Семко

– Корона не приходит легко, – прибавил канцлер, – её нужно завоёвывать, ждать её, и выдержать. Общий голос на вашей стороне.

В этот день и несколько последующих Семко не показывался и никого к себе не подпускал. Он ещё сидел и страдал, наедине со своим гневом и горем.

Таким его нашёл прибывший Бартош из Одоланова. Выпроводить его, не увидевшись с ним, князь не мог. Он знал его привязанность и жертвы, какие понёс ради его дела.

Бартош приехал почти весёлый, везя самые лучшие новости. В Великопольше был заключён мир между воюющими. Домарат должен был на это согласиться. Предназначение Ядвиги для Польши рушило все его планы. Для него уже речь шла не о Люксембурге, а о том, чтобы безнаказанно выбраться из путаницы, причиной которого послужило его упрямство.

– Дело вашей милости никогда не обстояло лучше, – воскликнул Бартош, – мы все с вами, все за вами. Вы должны быть в Серадзе; мы надеемся, что провозгласим вас там королём. Нам удалось обратить архиепископа Бодзанту, мы в нём уверены, пойдём и мы с вами!

– Бодзанта? – прервал Семко. – Не обманываете меня?

– Архиепископ в наших руках, – сказал Бартош, – он не может быть против голоса всех.

– А малополяне? А Краков?

– Насколько мы могли их понять, они не будут против. Когда однажды архиепископ, архипастырь своим авторитетом зовёт вас на трон, они должны принять короля или королевство расколется надвое. Мы не уступим.

Князь молча подал ему руку, в сердце вступала надежда. – Бартош, – произнёс он, – прошу тебя, будь внимателен, не обманывай меня и самих себя. Вы будете виновны в отравлении всей моей жизни и в позоре. После такой катастрофы в молодости у человека едва ли охота к жизни может остаться.

Бартош, уверенный в себе, громко крикнул:

– Милостивый пане, всё зависит от вас! Архиепископ и мы провозглашаем вас, это не подлежит сомнению, но вы должны стоять при этой короне и вместе с нами защищать её.

– Я охотно отдам жизнь, – сказал Семко коротко и решительно.

– Родина изнурена, безвластие продолжается слишком долго, уничтожение и нищета страшные, к вам направлены глаза всех, как к спасителю. Чужие правители достаточно нанесли нам урон, мы отведали плодов беспанской жизни, где любой смутьян хотел быть паном, а вместо одного монарха у нас было бы сто воров.

Задумчивый князь ещё бросил вопрос о Бодзанте.

– Вы можете быть уверены в архиепископе, – начал Бартош, – он наш и мы будем его стеречь; он очень хорошо чувствует, на чьей стороне преимущество и сила, чтобы перейти к другим. Вы должны ехать в Серадзь. Выданы приказы, великополяне собираются в большом количестве. Если бы какой-нибудь противоречивый голос раздался, мы заглушим его. Против Ядвиги мы ничего не имеем, принимаем её для вас. Она молода, чудесно красива и приносит вам, может, новое право на трон.

Семко никакого знака ни согласия, ни отвращения не давал. Внимательно слушал.

Ещё несколько дней отделяло от намеченного на двадцать восьмое марта съезда.

Бартош, объявив князю, что он должен был появиться, на следующий день бежал в Великопольшу звать, торопить, выгнать в Серадзь и каким-либо образом договориться объявить Семко королём, чтобы вынужденный общим голосом Бодзанта подтвердил выбор и провозгласил Семко.

Слушая сияющего и взволнованного этим Бартоша, князь, казалось, был в хорошем настроении и лелеял надежду, но после его отъезда, оставшись один, на него снова напали сомнения.

Его терзал безжалостный Генрих, который не хотел брата называть иначе как его королевским величеством. Кланялся ему в ноги, оказывал преувеличенное почтение, а чем более грозный взгляд встречал, чем больше чувствовал, что это его раздражает, тем с большим удовольствием над ним издевался.