в популярных изданиях. Наконец, у миссионеров имелось дополнительное преимущество, которого не предвидели японцы: они всю жизнь провели в размышлениях об истинной природе ада и, обнаружив таковой в Нанкине, тотчас же красочно описали его для мировой общественности. Их жесткая и убедительная проза воспроизводит тот ужас, которому они стали свидетелями:

В течение десяти дней царит полная анархия – настоящая преисподняя на земле… нам приходится наблюдать, как у бедняков забирают их последнее имущество – последние деньги, последние одеяла (а погода стоит морозная), у бедного рикши – его повозку. Тысячи разоруженных солдат, искавших убежища вместе с многими сотнями невинных гражданских, забирают на твоих глазах, чтобы расстрелять или потренироваться на них, протыкая штыком; как тысячи женщин стоят перед тобой на коленях, истерически плача и умоляя спасти их от охотящихся на них зверей; и ты стоишь и не можешь ничего поделать, в то время как сорван и десятки раз осквернен твой флаг, твой дом разграблен, а город, в который ты пришел, чтобы помочь ему, и организацию, которой ты собирался посвятить свои лучшие годы, не спеша и методично пожирает огонь. Подобного ада я не видел еще никогда (Джордж Фитч, 24 декабря 1937 года)[391].