Старший брат царя. Книги 3 и 4

14

Кир Мальцев из детей боярских при князе Вяземском со своей сотней направился за сбором подати в Печорский монастырь. И здесь, к великой радости своей, повстречал друга и собутыльника Глеба Луцкина, ныне князя опричного и тысяцкого. Тот находился тут с тысячей ополченцев, расположившись по монастырям и весям бывшей границы с Ливонией. Радость радостью, но дело прежде всего: Кир направился к игумену. Здесь печаль и огорчение: в день приезда опричников в Печорскую обитель во время вечерни кто-то вызвал келаря Вассиана из храма и он исчез. Погнали гонца во Псков к игумену. Оттуда совсем непонятное известие: после молебна в Троицком храме Корнилия больше никто не видел.

Кир посочувствовал монахам в их горе, но всё ж приказал собраться старцам и к вечеру приготовить обложение. А сам направился к другу, они уединились в просторной келье, надеясь отдохнуть за кубком хорошего вина без свидетелей, ибо на дворе Великий пост.

Ещё не опорожнив первый кубок, Кир поведал Глебу: беда у их благодетеля князя Афанасия — дорогу ему перешёл неизвестный тысяцкий. С тех пор государь не благоволит князю. Рассказал Кир и о приметах обидчика. Тут Глеб вспомнил о Климе Одноглазе и его отбытии в Печорский монастырь, кстати, здесь его не было. В общем, через какой-нибудь час Кир знал всё об обидчике князя-благодетеля. И уже с утра пораньше скакал во Псков в сопровождении своих опричников, оставив на потом сборы подати в других местах.

Привезённое известие князя обрадовало и, отложив свою беседу с князем Токмаковым, отправился к царю. Он попросил разрешения у Ивана послать надёжных людей и выкрасть Клима.

За прошедшие два дня государь пришёл в себя. Действительно, чего он так всполошился от болтовни сумасшедшего Миколы?! Ведь он государь, не простой смертный, а ставленник Бога на земле, и оберегать государство от врагов — его первейшая задача. И деяния его от Бога. Вот так, Микола, от Бога!! И казнит он только виновных. Прошлую ночь государь провёл у Малюты и убедился в своей правоте...

Иван очень внимательно выслушал Вяземского и изволил невесело усмехнуться:

— Аз ведь обещал убийце Изверга сто рублей серебром. Таких денег у меня сей час нет, придётся тебе расплатиться с тысяцким. А потом покажешь убийцу мне... Погоди, зачем воровать человека? Сам придёт. Вызови для получения награды.

— Он, думаю, не дурак, не поверит. Притом — воевода у Аники. Сумеет так спрятаться, что вовек не разыщешь, хоть и приметный. И опять же ссориться нам с Аникой не с руки.

— Будь по-твоему.

— И ещё, государь. Чтоб оплошки не вышло, дозволь взять из дворян князя Георгия Власку Подгорного, он убийцу в лицо знает.

— Бери.

— А где он?

— У Гриши, видать. Ты не сказал, что с Георгием сделали?

— Как ты приказал: сожгли и пепел рассеяли.

— Ладно. Ступай.

Малюта пытошную оборудовал в одном из подвалов монастыря. Узнав, что он там, Вяземский со слугой спустился к нему. В нос ударил крепкий запах нечистот и прокисшего вина. Стало противно, но идти приходится — этот зажравшийся боров слуге не поверит.

Малюта и два его подручных поклоном встретили князя в дощатой каморке, где стояли два топчана под покрывалами, стол, скамья, в углу свёрнутый ковёр для государя, перед иконой теплилась лампада, на столе — две плошки, рядом ковш с недопитой брагой.

Князь сказал, за кем пришёл, Малюта развёл руками:

— Прости, князь, но тут государев застенок и...

Вяземский резко прервал его:

— Государь приказал. Живо!

