За Русью Русь

Но, может, даже не так, и откровение снизошло к Видбору не в одно мгновение, подобно озарению, и накапливалось многие леты особенно после того, когда по смерти родичей он возвеличился над ближними. И тогда приходило ему в голову: «Почему поднят я, а не еще кто-то?.. Иль я лучше других? Но чем?.. Отчего же тогда во мне все пусто и так растолканно?..»

Видбор часто задавался этими вопросами, и близкие люди недоумевали, не понимая, что происходит с ним, почему в глазах у него плещется тоска, почему он не уймет ее, а точно бы даже возжигает в себе, лелеет?..

Было ли так, нет ли, он ныне и сам не скажет, но что верно, то верно, неприютность посреди мира росла в нем, матерела. И однажды в душе как бы что-то взорвалось, обжегши горячо, а потом… потом стало ровно, отстраненно ото всего.

Наверное, если бы Видбор не изводил себя вопросами, то ничего бы в нем не поменялось, но сделалось так, как сделалось, и это было благо. Благо еще и то, что жизнь в Заславье шла ни для кого не угнетающе, свободно от желаний. Спасите Боги Рогнеду, это она изначально повела дело так, чтоб не возгорались тут постыдные людские страсти, но были приглушены. Наверное, и Владимира тянуло в эти места еще и потому, что тут он чувствовал себя ни от кого не зависяще, тут он не искал ответа на разные вопросы, как в стольном граде, подымаемые им ли самим, Большим ли воеводой, неуемным в деяниях. Вот и ныне, чуть только въехав в ворота и глянув на низкие приземистые строения, хором обступившие Рогнедины терема, Владимир точно бы сбросил прежние одежды и превратился в обыкновенно живущего в миру человека и улыбнулся чему-то, скорее, тому, что в сущности никогда не остывало на сердце. Хотя чего греха таить, иль мало у него наложниц в разных городах? А ведь он не очень-то падок до женской ласки, это Добрыня расстарался, приметив скукоту в глазах у Великого князя, и хитро и умело подтолкнул к сему. Но да ладно, Бог ему судья!

Владимира тянуло к Рогнеде, хотя она бывала насмешлива и зла, могла сказать такое, что скажи подобное кто-то другой, не сдобровать бы ему. Зато угадывалось в Рогнеде ясное и умное, ласкающее глаз, умиротворяющее душу.

Она сидела на сенях и смотрела во двор, в полуденную пору безлюдный, и не сразу увидела Владимира, когда же увидела, в лице у нее воссияло, она почувствовала это и поморщилась, подумала, что ломает в себе, отодвигает неостывшее от прежней неприязни, проявляет поспешность. Но что делать, коль все перемешалось на сердце? Иль не хотела бы она, как многие леты назад, сказать сурово: «Не хочу рабича?!» В том-то и дело, что хотела бы, и — не могла.

Владимир приехал на белом жеребце, сидел в седле прямо и строго, приподняв левую руку, широкой ладонью загораживая глаза от слепящего солнца и выглядывая что-то… Или кого-то?.. Рогнеда улыбнулась и спустилась вниз по белым твердым ступеням, подошла к Владимиру, взялась рукою за стремя, сказала низким грудным голосом:

— С приездом, княже! — А помедлив, уже тише и поспешней добавила: — Что ж Юлия отпустила, не удержала во дворце?

Владимир рассмеялся, слез с седла, обнял Рогнеду, и они прошли в ее покои. А скоро там появился сын их Ярослав, следом за ним и дядька его. Ярослав русоголов и ясноглаз, в расшитом золотом кафтане, в высоких ямшевых сапогах, уже не мальчик, но еще и не вьюноша, смотрел на отца не то чтобы с робостью, но и не так, чтобы уж очень с открытой радостью, скорее, с любопытством.

— Надо же! — весело сказал Владимир. — Вырос!

По лицу князя пробежала тень, ее не углядишь сразу, все же Рогнеда увидела и забеспокоилась. Владимир сказал сыну:

— Дай срок, посажу тебя наместником в Новогороде, вольничают посадские, замышляют дурное. И в Муроме посажу сына, и в Турове, и в деревлянской земле, и в Ростове, и в Тмуторокани. Соберу Русь под своею рукою и сделаю сильней. — Помолчал, налившись суровостью. — Досадно, всяк ныне в свою сторону тянет. Вот прошло великое Вече волхвов, и на том Вече противно моему слову выбрали Владыкой деревлянского Буруслава. Это дело?..

Владимир еще какое-то время пребывал в задумчивости, потом, как бы вспомнив что-то, виновато улыбнулся:

— Что это со мною? Да-а!..