Законодательство Моисея

I

Юридическое положение человека в детском его состоянии определяется большею или меньшею зависимостью его от родителей. Эта зависимость, обусловливается как самым происхождением детей, так и разностью их физического и умственного развития в сравнении с родителями, во всех отношениях заставляющей их прибегать к защите и покровительству последних, у различных народов была различна, то больше, то меньше, смотря по тому или другому воззрению на человека как личность. Где личность человека ценилась лишь как государственная единица, как, напр., у греков и римлян, там зависимость детей от родителей была полная, родители имели право на жизнь и смерть детей. Напротив, где личность человека ценилась сама по себе, по своему нравственному достоинству, там зависимость эта была слабее, ограничивалась лишь необходимыми отношениями воспитания. Зависимость такого рода имела место в семейных отношениях по Моисееву праву.

Законодатель нигде с точностью не определяет юридического положения детей, оставляя в силе древнее обычное право. А это обычное право, образовавшееся под влиянием общего библейского воззрения на жизнь человека и выразившееся в истории патриархов, свидетельствует о том, что юридическое положение детей в доме родителей было положением свободных личностей, зависимость которых от родителей ограничивалась только необходимыми условиями руководства и покровительства. В этих отношениях нет ничего похожего на древнегреческое право родителей на жизнь и смерть детей. Факт в Быт. XVIII, 24, где отец семейства, по-видимому, самовластно и неограниченно распоряжается казнить свою невесту, объясняется особенностями патриархальной жизни, в которой еще не выделились отдельные части общественной жизни, не было еще особенной судебной власти, а она сосредоточивалась в лице главы семейства. Впоследствии Моисеевым законодательством такая власть была отнята от главы семейства и передана специальной судебной власти, так что родители по закону Втор. XXI, 18 непослушного сына не могли сами наказывать смертью, а должны были привести его к старейшинам города. Произвол родительской власти был ограничен даже и в менее важных случаях семейной жизни, как, напр., в случаях определения наследства, так что отец, "при разделе сыновьям своим имения своего, не может по своему произволу сыну жены любимой дать первенство пред первородным сыном нелюбимой", а первенцем должен вопреки своему желанию признать сына нелюбимой (ст. 15-17). По отношению к дочерям родительская власть шире, так что отец мог даже продавать их в рабство, как это видно из закона Исх. XXI, 7-11 ст.: "Если кто продаст дочь свою в рабыни" и т.д., хотя участь проданной таким образом девицы закон облегчал тем, что она в доме своего господина становилась не в положение рабы, а в положение невесты и жены господина или его сына. Этот закон, выдающийся в ряду других законов, нуждается в более подробном рассмотрении, так как он представляет собою последнюю степень, до которой простирается родительская власть. Сущность его заключается в следующем. Отец мог продать свою дочь в рабыни (ст. 7), но единственно ввиду того, что господин или его сын женятся на ней (ст. 8), так как неисполнение этого условия по закону дает право девице на выпуск или освобождение (за пренебрежение после женитьбы). Законодатель, очевидно, уступая укоренившемуся обычному праву, не отнимает у отца права на продажу дочери, но в то же время всеми мерами старается ослабить тяжелые следствия этого закона и ограничить самое право. Так, из положения, что эта продажа-купля имеет в виду замужество купленной и что проданная девица получает свободу в случае пренебрежения или обмана ее*(47), вытекают два естественных следствия: первое, что дочь нельзя было продать два раза; второе, что ее нельзя было продать таким людям, брак с которыми воспрещен законом. Кроме того, толкователи закона - талмудисты, основываясь на идее закона, налагают на эту куплю-продажу все ограничения, какие только могло придумать человеколюбие. Мишна, обе Гемары, Маймонид, Микотци и другие исследователи единогласно утверждают, что только крайняя бедность извиняла такое забвение природного чувства родительской любви. Отец, вынужденный к такому поступку безвыходною бедностью, обязывался своею любовью, справедливостью и честью семейства отдать на выкуп проданной первое достояние, какое ему только удастся приобрести при помощи полученной за продажу дочери суммы*(48). Но самая продажа, право на которую не отнято было у отца, ограничивалась в собственном смысле детством дочери, когда она имела менее двенадцати лет, т.е. в таком возрасте, когда она при неполном развитии самосознания не могла особенно тяжело чувствовать акт продажи и легко могла привыкнуть и сродниться с новым домом*(49). После двенадцати лет дочь считалась юридически совершеннолетнею, освобождалась от родительской власти и поступала под общее ведение закона. Для мальчика юридическое совершеннолетие узаконено было тоже в двенадцать - тринадцать лет. Этот срок совершеннолетия в законе Моисеевом не определен, он назначается талмудистами; однако есть некоторые косвенные указания, могущие служить подтверждением этого определения: так Самуил, по свидетельству Иосифа Флавия*(50), двенадцати лет был призван к пророчеству, Иисус Христос двенадцати лет в храме заявил умственную зрелость. На Востоке совершеннолетие и до сих пор определяется в эти лета.