Малюта кивнул, зло взглянул на него. Один из катов скрылся за скрипучей дверью, пошумел там и ввёл человека в грязном и рваном исподнем белье со следами крови и грязи. Вяземский не узнал Власа: вместо курчавой бороды — грязные клочья и болячки, на припухшем лице синяки. Невольно вырвалось:

— Кто ты?!

Вместо звонкого голоса шепелявые звуки из разбитого рта:

— А-аз есмь д-дворянин В-влас П-подгорный.

Вяземский распорядился, обращаясь к Малюте и слуге:

— Обмыть, одеть и ко мне. — Повернувшись, поспешно вышел.

Отряд похитителей Вяземский хотел послать по зимнику. Однако Власу необходимо было поправиться от истязаний и нужен был человек, хорошо знающий Соль Вычегодскую. Решил отложить до весны.

Гололёд затруднил сбор податей, дороги стали непроезжими. Под тяжестью льда ломались огромные сучья, валились целые деревья. Оледенелый лес стоял как заколдованное царство. Неждан рассказывал потом, что лесные братья покинули заледеневший лес, потому не было больших нападений на опричников.

На грабёж округи Иван прибавил ещё два дня и в конце третьей недели Великого поста царский поезд двинулся из Пскова на Великие Луки и дальше на Москву.

За день до этого поутру из ворот Никольского монастыря выехали дровни с грузом, покрытым кожами и увязанным верёвками. Дровни сопровождали два мужика — подручные Малюты. Дровни направились через лесок к реке. Дорога была накатанной, но гололёд превратил её в каток, дровни бросало из стороны в сторону, толкая лошадь. Та, хотя и надёжно кованная, сбивалась с шага. Мужики с двух сторон поддерживали дровни, зычный мат далеко разносился по лесу. Мужикам, кроме того, приходилось оттаскивать в стороны обледенелые сучья, а то обрубать и отодвигать целые деревья, перегородившие дорогу. Работа так разгорячила их, что они сбросили полушубки, оставшись в одних телогреях, от которых шёл пар.

Но вот и река, развёрнутая белой ширинкой посреди бескрайнего тёмного леса, сейчас на ветерке хрустально звенящего наледью. Дровни съехали на лёд боком, стаскивая за собой лошадь и орущих мужиков. Конец пути. Мужики присели, вытерли пот, потом достали лопаты, ломы, очистили снег и принялись долбить круглую прорубь аршина в полтора. Лед оказался толстым, в аршин, если не больше. Потом отнесли инструменты, принесли ведро, попили воды сами, попоили лошадь. Развязав верёвки, сняли кожи. Под ними оказались трупы, полураздетые, изломанные, обожжённые... Волоком таскали их до проруби, заталкивали в воду. Кипящие струйки быстрого течения обрадованно подхватывали тела из рук мучителей, подо льдом оказалось восемь несчастных. Судя по остаткам одежды, четверо из них — священнослужители. Закончив такого рода погребение, мужики всё ж сняли треухи и перекрестились. Заспешили в обратный путь, помогая лошади преодолеть крутой, обледенелый берег, на этот раз без ругани.

В то утро появился синодик: «Помяни, Господи, рабов своих Корнилия, Вассиана, Назария, Миколу и четырёх дворян князя Георгия». Разумеется, Господу известны, кто такие Георгий, Корнилий и иже с ними...

И всё ж Пскову повезло: в нём было записано десятка два подобных синодика, а в Новгороде их были сотни — всё-таки опричников сдерживал запрет государя.

Иван про себя отметил ещё один знак Всевидящего: дождь прекратился, как только оставили Псков в покое. А в первый же день пути тёплый ветер осыпал всю наледь, и установилась нормальная погода для конца февраля: с обильными снегопадами, ночными морозцами и с дневным солнышком иной раз.

Ловцов за Климом выслали после половодья. В то время по Москве шёл большой сыск по новгородскому делу, хватали подозреваемых, уже полны подвалы приказов. Государь вспомнил пророчество Миколы — искал предателей среди ближайших. У многих больших людей в то время головы непрочно сидели на вые! А Малюта похудел — на сон и еду времени не хватало!