На стальном ветру

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

В последнее время она постоянно была проворнее. Она повернулась на верхней площадке лестницы, чтобы подождать Чику Йеллоу, которая медленно продвигалась в своем экзокостюме. Лишь последние пять лет ее сестре стало трудно ходить без помощи экзо, и лишь последние двенадцать месяцев она почти перестала выходить на улицу без него. Конечно, она сама тоже чувствовала тяжесть прожитых лет в своих собственных костях, но прожила их гораздо меньше, чем Чику Йеллоу. Она полагала, что время настигнет ее так же верно. Просто так обстояли дела.

Был холодный, ясный день поздней зимы. За последние недели случилась пара заморозков, но погода улучшалась, и примерно через неделю, при условии, что не наступит конец света, кафе, возможно, начнут выносить свои стулья и столы на улицу. Сегодня прохладный воздух не был чем-то неприятным. Казалось, это обострило их мысли и придало всему более четкий фокус. Мягкий свет падал на каменные плиты на вершине Памятника открытиям. Башня Белем выглядела золотой, такой четкой и нетронутой, как будто ее построили вчера, а зеркально-спокойные воды удваивали башню в ее собственном перевернутом отражении. Несколько лодок покачивались дальше, разноцветные рыбацкие суда и прогулочные катера, но близко к причалу ничего не было. К тому же здесь не так много туристов или приезжих, как было бы в более солнечный день. Это очень хорошо подходило Чику Ред.

Они приехали на трамвае из Лиссабона. Это решение, как и многое другое, что происходило между ними в последнее время, было практически бессловесным. Они обе знали, что время пришло и что Памятник был подходящим местом для этого. Не было никакого объяснения этой почти телепатии. В мозгу Чику Ред не было никаких машин, никаких считывателей и скрипторов, синхронизирующих ее мысли и воспоминания с мыслями Чику Йеллоу. Именно так все и закончилось. Подобно двум камешкам, они так долго терлись друг о друга, что приобрели почти одинаковую форму. Сестры-близнецы во всем, кроме скучных биологических особенностей.

Было начало 2463 года, и предсказание Мекуфи оказалось гораздо более точным, чем мог ожидать даже он. Новости, конечно, поступали с голокораблей почти постоянно. Люди Земли и всей Солнечной системы были хорошо осведомлены о политических трудностях каравана. Они знали об отколовшемся "Занзибаре" и об экспедиции на "Ледоколе". Они знали о неприятностях, возникших в связи с прорывной технологией Травертина - потерях голокораблей "Базаруто" и "Фого", повреждении "Нового Тиамаата". Конечно, все эти события были достаточным поводом для беспокойства, но поскольку они происходили на расстоянии почти двадцати восьми световых лет, они разыгрывались как своего рода темный театр. Очень немногие из миллиардов людей, живущих вокруг Солнца, от Меркурия до поселений Оорта, все еще имели прямые эмоциональные или семейные связи с гражданами голокораблей. Прошло слишком много времени, и расстояния между ними были слишком велики. Эмпатия не создавалась для работы в межзвездном пространстве.

Но все начало меняться. Когда "Ледокол" оказался в пределах видимости Крусибла, Чику Грин и ее маленькая команда доложили о своих находках каравану, а караван, в свою очередь, передал их обратно на Землю. Производители не сделали того, для чего их послали. И как будто Мандала сама по себе была недостаточно загадочной, вокруг планеты вращались еще двадцать две загадки. Справедливости ради надо сказать, что эти события вызывали определенный уровень беспокойства. Как могли данные Производителей пропустить чужеродные структуры? Какое значение имело то, что Производители не смогли подготовиться к прибытию колонистов?

Этим утром поступили самые тревожные новости из всех. Корабль Чику Грин, по-видимому, был атакован чем-то на поверхности Крусибла - вероятно, это был первый открыто агрессивный акт со стороны Производителей. Не имело значения, что этот акт насилия произошел двадцать восемь лет назад. Для людей Солнечной системы это было так же ново и болезненно, как свежий синяк.

Эта новость придала Чику Ред и Чику Йеллоу необходимый импульс. Они были уверены, что их час близок. На Земле и в других частях системы наблюдатели за роботами и Когнитивная полиция начали идти по следу, который должен был привести их к Окулару, а затем к Арахне. Представители трехсторонних властей Объединенных наземных, орбитальных и водных государств призывали к спокойствию и сдержанности. Граждане Наблюдаемого мира были уверены, что у них нет причин бояться Робота, расширения или Производителей. Они должны были жить своей обычной жизнью.

Но уже были горячие точки. Робот регистрировал всплеск гражданских правонарушений - незначительных актов преступного умысла, которые при нормальном порядке вещей были бы быстро пресечены. Это было так, как если бы люди тестировали систему, заставляя ее слишком остро реагировать. В Нью-Брансуике поступили сообщения о скоординированном насилии в отношении бригады Производителей, работавшей на строительстве нового жилого комплекса. В Читтагонге три человека умерли после попытки добровольной нейрохирургической операции в попытке избавиться от механических имплантов. В Глазго, Хельсинки и Монтевидео гражданские активисты объявили о создании односторонних зон ненаблюдаемости. Эти зоны не имели политической легитимности - они не могли начать избегать влияния Механизма, - но, тем не менее, это были искренние заявления о намерениях. Тем временем Организация Водных Наций обрабатывала неожиданный приток новых заявителей.

