Блудное чадо

Глава четырнадцатая

– Пана Мазепу следует наградить за усердие, – сказал отец Миколай. – Он раскрыл заговор, и у вашего величества оказался в руках человек, которого можно переманить на свою сторону. Пан Пасек достаточно напуган и больше не захочет связываться с Любомирским. Только нужно все это сделать очень быстро.

Ксендз сидел в кабинете Марии-Луизы, за спинкой его кресла стоял пан Янек.

– Значит, если бы баронесса фон Шекман не принесла мне список, это сделал бы пан Мазепа в ближайшие дни? – недоверчиво спросила королева.

– Вряд ли, что в ближайшие дни. Заговору, как груше на ветке, нужно дать созреть. Список, что приготовила пани Фальбовская и дала надежному человеку, своему дальнему родственнику Збигневу Косинскому, был неполон. А Косинский, служа пану Станиславу Фальбовскому, погиб при попытке убить мнимого любовника этой пани и потерял шапку с зашитым в нее списком. Но заговор гетмана – это лишь одна из многих неприятностей, с которыми ваше величество умеет справляться.

Отец Миколай склонил седую голову в черной шапочке, как бы показывая свое преклонение перед королевой.

– Вы хотите сказать, что есть еще какая-то неприятность? – спросила она.

– Да, и значительная. Пропал Войцех Сайковский. Вы ведь знаете, что это за человек.

– Да, знаю.

– Мы с паном Мазепой готовили его для серьезного дела. Он должен был вернуться в Москву и, вытерпев небольшое наказание, полгода в монастыре или что-то похожее, стать нашим осведомителем при дворе русского царя. Вы знаете, как трудно католической церкви нести свет истины на восток. Сын одного из лучших дипломатов царя Алексея мог бы нам быть очень полезен. Сперва – картины, книги, космографии, музыка, кружева, затем – школы для детей знати, где молодых людей учат риторике, теологии, истории, математике, всему тому, что русская церковь им дать не может. Затем – первые католические приходы в Московии… И через двадцать лет наша вера становится при царском дворе всеми признанной и главной, а сама Московия…

– Сайковского ищут, – перебила королева. – Весь Краков мои люди обходят, спрашивают обывателей.

– И мои люди в храмах спрашивают прихожан. Но этот человек со своим прислужником как сквозь землю провалились. А он нам необходим. Справиться с Любомирским вашему величеству нетрудно. А такой беглец из Московии, да еще сын воеводы, царского любимца, вряд ли еще появится. Нужно разослать конных по всем дорогам. Главное – привезти его. Он напуган, но я справлюсь с его страхом. Дорогие подарки и не таких панов привлекали на мою сторону, этот же не упрям, гонора в нем нет, он просто слаб духом.

– Я понимаю ваш замысел, – сказала королева. – Это куда умнее, чем посылать против царя войско. От войска он отобьется – свое не хуже. Вражеское государство нужно брать штурмом изнутри…

– Будь я не служитель церкви, а молодой красивый пан, поцеловал бы за такие слова вашу белую ручку.

Воина Афанасьевича и Ваську действительно искали по всему Кракову и окрестностям. Трудно было предположить, куда они забегут с перепугу. Ивашка, ходивший за припасами, тоже был остановлен парой конных шляхтичей и опрошен: не встречался ли человек в зеленом полосатом жупане, пояс – с серебряной пряжкой, возможно, без шапки, росту среднего, русоволос, узкоплеч, с лицом округлым, с носом неправильным, с серыми глазами, с плохо заметными бровями, с пугливой повадкой, а при нем – другой, тех же лет, волосы светлее, в плечах пошире, в коричневом жупане, и ходит, приоткрыв рот. И было велено: если такой человек попадется, задержать и послать хоть какого парнишку в Вавельский замок, пусть спросит пана Мазепу. Шляхтичи поехали дальше, задерживая прохожих, а Ивашка остался чесать в затылке. Зеленый полосатый жупан был не самой главной приметой, а вот нос, брови, округлость лица указывали на воеводского сына.

