Месть старухи

— Кто его знает, сеньор. Думаю, что мало. Усадьба маленькая, не стоило бы в ней останавливаться, сеньоры. Наши дружат с хозяином. Понимаете?

— Что же делать прикажешь? — обеспокоился Хуан.

— Перед усадьбой хорошо бы свернуть в сторону. Там должны быть пробиты тропы. Я не раз слышала, как об этом говорили у нас.

— Это ты дело говоришь, Луиса, — похвалил Хуан. — Тогда не будем задерживаться. Поехали!

— Сеньор, а как же Сиро? — спросил Пахо.

— Он должен догнать нас. Мы не можем ждать его. Поехали же!

Солнце садилось. Уже довольно широкий ручей бежал плавно, неторопливо. Животные шли по нему по колено и брызги уже изрядно промочили всю одежду.

Наконец послышался рёв не то коровы, не то быка.

— Это усадьба, сеньоры! Надо сворачивать! — В голосе Луисы слышался страх.

— Посмотрим, где тут может быть тропа, — всматривался вперёд Хуан. Сумерки сгущались. — Вон там, кажется, что-то есть! Поспешим!

— Сеньор, сеньор! — в крике Луисы звучал ужас. — Сзади кто-то едет!

— Оружие, Пахо! Приготовить! Может, это Сиро?

Они поспешно продрались через кусты, насторожились. Скоро в темнеющем воздухе появилась тёмная тень всадника. Брызги воды из ручья каскадами обдавали его. Он приближался уверенно и довольно быстро. Лошадь тяжело дышала. Всадник был один.

— Это Сиро! — радостно воскликнул Хуан. И позвал не очень громко: — Сиро! Мы здесь! Не спеши! — и тронул коня в ручей. — Ты цел? — спросил, когда тот с трудом осадил лошадь.

— Цел, да не совсем, сеньор. Ну-ка помогите мне. Голова кругом идёт.

— Господи! Сеньор, да он ранен! — Пахо засуетился.

Хуан спрыгнул в воду, помог Сиро выбраться на берег, и уложил его на траву.

— Куда тебя, Сиро? — спросил Хуан. — Ты в лихорадке!

— Нога, сеньор! Ниже колена. Задели, проклятые! Но и я их достал. Вряд ли они продолжают погоню! Ох!

— Потерпи, Сиро! Я скоро, — Хуан поспешно стал освобождать рану в икре. — Ничего страшного. Только крови потерял многовато. Оттого и слабость и лихорадка. Дайте ему вина и побольше!

Пока Пахо поил Сиро вином из фляги, Хуан успел промыть рану ромом, приложил к тряпочке порошок и туго замотал полоской хлопчатой ткани.

— Готово! Можно продолжать путь. Пахо, помоги мне посадить Сиро в седло.

Темнота ещё не наступила, и Хуан сошёл на тропу, ведя коня в поводу. Он всматривался в тропу и поспешал влево. А из селения доносились далёкие звуки вечерней жизни скотоводческой усадьбы.

Одинокий огонёк слабо блеснул среди ветвей и всё затихло. Всадники торопливо двигались всё дальше, пока через два часа усталые животные стали с трудом передвигать ноги.

— Хватит на сегодня! — Хуан спрыгнул с коня и подошёл к Сиро. — Как дела?

— Едва держусь в седле, сеньор. Пить охота и трясёт меня.

— Погоди немного. Пахо, помоги! Луиса, костёр сможешь запалить?

— Ага, сеньор! Я только дров насобираю. Я скоро!

— Пахо, давай воды поищи, а то нам всем не хватит. Мне нужно отвар приготовить. Иди ищи!

Час спустя Хуан уложил всех спать на охапках травы и потниках. Он сам с трудом боролся с усталостью и сном. Потому почти ничего не ел, надеялся, что чувство голода поможет ему бодрствовать.

До полуночи он продержался, потом разбудил Пахо.

— Хватит нежиться, бездельник! Становись на вахту! Я должен немного поспать. Только не засни! Чуть невмоготу станет — буди меня! Слышишь!?

— Слышу, слышу, сеньор! — ответил Пахо и встал, схватив пистолет и мушкет.

Никто их не потревожил. Утром Сиро стало чуточку лучше. Он смог держаться в седле, а это уже большое дело. Хуан опять напоил его отваром.

