Озорные рассказы

Инкуб

[157]

Время действия: вторая половина XVI века.

Всем вам известно, яко в старые и недобрые те времена люд христианский гоним был и притесняем всяческими демонами: я сейчас говорю не о сеньорах владетельных, и не о тех, что в военных мундирах, и не о тех, что в сутане, а о колдунах, повсеместно сжигаемых на кострах, а такоже о дьяволах, что вселяются в тела отдельных злодеев, завязывающих шнурки узлами и тысячью разных иных способов наводящих порчу, из судебных процессов над коими досточтимый господин Боден[158] составил толстую книгу, неопровержимо доказывающую демоническую жизнь инкубов, суккубов и прочих тварей рогатых и копытных, а также мерзких старух, скачущих верхом черт-те на чем и черт-те как, дабы по воздуху прибыть на шабаш, кои все, подвергнутые допросу, признались в недозволенных своих действиях и в употреблении сил потусторонних и сверхчеловеческих. У названного господина Бодена, честного правоведа, имелся в граде Анжу друг, который страшно боялся сего дьявольского войска и не брезговал никакими средствами, лишь бы удалить их от своего жилища. Друг этот, по имени Пишар, не только сподобился грозных порицаний и жарких попреков от монсеньора епископа Анжуйского, когда тот прознал, что Пишар даже похлебку варит на святой воде, но и едва не угодил в тюрьму да под суд, при том что был богатым и уважаемым сборщиком податей. Он покупал на Римском дворе мощи и иные прочие реликвии и размещал их где только мог — яко в городском своем доме, тако и в сельском; примите такоже в рассуждение, что ни один дом в краю Анжуйском не сторожили пуще, чем его; что про господина Пишара говаривали, будто у него-то в мошне черти в виде вшей да блох ни в жисть не заведутся и что за оные страхи перед нечистой силой прозвали его Пишаром-дьяволом. Правды ради добавим, что находились злые языки, кои уверяли, намекая на его благоверную, что один-то дьявол находится при нем безотлучно, и сие вопреки тому, что жена у Пишара была женщиной честной и добронравной, и многие ухажеры, ее домогавшиеся, остались ни с чем. Любезности их увядали, точно цветочки, и даром пропадали великие латинские речения, а посему весь край отнес сей опасный образчик добродетели на счет реликвий, кои распространяли вокруг себя благоухание святости, насквозь пропитавшей даму Пишар; славный же Пишар почитал себя вне власти своенравного повелителя страны рогоносцев и иных городов и весей и скорее поверил бы в проклятие Спасителя нашего, чем в неверность своей женушки, тем более что по натуре своей она была холодна и охоты к любовным утехам проявляла столько же, сколько ребенок к мытью ушей. Едва господин Пишар вознамеривался свой супружеский долг исполнить, она встречала его токмо слезами, скрежетом зубовным да прочими обидными вывертами и вдобавок визжала, точно поросенок, завидевший нож и учуявший запах горящей соломы. Кончилось тем, что Пишар удовольствовался некой весьма миловидной служанкой, на которую реликвии воздействия нимало не оказывали. Дамы анжуйские, что ни день готовые пуститься вскачь, находили сии реликвии чересчур дорогими и ярились, будто кошки, когда некоторым мужьям, позавидовавшим счастью Пишара, взбрело в голову украсить мощами свои опочивальни, дабы супружниц своих остудить да придержать, что во всех уголках земли признается за дело зело трудное и чреватое серьезными последствиями. И аккурат в тот год, когда господин Боден приехал в Анжу повидать своего друга Пишара, жена его из свойственного женскому полу духа противоречия и зловредности пожелала пожить в деревне, и муж ее, понадеявшись, что Боден согласится провести недельку в его сельском доме, поехал за другом в Анжу. Однако господин Боден не захотел или не смог покинуть радушно принимавших его именитых горожан, и Пишар