Блудное чадо

Глава двадцать пятая

Отец Антуан Санглен не очень-то обрадовался гостьям. Но просьбу герцога де Ларошфуко нельзя оставлять без внимания – и он кое-что сделал.

– У одной из наших сторонниц сын желает стать священником, – сказал он. – Юноша слишком легко поддается влиянию. Стоит ему послушать наших проповедников – он бросается читать «Августина» отца Корнелия Янсения, потом он встречается с кем-то из иезуитов – и мать находит у него дома под подушкой жизнеописание Лойолы. Но именно этот молодой человек вам нужен. Я уже предупредил его, что к нему обратятся от моего имени. Он живет в Париже на углу улиц Кассет и Вожирар, там нужно спросить дом господина Лесажа. Это очень удобно – совсем рядом Люксембургский сад и Латинский квартал. Но ему придется найти другое жилье – там не место для будущего священника.

Дениза и Анриэтта согласились – не место. Они уточнили имя легкомысленного юноши – Жорж-Анри Лесаж. И попросили позволения пожертвовать что-нибудь монастырю. Духовник согласился, и Дениза, сняв браслет, выразила пожелание – купить на эти деньги что-нибудь для девочек монастырской школы.

Затем они поехали к себе, в квартал Марэ.

– И Гасконец тоже потерял след этих господ где-то возле моста, – сказала Дениза. – Все нити пока ведут к левому берегу Сены. Конечно, они могли после спектакля поехать ужинать в богатый дом. Но он клянется, что их экипаж въехал на мост. Значит, и воображаемый богатый дом где-то там.

Несколько дней спустя прибыли московиты. Был уже поздний вечер. Шумилов попросил Ивашку, чтобы послал жену к Анриэтте. Нужно было рассказать о находке. Он сам удивился, отчего так не терпится, сведения таковы, что до утра не протухнут. Ивашка, который жил с Денизой в маленьком кабинете Анриэтты, просьбу выполнил.

– Значит, этот господин будет в Париже через неделю или около того, – сказала Анриэтта, узнав про Ваську.

– Если этот господин по дороге не вздумает убежать куда-нибудь в сторону Греции.

Анриэтта изумилась: впервые Шумилов при ней пошутил.

– Этот господин нам тут очень пригодится – он знает Ордина-Нащокина в лицо.

– Я бы не стал доверять этому господину ничего сложнее божественных песнопений на паперти.

Это была уже вторая шутка, но лицо шутника оставалось спокойным, даже мрачным.

– Вам виднее, – спокойно сказала Анриэтта. – А мы нашли молодого человека, который знает чуть ли не всех студентов Сорбонны и Клермонской коллегии. Где-то там, в Латинском квартале, нужно искать господина Ордина-Нащокина-младшего. Как только мы его найдем…

– …вы передадите это дело в мои руки.

– Да, конечно.

– И начнете собираться в дорогу.

– Куда?

– Ваша сестра ведь захочет вместе с мужем вернуться к детям? Нужно приготовить к дороге карету и, когда я скажу, спокойно выехать вперед, в сторону Кале. Чтобы ей не нестись во весь конский мах и не трястись… Ей теперь это вредно.

– Вы знаете?

– Да.

– Милый братец разболтал?

– Я не слепой.

И тут Анриэтта впервые подумала: а ведь у этого человека наверняка есть жена и дети, только он не считает нужным о них рассказывать.

Странно ей показалось, что человек уехал от семьи на три года и преспокойно живет без нее. Ивашка – тот откровенно скучал по Денизе. Петруха скучал по женщинам вообще, всем вместе взятым, и Анриэтте от этой тоски перепало немало пылких поцелуев, больше она не позволила. А Шумилов – каменный он, что ли? Нет, не каменный, если уловил признаки беременности еще до того, как обозначился живот. Так что же?

