Месть старухи

Хуана поразило огромное количество драгоценных украшений. А боги, или бог просто сияли в них, излучая свет, отражённый от светильников. Подумалось, что белые ещё не дотянулись до этих благословенных мест, а то бы этот храм превратился бы в груду развалин. А самые наглые и беспринципные из них обогатились бы грабежом, похваляясь в среде таких же бандитов своими доблестями и благородством на стезе борьбы с иноверцами.

Вспомнилась убогая деревянная церквушка в его селе. Никакого сравнения! Лишь запах ладана, чадящего в чашке из потускневшей бронзы, и потрескавшиеся от времени и сырости образа святых и Иисуса, едва различимые в сумрачном тесном помещении, где в духоте и столпотворении отправляли сельчане свои религиозные обязанности и устремления.

Стало грустно, немного тоскливо. Захотелось на родину, которая уже стала казаться сном, иллюзией и такой далёкой, что становилось страшно.

Прошёл месяц, а рани не назначала аудиенцию. Козёл в роскошном одеянии каждый день в сопровождении Гнома и трёх индусов посещал дворец. Правительница оставалась глуха к настойчивым требованиям Козла. Она определила довольствие отряду, свободу передвижения, но дальше этого ничего не происходило.

Козёл нервничал, психовал, вымещая злость на подчинённых. Приходилось терпеть, снося его неудержимую грубость и наглость.

И всё же после шести недель проволочек рани приняла посольство. Видимо, она уже получила исчерпывающие сведения об этих людях и теперь решила поставить точку в этом тёмном деле.

— Завтра эта баба наконец-то принимает нас! — Козёл не скрывал охватившего его волнения. — Готовьтесь. Хуан идёт с нами, Гном и ещё четверо в главе с Ратаном. Всем одеться в самые дорогие платья и быть при оружии. У нас его отберут, но для формы мы должны его иметь.

Хуан с тоской подумал, что в этакую жару находиться два часа в тяжёлых одеждах будет очень тоскливо. А что сделаешь? Порядок такой. И он поплёлся готовить свою одежду, предусмотрительно для него привезённую.

Приём оказался слишком коротким, что ещё больше разозлило Козла. Он вручил рани Уллале письмо, видимо от Кловиса. Женщина не стала его читать, передала его своему визирю, выслушала речь Гнома, кивнула украшенной жемчугом и каменьями головой и, не произнеся ни слова, сделала движение рукой, отпуская «посольство».

Уже в приёмной секретарь рани остановил Козла и через Гнома передал послание своей правительницы. Гном перевёл:

— Досточтимая рани Уллала благодарит за посещение. Она подумает, изучит послание и даст знать о своём решении. А теперь прошу удалиться, господа.

Секретарь подобострастно поклонился. Лицо ничего не выражало кроме глубокого почтения и уважения.

— Проклятая баба! — Козёл не мог сдержать себя и ругался ещё во дворце. — Столько держать нас и ничего не решить, не сказать! Что она о себе думает?

Никто не стал успокаивать главу «посольства», но молчание само по себе осуждало несдержанность и вспыльчивость Козла. Он скоро и сам понял это и со скрипом зубовным прикусил язык.

Два дня спустя Гном неожиданно встретил Хуана вблизи постоялого двора. Хуан уже отваживался один выходить в город, но далеко не заходил. Гном предупредил его, что в городе действует запрет на всякие действия против посольства, что однако не может расцениваться, как гарантия безопасности.

— Я искал тебя, сахиб! — в голосе Гнома звучала настороженность. Он оглядывался и явно торопился. — Не задавай вопросов! Нам грозит опасность. И ты старайся постоянно быть вблизи меня, сахиб.

И, не успел Хуан опомниться, как Гном уже удалялся, не захотев выслушать рвущийся наружу вопрос.

— Почему я должен постоянно быть рядом с Гномом? — Хуан шептал эти слова себе, будто надеялся найти ответ на это. — Ладно. Попытаюсь следовать совету этого Гнома. Всё же он мне может помочь.