ни с чем поворотил назад, полный решимости убедить жену поехать в Анжу и выказать почтение сему писателю и мужу ученому. Он отправился верхом, один, после ужина, дабы не потерять ни минуты из того времени, что уделял ему господин Боден, и привезти жену в город, когда жаворонки заведут свои первые песни. Сборщик податей при свете луны обнаружил, что ворота его обширных угодий по забывчивости не заперты, и, обещавшись задать жене хорошенькую взбучку, пошел пешком вдоль изгороди, а лошадь отпустил на травку, что украшает в Анжу, равно как и в Турени, луга, аллеи, сады и палисадники и тем самым препятствует размыванию земли и почвы, вызываемому сильными ливнями, ибо, коли вам это неведомо, Турень, Анжу и окрестности — это край долин и гор, где хорошо не только белкам, но и винограду: холмы усеивают его, точно пырей, и сие есть благо для всех: резчики по дереву заготовляют доски для клепок, шипов и доньев, лесоводы выращивают иву и каштаны для обручей, бочары сбивают бочки, виноградари возделывают виноградники, плотники возводят давильни, виноделы давят виноградные гроздья, землевладельцы сбывают вино, стекольщики выдувают бутылки, а простой народ их опустошает; не сидят без дела и приставы, что бегут на всякий шум-гам, порожденный выпивкой, и лица духовные, что крестят детей, зачатых силой вина, благодаря коей муж принимает чужую жену за свою. Оттого и прозвали Турень веселой, что там вы зрите женщин с плодами вина на руках, мужей счастливых, пьющих похолоднее, дабы любиться погорячее, бочаров, посвистывающих дроздами, виноградарей юрких, точно рыбки, прекрасные деревья, кои служат для изготовления дубовых клепок, рябиновых винтов нажимных да парных дубовых валиков, сеньоров в достатке, вино в бочках, бочки в подвалах, жен в ублажении, свадьбы в разгаре, виноград в виноградниках, девиц в мечтах, священников в теле, а птиц в клетках, и все это крутится, вертится, шатается, болтается, ходит, бродит, катится, валится, мнется, толчется, давится, льется, пляшет, танцует, зеленеет, шумит, пьет, кричит, поет, шутит и смеется, как нигде на всем белом свете. И наш сборщик податей, глядя на виноградники и видя чистое небо с плывущей по нему полной луной, подумал: «О, при такой луне выйдет по десятку бочек с арпана!» И он благословил луну! За это любопытная подзирательница, что разгоняет ночную тьму, дозволила славному сборщику узреть тень, похожую на мужчину, которая взобралась, точно ящерица, по трельяжу и исчезла за окном в спальне его жены. Пишар тут же догадался, что это сам дьявол, ибо сверхъестественная ловкость выдает демонические свойства сих когтистых тварей, а дабы понять, какого сей дьявол сорта, пораскинул мозгами и с уверенностью пришел к выводу, что это инкуб. Желая вызволить жену свою, он поспешил ей на помощь, порешив для изгнания нечистого испытать средство, предписанное господином Боденом, а именно петушиный крик. Крадучись поднялся он по лестнице, прижался к двери спальни, глянул в замочную скважину, увидал на постели самого что ни на есть инкуба, прислушался, услыхал стоны и испустил столь прекрасное кукареку, что инкуб, приняв его за крик петуха настоящего, в расчет оный не принял. Донельзя пораженный Пишар снова прокукарекал, и на этот раз демон до того перепугался, что выскочил прямо в окно. Сборщик, уверенный, что в его доме побывал инкуб, вскочил на лошадь, дабы вызвать на помощь своего друга Бодена, схватить сего демона и добавить его дело к уже известным; он так торопился, что уже через полчаса воротился в Анжу и застал своего друга еще не спящим. Боден попросил описать все, даже мельчайшие, подробности встречи с нечистым, которую он посчитал самой большой удачей в своей жизни, ибо сам он, столь усердно изучавший демонов, ни разу своими глазами инкуба не видел.