Жорж-Анри Лесаж оказался толстым, кудрявым и буйным юношей. Его любознательность не знала предела. Если бы она не сочеталась с забывчивостью, цены бы ей не было. Летая между школой янсенистов и Клермонской коллегией, он честно забывал, чему его учили год назад, и всякое слово преподавателя или проповедника было для него откровением. Но легкий и веселый нрав позволил ему обзавестись множеством приятелей. Этот Жорж-Анри Лесаж и рассказал вскоре, что его лучший друг Арман де Мандевиль, студент Клермонской коллегии, завел себе другого лучшего друга, какого-то поляка, и всюду с ним ходит – и на лекции, и на диспуты, и с разрешения преподавателей в театр.

Гасконцу было велено заняться Арманом де Мандевилем – так и обнаружили жилище Воина Афанасьевича.

Остальное было уже делом мужчин. Анриэтте пришлось только навестить дядюшку Бюсси и попросить у него содействия. Бюсси потосковал о тех временах, когда красавицы просили его о других услугах, и прислал Анриэтте двух парней, опытных по части уличных драк. Они же должны были проводить московитов и указать им путь на Шантильи.

Пока готовилось похищение, Анриэтта и Дениза собирались в дорогу. Был куплен экипаж, в котором Дениза могла бы спокойно доехать до Кале, была куплена небольшая старая карета, а к ней нанят кучер.

Анриэтта не понимала: раз Шумилов твердо решил убить Ордина-Нащокина-младшего, то зачем эта карета? Везти в ней мертвое тело через весь Париж? Дениза, осторожно поговорив с мужем, поняла: во-первых, неведомо, точно ли Шумилов убьет треклятое чадушко; во-вторых, если убьет, так хоть можно будет похоронить, прочитав над могилой православные молитвы; в-третьих, не вышло бы так, что в карете повезут кого-то из раненых московитов…

Вдруг появился Васька, о котором в суете почти забыли. Пришлось еще и Васькой заниматься, покупать ему одежду, следить, чтобы не потерялся в Париже. Васька у всех путался в ногах и раздражал безмерно.

Наступила ночь, назначенная для похищения.

Московиты с вечера ушли из дома Анриэтты поодиночке, Ваську оставили – пользы от него никакой. Анриэтта приставила его к делу – таскать вещи в карету и помогать их увязывать. Дениза очень беспокоилась насчет книг. Наконец решено было трогаться в дорогу – и тут оказалось, что пропал Васька. Вот только что был тут – и сгинул.

– Дьяволы бы его побрали, – сказала Анриэтта. – Едем без него. Хочется ему попрошайничать на парижских папертях – его дело. Идем, моя милая.

– Идем, – согласилась Дениза.

Им нужно было за два часа покинуть Париж и, гоня лошадей во весь мах, добраться до Шантильи, там ждали сменные. И оттуда следовало уже более спокойно ехать на север, ожидая, пока догонят московиты. Дениза все беспокоилась, каково им будет спешить, сопровождая старую карету. Анриэтта же молчала – не хотела беспокоить ее рассказом о замысле Шумилова.

Они решили в дорогу надеть мужские костюмы. Неизвестно, чем бы могло кончиться похищение Воина Афанасьевича, – не пришлось бы, бросив карету, уходить верхом на упряжных лошадях. Гасконец в последний раз пробежался по кварталу, Ваську не нашел, и Анриэтта с Денизой сели в экипаж. Опытный Гонтран ловко миновал все опасные перекрестки и выехал на дорогу, ведущую в Шантильи. Гонтран сидел рядом с ним на козлах, держа на всякий случай наготове мушкетон.

– Тебе ведь не хочется покидать Париж, – сказала Анриэтта.

– Кому же хочется покидать Париж, когда вот-вот зацветут каштаны?..

– Опять расстаемся…

– Ubi tu Gaius, ibi ego Gaia.

– Да…

Это была древняя римская формула брака: сказав «Где ты – Гай, там я – Гайя», женщина перед всеми признавала себя женой мужчины. Дениза сделала свой выбор – и Анриэтта опять оставалась одна.

В Шантильи им сменили лошадей. До появления московитов оставалось два часа – за это время лошади успевали отдохнуть, а потом послужить не упряжными, а верховыми.

