Старший брат царя. Книги 3 и 4

3

Оставив Иохима и Кирилла очищать больничную избу, Клим поспешил к Василисе. Разыскал избу и в дверях столкнулся со своей приёмной дочкой. Обрадовавшись, она вскрикнула, бросилась к нему на шею и обмерла. Усадил он её на скамью, прислонив к стене, расстегнул воротничок. Из-под занавески вышла баба в белой рубахе — ходячий скелет, подала воды.

Придя в себя, Василиса припала к груди Клима и запричитала:

— Господи! Климушка! Дядюшка! Как я тебя ждала! Думала — не дождусь. И Фокеюшка уехавши, уж четвёртая седмица пошла. Мы тут чуть не перемерли. Теперь ты нас вылечишь. А вон у неё мальчонка преставился! Такой красавчик был... А у Калинки, — она указала на крайнюю занавеску, — мужа остяки посекли. От горя совсем слегла, всё под себя. А тут скорей-скорей, дядюшка Клим, Настину Аннушку спасать надобно, такая лапочка...

Такой разговорчивой Василиса никогда не была. Клим не перебивал её, дал выговориться. Изменилась она здорово, похудела, подросла, кажется. Сейчас причитает и сквозь слёзы улыбается ему, надежда оживила её. Присмотрелся к избе: просторная, прокопчённая; разгорожена на четыре части. Тут за занавесками, как узнал потом, жили четыре семьи стражников. Грязи в избе и вокруг было не меньше, чем на лекарском дворе. Потому до приезда Фокея Клим решил взять Василису к себе. Но, услыхав такое предложение, Василиса слёзно запричитала:

— Да как же так, дядюшка?! Чтоб я бросила своих подруг в беде?! Не-ет, без меня они совсем пропадут, я тут самая крепкая. Климушка, дорогой, лечи нас вместе, Бог тебе счастье пошлёт!..

И пришлось Климу с Иохимом и Кириллом выгребать грязь и здесь, рыть ямы, жечь и зарывать навоз и мусор, посыпать двор живой известью, засыпать речным песком. Подруги Василисы, хотя еле держались на ногах, всё ж помогали и старательно выполняли советы Клима. Особенно много пришлось повозиться с ребёнком. Аннушке было около годика, от болести руки-ноги былинками стали, на грудке каждое рёбрышко высвечивалось. Не усохла только голова и казалась несуразно большой, все волосики высыпались. Ослабела девочка так, что и плакать не могла, морщилась только. Пришлось отогревать её в тёплых шкурках, отпаивать овсяным взваром с мёдом... И выходили ребёнка. Через седмицу примерно голос подала и головку держать начала. С матерью радовались все, особенно Василиса: «Во у меня дядя какой!»

С каждым днём круг лечащихся расширялся, кто сам приходил, к другим Клим наведывался. Зот просил прежде всего ставить на ноги приказчиков и мастеров солеварения. Потом пришли за помощью из Коряжмского монастыря...

К тому времени Иохима востребовал жемчужных дел мастер, а Кирилл сам пошёл в иконописную, сознавшись Климу, что пальцы по кисти соскучились. В мастерской им сперва не заинтересовались, взглянув на его изуродованную руку. Он тут же на простой доске углём набросал контуры образа, за него ухватились и, оберегая от болезни, запретили выходить из мастерской.

Но у Клима появились новые помощники. Во-первых, вернулся с Посада поправившийся лекарь Микола. Кроме того, Зот прислал трёх баб да двух мужиков с подводами. Правда, помощники были измотаны болезнью, но эти люди старались, потому что поверили в Клима — целителя. А дело накручивалось снежным комом, лечилась уже вся Никольская сторона Соли Вычегодской, шли люди и с Посада. Клим с ног сбился, спал ночью два-три часа... И вот в такой то тяжёлый момент напомнил о себе Захар...

