Озорные рассказы

Дорогая ночь любви

Время действия: 1560 год.

Той зимой, когда разразилась первая религиозная война, позже получившая название Амбуазского заговора, один адвокат по имени Авенель[95] предоставил свой дом, расположенный на улице Мармозеток, для встреч и собраний гугенотов, ибо принадлежал к их числу, хоть и не подозревал, что принц де Конде, Ла Реноди и прочие уже тогда намеревались похитить короля.

Названный Авенель обладал мерзкой рыжей бороденкой и отполированным до блеска лысым черепом и при этом был бледен как смерть, подобно всем судейским крючкам, погребенным во мраке суда. Свет не видывал столь злобных адвокатов: он радовался смертным казням и продавал всех подряд, точно подлинный Иуда. Согласно уверениям некоторых историков, этот Авенель, опытная чернильная душа, был более или менее замешан в истории заговора, что очевидно явствует из данного рассказа. Женат сей стряпчий был на очень милой парижанке, которую готов был убить за складку на простыни, коли она не могла объяснить, откуда сия складка взялась. Что, с его стороны, было весьма нехорошо, потому как складки складкам рознь, а жена его просто-напросто старательно складывала все вещи, только и всего. Примите в рассуждение, что, зная злобный и дурной характер мужа, добрая женщина была ему предана и, будто ручной подсвечник, всегда готова ему услужить, она исполняла свой долг, словно сундук, что стоит недвижим и открывается по приказу. Тем не менее адвокат приставил к ней неусыпную и уродливую, ровно горшок без ручек, дуэнью, которая вырастила господина Авенеля и была к нему очень привязана. Бедная адвокатша ходила в церковь Святого Иоанна, что на Гревской площади, где, как известно, собирался весь свет. И это было ее единственным развлечением в холодной и безрадостной семейной жизни. Помолившись, она с удовольствием разглядывала завитых щеголей, нарядных, накрахмаленных, надушенных, резвящихся, точно бабочки. В конце концов она выделила в их веселой толпе одного дворянина, красавца-итальянца, что был тогда фаворитом королевы-матери, и влюбилась в него безумно, ибо он был в расцвете молодости своей, изящен, изыскан, ликом отважен, в общем, обладал всем, чем должен обладать возлюбленный, дабы подарить полное страсти сердце замужней женщине, слишком стянутой узами брака и оттого страдающей и жаждущей их разорвать. И случилось так, что сей дворянин проникся взаимностью к жене Авенеля, чью молчаливую любовь он почувствовал, да так, что ни они, ни сам дьявол не смогли бы объяснить, как такое случилось. Оба без слов обменялись признаниями в любви. Сначала жена адвоката, перед тем как пойти в церковь, стала принаряжаться, стараясь всякий раз надеть что-то новое, а кончилось тем, что, вместо того чтобы думать о Боге, который не преминул на нее осерчать, стала думать только о своем красавце-дворянине. Забыв о молитвах, она отдавалась пламени, от коего горело ее сердце и увлажнялись глаза, губы и все прочее, поелику это такой огонь, который все обращает в воду, и говорила про себя: «Ах! Он любит меня! Я бы жизнь отдала за одно-единственное свидание с ним!» Часто, вместо того чтобы обращаться с мольбой к Пресвятой Деве, она думала: «Один разочек почувствовать молодость его, ласку и вкусить всех радостей любви, и мне не страшен будет даже костер, на котором сжигают еретиков». Молодой человек, видя красоту женщины и яркий румянец, коим заливалась она, встречаясь с ним взглядом, часто проходил мимо ее ряда и посылал немые прошения, понятные всем дамам, а потом говорил сам себе: «Клянусь рогами моего отца! Жизнь отдам, но заполучу эту женщину!»