— Надеюсь, тропа приведёт нас на берег моря? — спросил Хуан Луису.

Та пожала плечами. Она ещё не отдохнула и с трудом удерживалась от сна.

— Держись, Луиса! — бодро говорил Хуан. — Осталось недолго мучиться. Ты почти пришли.

Хуан посматривал на солнце, определяя общее направление тропки. Она немного склонялась к западу, но в общем стремилась на север. Это подходило.

И за два часа до заката они с вершины холма наконец увидели море.

— Луиса, ты видела когда-нибудь море? — вскричал Хуан, повернувшись к девочке и указывая на север.

— Нет, сеньор! Никогда! Даже не слышала такого слова. Что это?

— Это очень, очень много воды и вся она солёная с горечью. Смотри.

— Я ничего не вижу, сеньор! Где оно, море?

— Перед тобой, Луиса! То, что синеет вдали — это и есть море! Скоро ты искупаешься в нём!

— Оно же горькое и солёное, сеньор! А как же пьют воду из него?

— Эту воду никто не пьёт, Луиса. Но купаться хорошо. А волны какие бывают! Жуть! Поспешим, ребята!

Они перешли два ручья и через час были на берегу. Далеко на востоке можно было видеть несколько хижин. То, по-видимому, было поселение рыбаков.

— Полагаю, что мы несколько восточнее Аресибо, — предположил Хуан. — Завтра пустимся домой.

Шум прибоя привлекал Луису. Она постоянно посматривала на набегающие волны, с грохотом обрушивающиеся на песчаный берег, усеянный большими камнями и обломками скал. В двадцати шагах стеной стоял лес и кокосовые пальмы так и стремились заглянуть в бурные волны.

Животные уже паслись. Ручей вливался в море шагах в двухстах западнее.

— Подальше от ручья расположимся, — предложил Пахо. — Комарья меньше будет. А воды всегда можно принести.

С ним согласились.

— Костёр палить лучше в чаще. Не стоит привлекать к себе внимание посторонних, — распорядился Хуан. — Пахо, расчистить бы землю для навеса. Что-то мне сдаётся, что может быть дождь.

Ещё до наступления темноты они построили навес, покрытый тростником и листьями пальмы, росшей поблизости.

Луиса ловко взобралась на пальму и сбросила десяток коксовых орехов различной спелости. Питьё и еда из них были приятными. Но только, как дополнение к основной пище.

Опять дежурили всю ночь, но теперь Сиро потребовал первую вахту отстоять, упирая на боль в ноге, которая всё равно не даст заснуть.

Весь следующий день они гнали животных по берегу, пока не выехали на широкую пойму реки и не ухватили глазами знакомые очертания холмов. Перед ними была река, на берегу которой раскинулся Аресибо.

— Здесь где-то должна проходить береговая дорога, — говорил Пахо. — Как мы не вышли к ней? Наверное, оползень её уничтожил, и не успели восстановить.

— Что-то в этом роде я заметил, — отозвался Сиро. — Да вы были заняты по другим делам.

— Да, мы все не подумали об этом, — согласился Хуан. — Но всё же и так мы дома. Вон мост, через который и сходит та дорога. Поспешим!

Животные прибавили шаг, прогрохотали копытами по доскам моста. Путешественники, провожаемые любопытными обывателями пригорода, поднялись по узкой улочке к дому, где их ожидали девушки.

Было ещё светло и солнце лишь приблизилось к зубчатой полосе мыса, а Мира уже радостно встречала прибывших. Томаса с крыльца спокойно наблюдала за этой сценой. Её мысли витали совсем в другом направлении.

Весь вечер домашние провели в разговорах. Мира постоянно требовала подробности их приключений, в то время как Томаса раза три всё порывалась спросить о финансовой стороне поездки.

— Да что ты всё про деньги да про деньги, Томаса! — возмутилась наконец Мира и осуждающе смотрела в глаза подруги. — Слушай! Как интересно у них всё происходило! Просто дух захватывает!

— Ничего особенного! — отвернулась Томаса. — Я лучше пойду спать.

Тут только Хуан вспомнил про Луису. Он оглянулся по сторонам и в углу заметил тёмный комок. То спала метиска, свернувшись калачиком на циновке.

— Мы забыли про девчонку! А она уже спит, бедняга. На полу!