Хуан осторожно привязал к ноге под штаниной небольшой нож с крохотной рукояткой, проверил, как он держится и остался доволен.

Ещё неделя ожиданий — и Козёл принял у себя секретаря рани. Это удивило и насторожило, но от разговора увильнуть не удалось.

Секретарь на сносном португальском пояснил Козлу, низко поклонившись и выказав все знаки уважения:

— Моя несравненная рани Уллала просит извинить её, сеньор. Она слишком занята и утомлена трудами государства. Царственная рани не может принять вас и просит покинуть пределы Тхирумалы уже завтра, — секретарь почтительно склонился, показав своё уважение, и молча неторопливо удалился в сопровождении слуг.

— Проклятье! Так поступить с нами! Проклятая баба! Будь она проклята, гнусная язычница! — Козёл бесновался и грозился отомстить ей. Только как он сможет это осуществить, никто представить не мог.

Весь день и вечер Козёл вышагивал по комнате. Он ни с кем не разговаривал. Ратан постоянно находился рядом, словно ожидая распоряжений. И они последовали часов в восемь вечера.

— Позови Хуана, Гнома и Чанда! Пусть немедленно явятся!

Приглашённые в волнение уставились на главаря. Было ясно, что он что-то задумал и это что-то никого особо не радовало. Они знали Козла с его необдуманными и жестокими поступками. А тут враждебный город, чужая страна.

— Эта проклятая баба, рани, будь она проклята, не захотела вести со мной дела! Она высылает нас и мы должны убраться из города уже ранним утром!

Собравшиеся тихо переглянулись. Они были плохо осведомлены об истинной цели «посольства» и ждали разъяснений. Козёл не собирался посвящать их в это. Лишь после долгого молчания изрёк жёстко:

— Напоследок я должен хоть что-то взять с собой! После полуночи мы ограбим храм! Там столько драгоценностей, что на всех хватит! Ратан, приготовь караван и припасы. Мы выступаем до рассвета. Хуан, осмотреть оружие!

— Тебе не кажется, что это безумие? — Хуан решительно выступил вперёд.

— Это не твоего ума дело! Выполняй распоряжение и не задавай лишних вопросов!

— Тут и нечего задавать, Козёл! Это дело тебе не выиграть! Кто отпустит нас после ограбления храма? Ты с ума сошёл, затевая это!

Козёл мрачно обвёл глазами собравшихся. Они опустили глаза и в сумеречном свете единственного масляного светильника их позы были неутешительны.

— Вы что опустили головы? Боитесь? Чего? Этих ничтожных трусов? Они не посмеют даже преследовать нас! Мы спокойно прошествуем на наших быках, и чихать я хотел на всю их конницу!

— Это твоё дело, Козёл! — Вскричал Хуан. — А я отказываюсь следовать за тобой! Это безумие и я не желаю в нём участвовать! Мне жить ещё хочется! Умирай один, если тебе так не терпится!

— Ты дезертируешь? Думаешь так просто увильнуть? Не выйдет! Ну-ка берите этого дохляка! Мы ещё поговорим с ним!

Хуан отскочил к стене, выхватив шпагу. Но никто не двинулся на него.

— Вы что, боитесь этого сморчка? Хватай его!

— Не дури, Козёл! — Хуан с беспокойством оглядывал людей. — Это не моё дело и я не собираюсь в нём участвовать. Сам верши свой грабёж, а я умываю руки! И пусть Кловис меня рассудит!

— Чёрт с ним! Пусть тогда сам выбирается отсюда! Ты больше не наш человек! Если помешаешь нам — тебе не жить! Пошли, ребята! Надо подготовиться.

Хуан остался один в душном тесном помещении. Мысли гурьбой навалились на него. Он не знал, что теперь предпринять и, помедлив, вышел во двор постоялого двора. Звёзды таинственно подмигивали молодому человеку. Было тихо.