Даже страшно было подумать, что он такого натворил, если сбежал из замка.

Шумилов, узнав новость, велел:

– К Домонтовичу, немедленно. Она должна прислать записку.

По странной придури он избегал называть Анриэтту по имени.

– Бегу! – сразу же откликнулся Петруха.

Но Анриэтта не могла даже написать пару строк – ее расспрашивал отец Миколай, и расспрашивал очень дотошно: откуда взялась шапка с пряжкой, куда подевалась, после того как извлекли список, как вышло, что пьяный человек предложил купить шапку за гроши именно Анриэтте. Заодно иезуит хотел знать поболее о бароне – ее покойном супруге.

Тут отцу Миколаю повезло – изображая бегинок в Гольдингене, Анриэтта и Дениза насмотрелись на курляндское дворянство и даже человека по прозванию Шекман там видели. Но сам допрос Анриэтте сильно не понравился – ее в чем-то подозревали, и уж не в том ли, что она помогла мнимому Сайковскому сбежать?

На самом деле бежать Воину Афанасьевичу с Васькой помог ничего не подозревавший кучер. Так вышло, что он доставил в замок мешки с мукой и, зная, сколько времени можно потратить, если привезти их чуть позже, занял место у ворот чуть ли не с полуночи, завернулся в старый тулуп и чутко спал в телеге, пока не услышал скрип раздвигаемых створок. Оказавшись во дворе первым, он сдал свой груз и развернул телегу. Уже почти спустившись с холма, этот добрый человек услышал голос знакомца и остановился – обменяться новостями. Но сзади уже спускались другие телеги, он отъехал в тихое место, привязал лошадь к дереву и пошел говорить со знакомцем дальше. Тут-то Воин Афанасьевич и Васька залезли туда и укрылись рогожами.

Так им удалось очень быстро покинуть город.

Такова была их удача, что они, покинув телегу на рассвете, увидели вдали сожженную усадьбу, которую с военной поры не отстроили, и спрятались там. Потом Воин Афанасьевич, вспомнив европейскую карту, понял, что двигаться нужно прямиком на север. Осталось понять, где север.

Все его замыслы вдруг поневоле обрели плоть. Вот только дорога в Бранденбург предстояла очень уж долгая..

Курфюрст Фридрих-Вильгельм добился своего – уже год как не был ничьим вассалом, а по условиям Оливского мира– полновластным хозяином Пруссии. Он благоустраивал свои владения и охотно принимал на службу иноземцев. Там могли пригодиться способности Воина Афанасьевича! Там – а не при польском дворе, где только и поспевай отбиваться от иезуитов. Уж в Пруссии их наверняка было поменьше, если только вообще водились.

Воин Афанасьевич и Васька забрели в нищую деревеньку, там купили продовольствия и сговорились с крестьянином, чтобы на телеге довез до ближайшего городишка. Нужно было переодеться и хотя бы понять, куда их занесло.

Пока Воин Афанасьевич и Васька Чертков довольно бестолково мыкались на немалом пространстве между Краковом и Калишем, время от времени пытаясь заехать вовсе в Силезию, Шумилов, Ивашка и Петруха ждали послания от Анриэтты.

Наконец она им назначила свидание.

Встретились ночью.

Анриэтта была в простом платье и дорожной накидке, в фетровой широкополой шляпе без лишних украшений. Косы она уложила в низкий узел почти на шее.

– Держите, господин Шумилов, – сказала она, протягивая немалый кошель. – Да не делайте вид, будто у вас полные карманы золота. Я же знаю, что ваши средства на исходе. А путешествия еще предстоят. Держите! Вы ведь дали мне возможность достойно появиться при польском дворе. Я возвращаю долг!

– Вы что-то узнали о господине Ордине-Нащокине? – хмуро, как всегда, спросил Шумилов.

– Узнала… Их видели неподалеку от Познани. Полагают, будто они направляются в сторону Гданьска. Но мне кажется, что нет.

– Куда же?

Анриэтта задумалась.

