Молодой Александр

Рассказы о том, что произошло дальше, предоставлены Диодором и Юстином и основаны на двух ранних историографических традициях, различающихся между собой[725]. Диодор приводит больше подробностей – его версия романтическая и вызывает немало сомнений, но она яркая и запоминающаяся. Он говорит, что войска выстроились для шествия на рассвете, надо полагать – за пределами дворца. Царская свита встряхнулась после излишеств предыдущей ночи и начала спускаться к театру; музыканты, жрецы и актеры шли впереди, по дороге устраивая роскошные представления. Охрана из числа молодых копейщиков замыкала процессию, защищая царя и его друзей, – их триумфальный выход должен был стать прелюдией к празднованиям очередного дня. Небольшой дворик на восточной стороне театра предоставил участникам время и место, чтобы тщательно скоординировать эффектное появление на публике. Затем с подобающей пышностью и торжественностью процессия вступила на орхестру, атмосфера накалялась, по мере того как солнце поднималось все выше, а основное действие приближалось. На орхестре стояли богато украшенные и выполненные с большим мастерством статуи богов: все 12 олимпийцев, но к ним добавилась 13-я статуя. Это был Филипп: он пожелал войти в круг бессмертных. Зрителей взволновали экстравагантные сцены. Филипп приказал своим друзьям идти вперед, пока охранники держались на расстоянии. Царь хотел войти в театр, защищенный одной лишь доброй волей. Он был одет подобающе: белый гиматий, или плащ, золотой венок на голове – «бык увенчан»; чернобородый, возможно уже начавший седеть, слепой на один глаз и прихрамывающий, он с гордостью носил видимые всем шрамы, он был наглядным воплощением тех черт, которые отличали его как исключительного правителя: бесстрашный в бою, красноречивый и искусный в дипломатии, защитник богов и своего народа, ему было чуть больше 45, и он находился на пике своего могущества. Когда царь триумфально появился перед публикой, со всех сторон на него посыпались хвала и поздравления.

Под пристальным взглядом богов и людей Филипп поприветствовал толпу, купаясь в лучах славы. Именно тогда внезапно случилась беда. Павсаний, находившийся среди царских телохранителей, выхватил свой кельтский кинжал, бросился на царя и глубоко вонзил лезвие ему под ребра[726]. Филипп рухнул, как заколотая жертва, его белая одежда окрасилась ужасным багрянцем. Ранение оказалось роковым, царь был мертв. Актера Неоптолема позже спросили, что его больше всего поражает в великих трагедиях Эсхила, Софокла и Еврипида. Он ответил: «Ничто не может сравниться со сценой убийства Филиппа»[727].

Театр в Эгах. Sean Burke / Alamy Stock Photo

Театр погрузился в хаос. Ликование, возгласы и оглушительные аплодисменты, сопровождавшие появление Филиппа, быстро сменились криками ужаса и застывшими в шоке лицами. Царская гвардия молодых копейщиков действовала стремительно: одна группа преследовала убийцу, другая мчалась к павшему царю[728]. Орхестра заполнилась толкающимися людьми, греческие посланники, приглашенные на торжества, спешили покинуть место трагедии. Македонские традиции престолонаследия всегда были делом запутанным и часто кровавым, разумному человеку лучше не задерживаться при дворе, погруженном в смятение. Юстин сообщает, что царевичу Александру и его дяде Александру Молосскому во время торжественного шествия была оказана честь идти рядом с Филиппом. Диодор в своем рассказе их не упоминает вовсе, но они неизбежно стали очевидцами трагедии, хотя, согласно другой версии, Филиппа ударили в коридоре, ведущем на орхестру, прежде чем тот успел появиться на публике. Невозможно узнать, что творилось в голове молодого Александра. Он видел, как отца хладнокровно убили в нескольких метрах от него, и был бессилен помочь. Арриан, который дает дополнительные сведения о последствиях убийства, говорит, что сторонники Александра быстро сплотились вокруг него, вероятно опасаясь за его безопасность, ведь никто не знал, каковы масштабы заговора. Александр из Линкестиды, опытный полководец с гор и зять Антипатра, первым заявил о преданности новому царю. Он надел доспехи и вместе с царской охраной сопроводил своего тезку во дворец, возможно по приказу Антипатра. Поскольку Аттал и Парменион находились в Азии, верный управляющий Филиппа стал теперь самым влиятельным человеком при дворе[729].