— Будто впервой так спать! — фыркнула Томаса и отвернулась. — Дикарка!

— Томаса, я запрещаю тебе так относиться к этой несчастной, и вообще к людям! — Хуан всё больше раздражался от выходок Томасы. — Сама ли давно была не просто дикаркой, а совершенно ничтожной девкой? Уличной девкой! И теперь ты считаешь себя вправе презирать эту метиску только потому, что у неё нет денег, нет родителей и нет того воспитания, которое могло бы тебя устроить! И, главное, она не белая! Это в этом доме недопустимо!

Хуан остановился в сильном волнении. Возмущение душило его. Он поглядел на Миру. Та сидела с опущенной головой и угрюмо молчала.

— Выходит, ты и Миру презираешь, негодница? Ту, которая приютила тебя и дала то, на что ты никак не могла претендовать! Ещё раз услышу нечто подобное — и ты больше не будешь здесь жить! Живи на улице, в трущобах и свалках!

Он встал. Не попрощавшись, ушёл к себе в каморку. За столом повисла гнетущая тишина.

Наконец Мира тихим нервным голосом проговорила:

— Идём спать. Спокойной ночи, Пахо.

Она не смотрела в лица, ей было гадко, тревожно и очень грустно.

Утром Хуан с Пахо отправились на строительство дома.

— Пахо, необходимо устроить в подвале тайник для хранения денег. Иначе в один ужасный день кто-то ограбит нас. Может и жизни лишат.

— Обязательно, сеньор. Я уже об этом думал. Ждал вашего распоряжения.

— Кстати. Не забывай, что этот дом собственность Эсмеральды. Строится на её деньги. И все бумаги будут оформлены на её имя. — Он помолчал. Что-то беспокоило его, и Пахо ждал, когда это выплеснется наружу. — И эта несносная девка! Срочно надо выдать её замуж и избавиться от неё. Ты нагружай её работой что есть сил. Пусть не лодырничает! Меньше глупостей витать в голове станет.

— Сладу с ней нет, сеньор. Не слушается.

— Не кормить! Пусть сначала заработает на еду! Безобразие устроила!

А дом уже возвышался. Стропила решёткой рябили глаза. Работники торопились закончить к сроку, и даже раньше, надеясь на вознаграждение.

— Вроде бы недели через две всё будет готово, — высказал предположение Хуан. — Определи пять эскудо золотом награды за ускорение работ. Надоело в клетушке ютиться.

— Что собираетесь с Луисой делать, сеньор? — осторожно спросил Пахо.

— Пусть живёт у нас. Она хорошая девочка. Я уже думал об этом. Хочу удочерить. Пусть растёт со всеми правами. К тому же она достаточно нам помогла в нашем путешествии, чтобы отказывать в этой мелочи.

— Это верно, сеньор. Что бы мы были без её помощи и предупреждений? Она заслуживает многого. И она мне очень нравится.

— Посмотришь, какая она будет, когда отмоется, приоденется и поправится. Вспомни Миру. А сейчас какая красавица получилась! Загляденье!

Пахо добродушно улыбался, видя, как Хуан заблестел глазами, говоря о сеньорите. Очень хотелось расспросить о его будущем, но не решался. А Хуан, словно угадав его помыслы, сказал с некоторой грустью:

— Думаю, Пахо, жениться. Что скажешь на это?

— Только одобряю, сеньор. Пора уже. Вам двадцать пять?

— Господи! Как года летят! — согласно кивнул он. — Значит, ты не против?

— Как можно, сеньор! Кто я такой, чтобы судить вас?

— Как кто? Мой лучший друг и товарищ! Вот сделаю тебя управлявшим нашим с Мирой хозяйством, и будешь сам сеньором.

— Пустое это, дон Хуан! — И Пахо смущённо улыбнулся.

— Не одно, так другое, Пахо! Будет тебе! Пошли домой. Здесь мы всё посмотрели, и делать нечего. Надо заняться Луисой и Сиро. Мы им больше нужны.

Луиса встретила мужчин сияющим личиком. Она не могла удержать рвущиеся наружу чувства. Она уже была тщательно вымыта, одета в цветастое плотице, наспех сшитое Мирой. Ноги, правда, были босыми, но чистыми. Мира с довольным видом наблюдала за впечатлением, произведённым её трудами.