– Я, возможно, ошибаюсь. Гданьск им нужен, если они собрались покорять Европу. Оттуда можно попасть в Копенгаген, есть суда, везущие и в Амстердам, и во французские порты, и в Англию. Но в Вавеле не подумали, что этот господин может искать покровительства курфюрста. По крайней мере, будь он умен, он бы так и сделал. Но я сомневаюсь в его уме, потому что до сих пор он делал одни лишь глупости. Умный человек рассудил бы, что курфюрсту может понадобиться знаток московских дел и обычаев. То есть начал бы с того, что он может дать Фридриху-Вильгельму. И готовил себя к скучной и утомительной должности советника, обязанного знать все цифры и стоимость каждого мешка пшеницы. А такой, как ваш перебежчик, будет мечтать о придворной жизни на французский лад. И сильно ошибется. Пруссия теперь занята не изящными искусствами, а такими скучными вещами, как осушение болот и закупка хорошего породистого скота.

– Это разумно, – одобрил Шумилов. – И как раз в этом наш чудак ровно ничего не смыслит.

– Его знания годятся только для России и для тех, кто собирается строить отношения с Россией. То есть он – ходячая книга, полная сведений о знатных родах и о том, как устроены приказы, не более того. Судя по тому, что он ввязался в политический заговор, сам того не понимая, ум у него неизощренный и наблюдательности нет. Может быть, Фридрих-Вильгельм – единственный в Европе, кому бы господин Ордин-Нащокин пригодился. О курляндском герцоге я молчу – герцог первым делом выдал бы такого гостя вашему царю.

– Заговор? – спросил Петруха.

– Да, и раскрыть его удалось благодаря вашей…

Анриэтта чуть было не сказала «… вашей глупости», потому что считать умным человека, устремившегося почти без охраны на загадочное ночное свидание неведомо с кем, она никак не могла.

– … вашей отваге, – завершила она, и Петруха приосанился.

– Этого я и опасался, – буркнул Шумилов.

– Ему грозил очень суровый допрос. Но никто в замке не понял, как ему с его прислужником удалось сбежать. Он точно так же ввяжется в какую-нибудь склоку при дворе курфюрста.

– А ведь должен же был соображать… – заметил Ивашка. – При таком толковом батюшке…

– Мой друг, не следует искать логику там, где она и не ночевала, – ответила Анриэтта. – Молодой болван сбежал не ради политических интриг, а в поисках той Европы, что живет лишь в его воображении. Возможно, кто-то в Кракове рассказал ему, что при дворе курфюрста устраивают спектакли.

– Могут ли там, в Пруссии, быть иезуиты? – спросил Шумилов. Анриэтта кивнула – она поняла ход его мысли.

– Они всюду могут быть… Если же их там нет, они пришлют туда своих людей, когда узнают, что там появился господин Ордин-Нащокин-младший. Он им нужен, понимаете? Второй такой в Польше не скоро появится. Думаю, вам надо спешить.

– Верно! – воскликнул Петруха. – Значит, собираем пожитки!

– И поскорее. У Пруссии есть граница с Курляндией. Если вам удастся вывезти вашего беглеца в Курляндию, то там уже сам герцог поможет доставить его в Кокенгаузен.

– Так, – согласился Шумилов, хотя и неохотно.

– И что, при дворе курфюрста действительно устраивают представления? – спросил Ивашка.

Анриэтта пожала плечами:

– Все дворы теперь берут пример с парижского. Надо же как-то развлекать придворных дам. Король Людовик сам танцует в балетах – чего доброго, и курфюрст скоро запляшет. Но Людовик покровительствует театру, драматургам, поэтам, художникам. Я, сколько жила в Москве, не видела ни одной книжки со стихами, а только молитвословы да что-то совсем уже душеспасительное. А в Париже печатают книжки с пьесами, со стихами, романы, дамы без романов уже жить не могут. Там – салоны, там образованные люди в гостиных у знатных особ собираются, беседуют о возвышенных материях! Кавалеры ухаживают галантно, мадригалы сочиняют, а не то чтобы в церкви, со службы выходя, на ногу наступить.