Когда дуэнья отворачивалась, влюбленные глазами друг друга обнимали, тискали, вдыхали, пожирали и целовали, и от этих взглядов зажегся бы фитиль аркебузира, окажись таковой рядом. Сомнения нет, любовь, столь далеко продвинувшаяся в сердцах, должна была получить завершение. Молодой человек вырядился, как студент коллежа Монтегю, втесался в компанию помощников Авенеля, принялся угощать и развлекать их, желая узнать все о привычках мужа, часах его присутствия и отсутствия, поездках и прочем, дабы уловить случай и наставить ему рога. И вот, на его беду, такой случай представился. Адвокат, будучи в курсе планов гугенотов-заговорщиков, про себя решил при первой же возможности выдать их Гизам и отправился в Блуа, где тогда находился двор, коему угрожал захват. Узнав об этом, дворянин опередил его и прибыл в Блуа, где подготовил искусную западню, в которую господин Авенель должен был: вопреки его хитрости, попасться и не вырваться из нее прежде, чем получит ветвистые рога. Опьяненный страстью итальянец подговорил всех слуг и пажей постоялых дворов, чтобы те, когда прибудет названный адвокат вместе с женой и дуэньей, отсылали их прочь, говоря, что мест нет, ибо все занято придворными. Затем он договорился с хозяином «Королевского солнца», что займет весь дом. Для пущей надежности сеньор отправил хозяина постоялого двора и его слуг в деревню, а в доме расставил своих людей. Мой добрый кавалер расселил по комнатам своих друзей-придворных, оставив за собой комнату, расположенную над той, в которой он намеревался разместить свою прекрасную возлюбленную, адвоката и дуэнью. В полу своей комнаты он велел проделать люк, дворецкому приказал сыграть роль хозяина постоялого двора, пажам и горничным — одеться как слугам и служанкам, и стал поджидать, когда его сообщники приведут к нему действующих лиц сего фарса, то бишь мужа, жену и дуэнью, кои не замедлили явиться. Ввиду большого наплыва господ, торговцев, военных, слуг и прочих, вызванного прибытием юного короля, двух королев, Гизов и всего двора, ни одна душа не заметила ни хитрой ловушки, ни перемен, произошедших в «Королевском солнце». И господин Авенель по прибытии, объехав одну за другой все гостиницы, счел, что ему весьма повезло, когда его приняли в «Королевском солнце», где подогревался воздыхатель его жены и заваривалась любовь. Когда адвокат поднялся в предназначенную ему комнату, кавалер вышел во двор, надеясь попасться на глаза своей даме, и вскоре госпожа Авенель, согласно женскому обыкновению, выглянула в окно и с дрожью в сердце узнала своего любезного и любимого дворянина. Ах, вообразите ее счастье! И если б довелось им остаться один на один хотя бы на мгновенье, славному кавалеру не пришлось бы долго ждать своего счастья, поелику его дама была охвачена пламенем с головы до пят.

— О, как мне жарко в лучах этого сеньора! — Она хотела сказать «солнца», благо оно в самом деле ярко светило в окно.

Услышав сии слова, адвокат подскочил к окну и увидел нашего кавалера.

— A-а, так, значит, вам нужны сеньоры? — Адвокат схватил жену за руку и, словно мешок, бросил на кровать. — Запомните хорошенько, хоть на поясе у меня не шпага, а стаканчик для перьев, рядом с перьями в нем есть перочинный нож, и этот ножик отлично достанет до вашего сердца при первом же намеке на супружеский ляпсус. Сдается мне, что я уже где-то видел этого человека.

Адвокат говорил с такою язвительностью и злобой, что жена его поднялась и сказала:

— Хорошо, убейте меня. Не стану юлить и выкручиваться. За подобные угрозы никогда больше вы и пальцем до меня не дотронетесь. И отныне я только и буду что мечтать о том, как бы изменить вам с тем, кто придется мне по душе.

— Ух ты, козочка моя! — удивился адвокат. — Ладно, я перегнул палку. Прости меня и поцелуй.

— Не прощу и не поцелую, — отвечала она. — Вы низкий человек!

Разъяренный Авенель решил силой получить то, в чем ему отказывали, завязался бой, из коего муж вышел весь исцарапанный, но, хуже того, исполосованного адвоката ждали на свой совет заговорщики, и ему пришлось спешно уйти, оставив женушку под присмотром старухи.