— Друг мой, — сказал ему добрый анжуец, — когда я прокукарекал во второй раз, он схватил нечто, весьма напоминающее штаны, подштанники и башмаки, мне даже показалось, будто в руках у него был камзол, так что любой другой на моем месте принял бы его за молодого красавца, ибо наружностью и замашками своими он весьма походил на мужчину.

— На нем была сорочка?

— О да, и совершенно белая.

— Это противоречит господину Паскье[159], который утверждает, что демоны белого не носят…

— Я убедился в его демонической сущности по тому, сколь бесшумно он выпрыгнул из кровати, а потом в окно… это было похоже на полет.

— А что он делал до того?

— Он наваливался на мою бедную жену, она отбивалась и кричала, и это доказывает его адскую сущность более, чем прочие улики, ибо любовные утехи противны моей половине до глубины души.

— Ты видел рога?

— Нет, я видел инкуба только сзади, и сзади он был точь-в-точь человек, и кожа у него казалась столь же белой, сколь бела оная у моей жены, и я не заметил ни клочка козлиной шерсти, каковая, согласно церковным нашим учителям, является отличительной чертой инкубов…

— Копыто у него было раздвоенным?

— И с когтями, — отвечал Пишар. — Иначе разве мог бы он карабкаться на манер ящериц?

Засим оба пошли будить кюре того прихода, к коему прилежало селение, а в полночь с превеликими предосторожностями явились в дом Пишара, с тем чтобы набросить епитрахиль на шею сего инкуба и позабавить град Анжу его сожжением. Самым храбрым из их троицы был господин Боден, смело заверявший, что встанет у оконного проема и не позволит инкубу ускользнуть от них этим путем; кюре вместе со своим служкой занял место у двери, а Пишар, опасаясь, как бы инкуб не спрятался в смежной со спальней каморке, весьма ловко самолично туда проскользнул. И все они прямо посередь дьявольского удушения напугали добрую даму Пишар священными заклинаниями, «Vade retro Satanas»[160] да еще и зажженными свечами в придачу! Заклинатели застигли демона в тот самый миг, когда он развлекался с дамой прекраснейшей игрой с кием и двумя шарами.

— Вот видите, кум, — сказал Пишар Бодену, — напишите Паскье, у него белая сорочка…

— Но это же сын господина де Сиврака, — воскликнул объятый великим страхом священник.

— Нет, — вскричала прекрасная дама, пристыженная тем, что все видят ее в совершенном соитии с инкубом, — клянусь вам, это демон, хватайте его, господин кюре, освободите меня, не то я погибну…

— Госпожа, — обратился к ней Боден, — послужите науке, опишите, что вы чувствуете?

— Смертельный холод во всех моих членах…

— Сие служит подтверждением одному из положений моей книги относительно семени дьявола, кое подобно льду, и сей факт был засвидетельствован тремя ведьмами, сожженными в последнее время в Абвиле, Мо и Лаоне…

Демон, с епитрахилью на шее, кою кропили святой водой священник и его служка, извивался и корчился, точно разрубленная ящерица-медяница, испускал адские вопли, говорил по-гречески и по-магометански, призывая себе на подмогу Вельзевула, Астарота, Маммону, Баала, Белиала и прочих.

— Кричи, кричи! — повторял добрый Пишар. — Пожар! Горим!

— Бог мой, ну вылитый сын господина де Сиврака, — вздыхал служка.

— Вам надобно, — молвила дама, боявшаяся демонов куда больше, чем мужчин, — срочно отправиться к господину де Сивраку и проверить, там ли его сын, сие послужит еще одной уликой против этого демона…

Тут инкуб принялся рычать, точно волк, и корчиться в попытках стряхнуть с себя епитрахиль.

— Скорее! — воскликнули два друга, спустились во двор и вскочили на лошадей.