– Сейчас у нас по левую руку останется Ножан-сюр-Уаз, а потом мы окольными путями направимся к Компьеню, сударыня, – сказал Гонтран. – За Компьенем уже довольно прямая дорога, там нас и нагонят господа.

– Хорошо, Гонтран.

Карета покатила дальше.

– Теперь поедем медленнее, ты можешь лечь и поспать, – предложила Анриэтта.

– Я не засну, пока не приедет муж.

– Они нас не скоро догонят. Ложись, вздремни.

– Мне что-то страшно, Анриэтта.

И Анриэтте было страшновато. Но она старалась не подать вида.

Им все же удалось заснуть – кое-как, не погружаясь в мирный сон, выныривая и опять проваливаясь.

– Боже мой, который час?! – вдруг воскликнула Дениза.

Небо за окошком в каретной дверце заметно посветлело.

У них были с собой мужские карманные часы, швейцарские, весом чуть ли не в полфунта. Лежали они в кармане, подвешенном к боковой стенке кареты. Анриэтта откинула серебряную крышку, вгляделась в циферблат и охнула. Было пять утра. Дениза выхватила у нее часы.

– Что-то случилось.

– Кажется, да.

– Прикажи Гонтрану развернуть карету! Мы возвращаемся!

– Нет! – твердо сказала Анриэтта. – Что бы ни случилось, я тебя никуда не пущу.

– Но мой муж!..

– Твоему мужу не станет легче оттого, что ты тоже попадешь в неприятности! Может быть, он сейчас благодарит Бога за то, что ты и ваш будущий ребенок – в безопасности.

Они стали спорить и помирились на решении просто остановиться и ждать дальнейших событий. Решение оказалось правильным.

Гонтран сказал, что они уже почти доехали до Компьеня. Ночной путь утомил и его, и Гасконца, Анриэтта предложила обоим лечь на пол кареты и хоть немного поспать. Сама она с Денизой вышла на дорогу. Думать о плохом не хотелось, но, зная намерение Шумилова, она все больше убеждалась в том, что московиты попали в беду.

Дорога в сельской местности спозаранку полна телег, тачек и пешеходов. В общем шуме Анриэтта и Дениза не сразу уловили тот особый стук копыт, который означает скорый галоп.

Несколько минут спустя к ним подъехал, в последний миг осаживая коня, Ивашка. Он не соскичил – слетел наземь и, даже не успев перекинуть повод через конскую голову, схватил в охапку жену.

– Что случилось, братец? Где все остальные? – спросила Анриэтта.

– Ох, сестрица, случилось черт знает что!

– Говори прямо!

– Все шло, как задумали, – начал Ивашка, прижимая к груди Денизу, – ну, просто замечательно все шло. Этот толстяк Лесаж засиделся там допоздна, когда его выпускали, мы вошли в дом, толстяк убежал, Мандевилю мы тряпицу в рот. Вот тут наш старший и дал маху. Ему нужно было сразу, в доме, кончать это чадушко, будь оно неладно…

– Ты знал, братец?! Он тебе сказал?!

– Ничего я не знал, я потом понял! Он же, сестрица, так умеет молчать – ни одному иноку в затворе и не снилось… Я потом понял, что он с самого начала задумал заколоть чадушко, – он же поволок его к карете разутого… Думал, пырнет ножом, тело в карету рухнет – и мы его увезем, а потом… да кто его знает, что он задумал потом!

– И что же, что?! – нетерпеливо спрашивали Дениза и Анриэтта.

– Что?! Оказалось, этот проклятый Васька нас все время подслушивал! Он же по твоему дому, сестрица, слонялся и, наверно, под дверьми стоял, когда мы втроем все обговаривали, мы же по-русски говорили, чтобы твои комнатные девки не поняли. Я лишь подозревал, что у Шумилова на уме, Петруха тоже подозревал, а он, дуралей, забеспокоился и побежал туда, к церкви Сан-Северин… видел, как мы в дом ворвались… А когда Шумилов собрался чадушко ножом бить, этот чертов Васька и кинулся между ними… ему и досталось…

– Где они? – сразу спросила Анриэтта, имея в виду Шумилова и Петруху.