Семко

Значительную часть ночи командиры провели при князе, разогревая его, совещаясь и немного жалуясь на медлительность Бодзанты, у которого не было отваги поднять вовремя голос.

Бартош принёс от епископа самые торжественные гарантии, что останется верным делу князя Мазовецкого. Добежал он и до краковян, но там нашёл очень холодный приём. Добеслав из Курозвек, задобрить которого было важнее всего, потому что в его руках был Краков, а обладание столицей обеспечивало корону, ссылался на то, что говорил Ясько из Тенчина.

О Семко никто не вспоминал, а на настояния Бартоша отвечали двусмысленными словами. Он и Свидва обежали всех более значительных панов, всюду принимали тем холодом и откладыванием дела до приезда королевы.

Краковские паны уже готовились покинуть Серадзь, очевидно избегая даже встречи с лагерем Семко.

Владислав Опольский, который именно в это время основал в Ченстохове монастырь паулинов и пожертвовал для его костёла старинный образ, которы якобы происходил из Константинополя и позже прославился на Ясной Горе, разочарованный тем, с чем он столкнулся, назавтра, ни с кем не прощаясь, поехал осматривать свой новый монастырь и помолиться в недавно воздвигнутом костёле.

Семко, которому не хватало денег, – сумма, одолженная у крестоносцев, уже была исчерпана, – спешил назад в Плоцк с намерением повторно просить в долг у Ордена.

Шляхта до конца клялась ему, что не отпустит его, и проводила отъезжающего с криками. Многочисленный съезд в Серадзе, как только венгерские послы, которые торопились отвезти королеве ответ, оттуда выехали, начал расходиться с такой же поспешностью, как собрался. Погрустневший архиепископ возвращался в Гнезно, предвидя новые трудности.

Перед отъездом великополяне договорились выехать навстречу юной королеве; они знали, что Малопольша собирается первой приветствовать её у границы, и хотели окружить её так, чтобы никакое чужое влияние не могло туда просочиться. К счастью, на их стороне был архиепископ, на которого рассчитывали, а без него коронация состояться не могла. Бодзанта собирался их вести.

Громче, чем когда-либо, Семко провозглашали польским королём, хотя партия Домарата, розоружённая на время перемирием, держась рядом со своими замками и крепостями, готовилась к сопротивлению.

Семко в Плоцке предшествовала специально пущенная весть, что он был выбран и его уже хотели провозгласить королём, а краковяне только добились отсрочки до Троицы.

Князь специально устроил свой отъезд в Плоцк так, чтобы подтвердить им слухи о победе.

Окружённый двором, предшествуемый трубами, приказав Славцу везти перед собой мазовецкую хоругвь, в компании воеводы Абрама, Свидвы и значительного отряда великополян, белым днём, при звоне колоколов, вооружённый по-рыцарски, Семко въехал в свой замок, среди криков сбегающейся толпы.

Генрих, который в этот день надел облачение священника и цепь на шею, приветствовал его у входа с насмешливой униженностью. Казалось, что он был лучше обо всём осведомлён, чем другие.