Адвокат за порог, а кавалер уже поставил на углу улицы дозорного, поднялся к своему благословенному люку, бесшумно поднял его и еле слышным шепотом окликнул даму, чье сердце, которое обычно слышит все, сразу откликнулось на зов. Женщина подняла голову и увидела своего любезного кавалера в четырех скачках блохи над собою. По его знаку она ухватилась за петли двух толстых шелковых шнуров и в мгновенье ока с помощью двух блоков перенеслась из своей постели в верхнюю комнату. Люк закрылся так же быстро, как открылся, оставив старую дуэнью в великом недоумении, ибо она, обернувшись, не обнаружила ни своей подопечной, ни платья ее и поняла, что женщину похитили. Но как? Кто? Куда? Зачем?.. Пий-над-жок-фор[96]! Она понимала в том, что происходит, не больше, чем алхимики, читающие своего гер Триппу[97]. Однако старуха хорошо знала, что такое тигель и философский камень, то бишь прелюбодейство и прелестное достояние госпожи адвокатши. Дуэнья застыла в ошеломлении, ожидая господина Авенеля, а точнее, погибели своей, ибо в бешенстве питомец ее крушил все подряд, а бежать старуха не могла, поелику по осторожности своей ревнивец запер дверь и забрал ключи.

Первое, что увидела госпожа Авенель, был вкусный ужин и яркий огонь в камине, но еще жарче горело сердце ее возлюбленного, который для начала со слезами радости поцеловал ее очи, дабы вознаградить их за те прекрасные взгляды, которые дарили они ему во время молитв в церкви Святого Иоанна на Гревской площади. Засим объятая пламенем страсти адвокатша подставила свои уста и позволила себя обнимать, ласкать и целовать, испытывая счастье от того, что ее обнимают, целуют и ласкают так, как это принято у истомившихся друг по дружке влюбленных. Они согласились провести вдвоем всю ночь, нимало не заботясь о завтрашнем дне: она, полагая, что по сравнению с радостями этой ночи будущее ее не стоит и выеденного яйца, а он, надеясь, что хитрость и шпага подарят ему и другие ночи. Короче, обоим их грядущее стало безразлично, поелику в одно мгновенье они вобрали тысячи жизней, познали тысячи наслаждений, отдавая себя целиком, и, чувствуя, что летят в одну пропасть, желали только потеснее прижаться друг к другу и упасть в эту самую бездну, отдав вместе с душою и любовь, и жизнь. О да! Они крепко любили друг друга! Бедные буржуа, что лежат под бочком своей женушки, ведать не ведают, что такое любовь, ибо не знают, какими бывают огонь в сердцах, пыл в крови и жар объятий, когда двое влюбленных страстно приникают друг к другу под страхом смерти. Так вот, дама и кавалер едва притронулись к еде и легли рано. Тут нам придется их оставить, поелику никакой язык, исключая тот, на котором говорят в раю и который нам неизвестен, не в силах описать их сладчайшие волнения и волнующие наслаждения.

Тем временем господин Авенель, муж, увенчанный рогами столь великолепными, что всякое воспоминание о нем стерлось силой любви, очутился в весьма затруднительном положении. На совещание гугенотов в сопровождении всех главарей и важных персон явился сам принц де Конде. И было решено похитить королеву-мать, Гизов, юных короля и королеву[98] и совершить государственный переворот. Дело становилось опасным, и адвокат, понимая, что на кону стоит его голова, но не чувствуя выросших на оной украшений, поспешил доложить о заговоре господину кардиналу Лотарингскому[99], который немедля провел перебежчика к своему брату герцогу, и все трое долго совещались. Заверив господина Авенеля в благодарности своей, Гизы с большим трудом отпустили его, и около полуночи он тайком покинул их замок. В это время все до единого пажи и слуги молодого дворянина веселились и пировали, празднуя нежданную-негаданную свадьбу своего хозяина. Авенель появился в «Королевском солнце» в разгар веселья, на него обрушился град язвительных насмешек и ехидных шуточек, кои заставили его побледнеть, когда, добравшись до своей комнаты, он не застал там никого, кроме дуэньи. Бедная служанка попыталась открыть рот, но адвокат живо схватил ее за горло и жестом приказал молчать. Порывшись в саквояже, он достал большой кинжал, и в этот самый миг до него сверху донесся чистый, веселый, наивный, полный любви, прелестный и небесный смех и такие же слова. Хитрый адвокат погасил свечу, глянул на потолок и сквозь щели по краям люка увидел свет, который более или менее разъяснил ему тайну исчезновения жены, чей голос он узнал. Муж схватил дуэнью за руку и тихонько пошел вместе с нею по лестнице, надеясь разыскать комнату, в которой укрылись любовники. Ему не составило труда найти нужную дверь и выбить ее. Он в ярости бросился на кровать, где его полуобнаженная жена лежала в объятиях другого.