Он присел на камень, ещё хранивший тепло ушедшего дня. Хотелось выть от злости и безысходности своего положения. Ощупал карманы. Выскреб несколько монет серебром. Больше ничего у него не было, не считая двух перстней и одной жемчужины, что перекатывалась в кармане. Остальное осталось на галере. Попытался вспомнить хоть одну молитву и просто прошептал просьбу к Господу о ниспослании ему избавления от напастей, свалившихся на него в этом чужом враждебном городе.

Ничего не придумав, Хуан поспешил уйти от греха подальше, и скрылся в конюшне, где уже познакомился с конюхами. Те приняли его безразлично, позволив лечь на соломе, приготовленной для подстилки быкам.

Лёжа на спине, Хуан пытался размышлять. Ничего от этого не получилось, но и сон к нему не приходил. И что будет делать уже завтра утром, представить себе не мог. Правда, думалось, что затея Козла вряд ли удастся, и в то же время он помнил, какие здесь доверчивые люди. Храмы никогда не закрывались, и вход туда не представлялся трудным.

И больше его всё же занимал он сам. Как к нему отнесутся власти, узнав об ограблении святыни? Предвидеть этого он не мог. Но ничего хорошего не ожидал. Страх постепенно закрадывался к нему в сердце. Инстинктивно ощупал шпагу и кинжал. Другого оружия у него не было.

Мешать Козлу в его замысле Хуан не собирался. Это могло дорого ему стоить. Но как выбраться из города одному? И он сел, подумав, что можно попытаться упросить конюхов дать ему его же буйвола. И тут же возник вопрос: сумеет ли он самостоятельно достичь берега океана? Подобное казалось очень сомнительным. Его просто поймают, как белого, и в лучшем случае на долгие годы посадят в яму, где он и отдаст Богу душу.

Даже пожалел, что отказался от участии в ограблении. Но теперь уже гордость не позволяла идти вспять и просить Козла простить его. И злоба охватила всё его нутро. Бешенство чуть не толкнуло его пойти к Козлу и попытаться прикончить его. Хорошо, что он быстро понял, что так делу не поможешь. Всё равно ему присудят яму на несколько лет.

Наконец решил дождаться утра и посмотреть, что получится. Другого в голове не вырисовывалось. И он, успокоившись немного, постарался заснуть.

Некоторое время он слышал тихие голоса скотников, сопение, шум копыт, потом всё затуманилось, и он погрузился в тревожный сон.

Проснулся он от громких голосов. Они раздавались в предрассветном воздухе, прислушавшись, Хуан различил голоса своих товарищей. Слов не различалось, но голоса звучали торопливо, жёстко и требовательно.

Хуан поднялся. У двери светился огонь фонаря. Там стояли трое скотников и молча наблюдали, как готовился караван. Тронул одного за плечо и вопросительно кивнул в сторону товарищей.

Скотник пожал плечами, удивлённо уставился на Хуана, что-то сказал, чего Хуан не понял. А до товарищей было не более двадцати шагов.

Буйволы волновались, выражали недовольство, люди торопились, укладывали вьюки, сёдла на спины животным. Хуан не осмелился выйти и наблюдал за происходящим из ворот сарая.

Все были налицо. И Гном топтался тут же, и Козёл с длинной шпагой и мушкетом в руке. Все они были отлично вооружены и спешили покинуть постоялый двор. В округе знали о распоряжении рани, и никто не удивился такому.

Караван вышел из ворот, пыль осела. Восток только начал светлеть. Звуки топота животных затихли в переулке. Хуан вздохнул, незаметно перекрестился и пошёл на своё место. И странное дело, тотчас заснул, словно и не было никаких волнений и тревог последних часов его жизни.

Было уже светло. Во дворе толпились люди, стражники с копьями и саблями в руках. Что-то громко обсуждали, потом направились к воротам сарая, широко открытыми.

Хуан похолодел. Сел на соломе в ожидании. Был уверен, что идут за ним.