Блудное чадо

Петруха не просто встал, а в точности повторил позу Анриэтты.

– Отлично, – сказала она. – Локоть, локоть!

Шумилов редко показывал любопытство. Ивашка подозревал: если в комнату, где Шумилов занимается письмами и склеивает нужные записи в столбцы, войдет, стуча копытами, чудище Китоврас, подьячий посмотрит на него исподлобья и спросит: «Чего надобно?»

Видя, что Анриэтта занята Петрухой, Ивашка выпрямился. Чувствовал он себя так, как будто на нем всю ночь черти зерно молотили. Хотя, казалось бы, совсем недолго маялся.

Вдруг жуткая мысль пришла в голову: Воин-то Афанасьевич тоже фехтованию не обучен, и, коли не поладит со здешними дворянами, дело точно кончится панихидой. И даже неизвестно, хорошо это или плохо. Шумилов – тот точно вздохнул бы с облегчением. А Афанасию Лаврентьевичу-то каково будет узнать, что единственного сынка проткнули, как цыпленка вертелом?

Ордина-Нащокина Ивашка с Петрухой уважали – не за высокий чин, а за светлый разум и достойную повадку. И сожалели о нем – послал же Господь чадушко…

Ивашка снова согнул колени и вытянул шею – иначе как убедиться, что коленки над носками? Левую руку откинул назад, правую попытался разместить перед собой, как учила Анриэтта, чтобы локоть – на расстоянии ладони от туловища и не торчал вбок.

Но поди определи, есть ли эта самая ладонь?

Ивашка извернулся, приложил ладонь к боку ребром, опять принял мучительную фехтовальную позу и закаменел. В это время Анриэтта уже показывала Петрухе мелкие фехтовальные шаги и внушала важность задней ноги. Шумилов с самым мрачным видом наблюдал.

– Теперь я, – вдруг сказал он.

Не спросив позволения, он взял рапиру и сразу встал в правильную позу. Анриэтта хотела было призвать его к порядку словесно, однако несколько секунд подумала и нашла иной способ:

– Раз у вас, сударь, такие способности к фехтованию, то поучу вас держать дистанцию, как меня саму обучали. Итак, я то наступаю, то отступаю, а ваша задача – чтобы расстояние между кончиками наших рапир было постоянным, чуть более фута.

Ивашка перевел на русский лад – вышло пол-аршина.

Не имевший опыта подобных упражнений Шумилов несколько раз налетел грудью на острие – чего Анриэтта и добивалась. Она нарочно двигалась чуть быстрее, зная, что новичок еще не в состоянии уловить ее намерений.

– Теперь со мной! – воскликнул Петруха. – Арсений Петрович, дай-ка шпажонку, я тоже так хочу!

Анриэтта все поняла. Петруха не желал видеть Шумилова побежденным, да и не просто побежденным, а потерпевшим поражение от бабы.

Отношение московитов к женщинам ей не нравилось, замужество Денизы она не одобряла; понимала, что подруга непостижимым образом счастлива со своим избранником, счастлива, рожая детей и ведя хозяйство, но все же не одобряла. Она знала, что Дениза достойна лучшего мужа. Дворянина по крайней мере, а не этого чудака – впрочем, доброго и по-своему ей приятного чудака. О том, что Ивашка с Петрухой спасли их обеих от смерти, она помнила, но если уж выбирать из двух московитов, то сама она предпочла бы Петруху – быстрого, гибкого, норовистого, темноглазого. Простецкая рожа Ивашки была недостойна поцелуев Денизы. И Анриэтте было страх как любопытно, в кого с годами уродятся Варюшка и Митенька.

Человечек, которого дядюшка Бюсси отправил искать следов Жана-Луи де Водемона, уехал и пропал. Оставалось только ждать, развлекая себя шахматами и фехтованием на заднем дворе; чем еще порадовать московитов, Анриэтта не знала, не заставлять же их сочинять мадригалы в честь женской красоты. Но она хоть выезжала, бывала в обществе, а эти трое маялись от ожидания и безделья, и еще от того, что находятся на содержании у женщины. Петруха даже перестал приставать с поцелуями, до того ему было неловко.

Раз в неделю московиты ходили к дядюшке Бюсси узнавать новости. Как-то он попросил еще денег – разумеется, дали.

И вот осенью новость прозвучала.

В городе Маастрихте повара и его помощников прихватили на горячем. Все трое – в городской тюрьме, ждут суда и заслуженного наказания.

– Проклятое чадушко! – воскликнул Петруха. – Ведь точно все разболтает – кто таков, откуда родом!

– А второй дурень еще добавит… – проворчал Ивашка. – Ну, опозорились – дальше некуда…

Шумилов, пересилив себя, спросил Анриэтту: что она, особа, много в жизни повидавшая, обо всем этом думает?

– Думаю, что нужно скакать в Маастрихт, узнавать, что там на самом деле произошло. А главное – кому заплатить, чтобы двум вашим красавчикам устроили побег, – сказала Анриэтта. – Тогда вы их хватаете и везете в любую прибрежную рыбацкую деревню. Там нанимаете лодку, переправляетесь в Гаагу или в Амстердам. Садитесь на судно, плывете в Либаву или в Ригу. Ну, а оттуда уж сами сообразите, как двигаться в Москву.

– Понятно.

– Я дам денег, сколько нужно на это дело. И тогда буду считать, что я с господином Башмаковым в расчете.

Шумилов кивнул. Потом посмотрел Анриэтте в глаза – пожалуй, впервые за все время их знакомства.

Посмотрел, но не сказал ни слова.