Грааль

И они молчали! Шипели факелы, стонал ветер — и это были единственные звуки во всем мире. Так мы и стояли, разглядывая друг друга — Передур и я с одной стороны, девять монахов в рясах— с другой.

— Что вы делаете здесь в такую ненастную ночь? — спросил я наконец.

Ответил мне первый монах с колокольчиком.

— Мы идем поклониться нашему господину, — провозгласил он. — Близится время нашего освобождения.

— Мы проехали сегодня немало миль, но ни церкви, ни часовни поблизости не встретили. Где ваше аббатство?

— Наш храм под холмами, — голосом, хриплым, как отдаленный гром, ответил он.

— Мы тоже чтим Христа, — миролюбиво сообщил я. — Наш лагерь рядом. Можете отдохнуть у нашего костра.

— Христос! — гневно ответил, словно плюнул, монах. — Мы его не знаем.

— Тогда кому же вы поклоняетесь? — озадаченно спросил я.

— Наш господин — Митра! — торжествующе провозгласил он, и остальные монахи одобрительно повторили за ним это имя.

Если он рассчитывал поразить меня, то напрасно. Заявление монаха меня удивило, это так, но не настолько, чтобы поразить.

— Митра! — Я не скрывал изумления. — Этот старый убийца быков покинул Британию вместе с римлянами, так говорили святые люди — епископы Илтид и Элфодд. Они не просто святые, они — ученые люди.

— Митра жив! — безапелляционно заявил человек с колокольчиком. С этими словами он убрал с лица повязку, словно дамскую вуаль.

Открылось лицо, изуродованное болезнью; щеки и нос бедняги были изъедены, подбородок в язвах, губы почернели, а на лбу под покрытой струпьями кожей блестела кость. Вообще вся кожа лица сгнила, на нем живого места не было!

— Прокаженные! — выдохнул Передур.

Да, молодой воин не блистал манерами, но я не собирался показывать свой страх перед лицом страшной угрозы. Наоборот, я постарался улыбнуться, надеясь, что улыбка не выглядит слишком кривой.

— Я предложил вам гостеприимство и не отказываюсь от своих слов. Можете отдохнуть у нашего костра.

— Дурак! — ответил прокаженный хриплым шепотом. — Ты стоишь на земле, посвященной Митре.

Ветер рванул его плащ, который я поначалу принял за рясу, и в мерцающем лунном свете на груди его блеснула древняя лорика[2]; спата[3] с бронзовой рукоятью висела у него на бедре, а брошь на плече украшало изображение волчицы и слова «XXII Легион Августа».

— Славь великого Митру! — прошипел прокаженный.

А вот это было уже серьезно! Я осенил себя крестным знамением — так всегда поступают добрые братья в минуты испытаний, ища помощи у Отца Небесного. Движение было скорее инстинктивным, но результат оказался ошеломляющим.

Небо пронзила молния. Все вокруг озарилось ослепительным белым светом. Прокатился раскат грома. Я прикрыл глаза рукой. А когда снова осмелился взглянуть на мир, обнаружил, что мы с Передуром стоим на вершине холма, а ветер пытается сорвать с нас плащи, захлестывая их вокруг ног. Мы были одни. Девять прокаженных исчезли, не оставив после себя ничего, кроме запаха серы.