С этого времени дети становились в положение полноправных членов теократического государства, и как такие, по древнему раввинскому преданию принимали на себя обязанности по самостоятельному исполнению закона*(51), хотя, по-видимому, и прежде допускались к участию во всех установлениях закона. Исполнение налагаемых законом обязанностей в эти лета еврейские дети могли принимать на себя уже с полным сознанием не только отдельных постановлений, но и самого духа закона. Закон в своих немногих постановлениях о воспитании стремится к такому проникновению сознания человека с самого его детства, и мы для полноты изложения юридического положения детей как сознательных личностей считаем нужным предварительно указать те постановления закона о воспитании, в которых выражается это стремление.

Точно и подробно в законе не указывается правил для воспитания - подробную разработку их он предоставляет правовому обычаю и такту воспитателей, но зато он с настойчивостью внушает родителям как необходимость самого воспитания, так и тот дух, которым оно должно быть пронизано. "Да будут слова сии (постановления закона), которые заповедаю тебе сегодня, в сердце твоем и в душе твоей. И внушай их детям твоим"*(52). Подобные постановления о воспитании детей посредством внушения им "слов закона" повторяются во многих местах законодательства*(53), и все они направлены к тому чтобы внушать детям не частности законов, а самый дух этих законов и оживляющий их теократический принцип. Понимание для детей внутренней сущности законов облегчалось тем историческим методом воспитания, который внушается законом. Законодатель в этом случае пользуется обычною детскою любознательностью, которая при виде новых или непонятных для детей установлений невольно вызывает у них вопросы: что это значит? что это за установление? В ответах на такие вопросы родители и обязаны внушать детям сущность как самых установлений, так и оживляющее их теократическое начало. Так, при совершении пасхального торжества, "когда скажут вам дети ваши, что это за служение? Скажите им, повелевает закон: - это пасхальная жертва Господу, который прошел мимо домов сынов Израилевых в Египет, когда поражал Египтян, и домы наши избавил"*(54). Так же предписывается поступать и при совершении других теократических установлений в память славных исторических событий. Так предписывается объяснять детям значение праздника опресноков: "И объяви в день тот сыну своему, говоря: это ради того, что Господь Бог сделал со мною, когда я вышел из Египта"*(55). То же при посвящении первенца: "Когда спросит тебя сын твой, говоря: что это? то скажи ему: рукою крепкою вывел нас Господь из Египта, из дома рабства"*(56) и пр. Во всех этих постановлениях заметна забота законодателя запечатлеть в душе человека еще в детском состоянии память тех великих дел, которые совершены Иеговою для избранного народа, и тем укрепить в сознании народа начало теократизма и связанного с ним святого долга исполнения предписанных законов. "Берегись и тщательно храни душу твою, чтобы тебе не забыть тех дел, которые видели глаза твои, и чтобы они не выходили из сердца твоего во все дни жизни твоей; и поведай о них сынам твоим и сынам сынов твоих, - о том дне, когда ты стоял пред Господом, Богом твоим; при горе Хориве (в день собрания), и когда сказал Господь мне: собери ко мне народ, и Я возвещу им слова Мои, из которых Они научатся бояться Меня во все дни жизни своей на земле и научать сыновей своих"*(57). Основанное на таких началах и веденное таким образом воспитание скоро могло освоить детей со всем строем теократического государства и дать нравственную силу исполнять постановления исторически объясненного и потому понятного им закона. Отсюда мы видим участие детей во всех религиозных торжествах народа. Так, кроме указанных мест закона (о праздновании пасхи, опресноков), предполагающих участие в праздновании детей, участие их предписывается также законом о праздновании "седмиц и кущей"*(58), где прямо говорится: "веселись пред Господом, Богом твоим, ты, и сын твой, и дочь твоя". Наконец, участие допускалось в самом торжественном празднике израильского народа, представлявшем собой величественное зрелище публичного обучения народа закону. "В год отпущения в праздник кущей, когда весь Израиль прийдет, явиться пред лице Господа, Бога твоего, на место, которое изберет Господь, читай сей закон пред всем Израилем вслух его. Собери народ, мужей, жен и детей..., чтобы они слушали и учились и чтобы боялись Господа, Бога вашего, и старались исполнять все слова закона сего"*(59).

Таким образом, пред законом по отношению к исполнению религиозных обязанностей и участию в общественных торжествах дети, воспитанные указанным выше способом в духе теократического закона, были равны со всеми другими членами теократического государства. И замечательно, что здесь не полагается различия в правах по полу: как сыновья, так и дочери одинаково полноправны пред законом. Равноправность полов простирается и в другие области, где наиболее сильно влияние теократического начала, как, напр., в праздновании субботы. Покой одинаково предписывается всем - без различия, между прочим, и пола: "Шесть дней работай, и делай в них всякие дела свои; а день седьмый суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя..."*(60) Но равноправность полов не проведена с такою полнотою в других отношениях, и чем дальше эти отношения от прямого действия теократического начала, чем глубже они входят в область собственно домашнюю, тем равенство больше терпит ограничения - в отношении к женскому полу. Такое явление имеет место в правовых отношениях как братьев между собою, так и братьев с сестрами.