Одним из присланных Зотом мужиков был ярыжка Гулька, измождённый щупленький парень с широким лицом и маленьким носом-пуговкой. Вместо помощи от него, Климу пришлось седмицу лечить и откармливать этого неопределённого возраста человека. Потом он оказался прилежным к работе, всегда готовый помочь Климу или кому угодно. Дома он не имел, находился постоянно в лекарской, спал при лошадях на сеновале. Около него постоянно крутился чёрный кот, к другим нелюдимый.

Однажды, оставшись наедине с Климом, Гулька сказал:

— Клим Акимыч, гони меня в шею, а то сворую.

Клим варил очередную специю и рассеянно ответил:

— А ты не воруй и живи себе.

— Так ведь я около тебя доглядчиком!

— Доглядчиком?! Ты? — Клим посмотрел на согнувшуюся маленькую фигуру Гульки, сидящего на полене около печи, недоверчиво спросил:

— Зот тебя поставил?

— Не. Казачий десятник Захар. Приказал следить, куда ходишь, с кем дружишь, о чём говоришь. Я было отказался, а он избил меня, пригрозил со свету сжить... Ты ко мне всей душой, а я на тебя доношу ему. Так что гони меня.

— Чего тебя гнать. Не ты, так другой кто найдётся... Доноси, что про меня люди говорят, они плохого не скажут. Но ничего не убавляй и не прибавляй. Могут и другие доглядчики быть, тогда десятник тебе доверять не станет.

— Твоя правда, Клим Акимыч, ему всё известно.

Разговор, собственно, на этом и кончился, но Клим ещё долго размышлял и пришёл к убеждению, что Захар молчит и ждёт возвращения хозяина.

Фокей, вернувшись из похода, отчитался перед Зотом, перемолвился с Василисой и побежал в лекарскую. Когда увидел Клима, поборол желание кинуться к нему, подошёл степенным шагом и протянул руку. Клим привлёк его к себе, расцеловал и услыхал сердечное признание:

— Василисушка и я з-заждались тебя, Климент А-акимович. У нас никого роднее тебя н-нет!

— Теперь я с вами, ребятки. А ты смотри каким молодцем стал и заикаешься меньше.

— Всё равно 3-заикой кличут за глаза.

— Кличут-то пускай, а ты вроде как десятник. Люди слушаются тебя?

— Тут люди только с-силу уважают, а мою с-силу и с-смелость они видели, и не раз.

И действительно, перед Климом стоял коренастый парень, руки — широкой кости, плечи за последние месяцы заметно расправились, грудь шире стала. Климу захотелось испытать его силу, он поставил локоть левой руки на стол и предложил:

— Давай, кто кого перетянет.

— Н-не буду. — Фокей помрачнел.

— Ты что, испугался?

— Не. Меня никто не перетягивает. А мне с-стыдно над тобой в-верх держать.

Клим рассмеялся и обнял Фокея:

— Во какой ты у меня стал рассудительный!

О семейной жизни и о Василисе-жене Фокей рассказывал охотно, был доволен, однако ж посетовал слегка:

— Надоело в четырёх семьях жить, м-могли б и отдельно. А В-Василиса не хочет с бабами расставаться.

— Добрая она у тебя, это хорошо! — заступился Клим.

— Верно. Однако ж и меня п-пожалеть надобно.

Потом Клим расспрашивал Фокея, как относится к нему хозяин, приказчики, стражники. Про себя отметил, что тот отвечает кратко, толково, без торопливости. Совсем исчезла прежняя нерешительность. В общем, парень изменился в лучшую сторону. Подумал: «Всё возможно, что так изменило человека оказанное доверие. Аника умеет подбирать людей!» В то же время заметил — часто доброжелательное выражение на лице Фокея меняется, взгляд тяжелеет, хмурость набегает. Фокей почернел лицом, когда Клим поведал о происках десятника Захара, и выпалил:

— Убрать надо его!

— И не думай! — испугался Клим. — Это моя забота. Вот приедет Аника, посмотрю. А ты всё ж от меня подальше держись.

— Ни в жисть! Боялся я его! А лучше и-избавиться бы...