Все это случалось и раньше за долгую историю Наблюдаемого мира, и система много раз тестировалась отколовшимися государствами, действиями полиции, флешмобами и актами массового гражданского неповиновения. Но никогда их не было так много за такой короткий промежуток времени и с такой зловещей тенденцией к росту. Это была именно та медленно разбивающаяся волна, которую предсказал Мекуфи, когда его образ предстал перед Чику Йеллоу.

Было весьма сомнительно, что все это может закончиться хорошо.

Но мир, думала Чику Ред, не был безнадежен. Это было не самое лучшее из всех возможных мест, но, учитывая альтернативы, все могло сложиться намного хуже. Они все совершали ошибки, это правда. Робот был правильной идеей в нужное время, но с годами, из-за какого-то коллективного отречения от мудрости, они наделили его слишком большими полномочиями. Было бессмысленно обвинять кого-либо в этом. Кто-то все еще мог бы возразить, что лучше было страдать от железной доброты Механизма, чем от столетий крови и раздоров, которые бушевали бы без него. И никто, возможно, не мог предвидеть появление Арахны.

Но что-то нужно было отдавать.

- Она может и не прийти, - сказала Чику Йеллоу, когда наконец догнала свою сестру. Она немного запыхалась, даже с помощью экзо.

- Ей не обязательно приходить, - ответила Чику Ред. - Она уже здесь. Уже повсюду.

- Ты ведешь себя так, словно уже встречалась с ней.

- В этом не было необходимости. У меня было пятьдесят лет твоих рассказов.

- Сурово, но, вероятно, справедливо. И это было немногим больше пятидесяти, если уж быть педантичной.

Чику Ред подошла к краю Памятника, оперлась скрещенными руками на каменную балюстраду и посмотрела вниз, на открытое пространство внизу. Чику Йеллоу присоединилась к ней, ее старый экзо слегка жужжал, помогая ей двигаться. Они смотрели вглубь острова, изучая Розу ветров. Горстка людей двигалась там, внизу, по красивым инкрустированным узорам мощеного компаса. Они отбрасывают длинные тени, человеческие солнечные часы.

- Жаль, что Кану не было с нами.

Чику Ред кивнула. - Что бы ни случилось, в Гиперионе он будет в большей безопасности. Хорошо, что он встречается с Аретузой. Я хотела бы как-нибудь увидеть ее.

- Прошло сто лет с тех пор, как я была там в последний раз. Тогда она была странной, и я содрогаюсь при мысли о том, во что она превратилась сейчас.

- Кану расскажет нам, когда вернется. - Помолчав, она добавила: - Мне приятно было познакомиться с твоим сыном, Чику. Это было хорошо.

- Он наш сын, - сказала она.

Чику Ред понимала это чувство и ценила его, но она никогда не чувствовала, что Кану принадлежит ей. Она не принимала никакого участия в его рождении и ничего не знала о его существовании до тех пор, пока он не стал взрослым и не превратился в жителя моря. Он казался ей подарком, но не тем, что она заслужила. И все же она могла бы восхищаться им. Все они были Экинья, и от этой семьи в Кану все еще сохранялась некоторая запоздалая способность удивлять мир. Сын Чику Йеллоу - их сын, если она будет настаивать, - теперь был самой влиятельной фигурой в великом подводном владении морского народа. Родословная тянулась от Линь Вэй до Кану.

Одного этого факта было достаточно, чтобы Чику Ред слегка вздрогнула от изумленной гордости.

Ожидая новостей из Крусибла, Кану отправился на Гиперион для проведения кризисной встречи - и в последней попытке залечить древние и освященные временем раны. Он выполнял доблестную и благородную службу, и Чику Ред, и Чику Йеллоу надеялись, что его поездка окажется стоящей. Это было хорошее время, чтобы покончить со старой несправедливостью, дать обидам увянуть.

- Она у тебя? - спросила Чику Ред.

Чику Йеллоу сказала: - Ты спрашивала меня как раз перед тем, как мы уехали, и дважды в трамвае.

- Мне очень жаль.

- За все эти годы у меня никогда не было ее при себе, и ты это прекрасно знаешь.

Именно тогда раздался голос. Только Чику Йеллоу услышала это объявление, но они были так настроены друг на друга, что две сестры обернулись как одна. Чику Йеллоу кивнула, и Чику Ред проследила за точным направлением ее взгляда. Все, что она могла видеть, - это незамощенный участок на вершине Памятника открытиям.

Но Чику Йеллоу кое-что видела и слышала.

- Она с нами.

- Конечно. Тебе не следовало сомневаться в том, что она придет.

- Я не сомневалась. - Но как только она произнесла эти слова, Чику Йеллоу застыла в своем экзо. Она издала удивленный вздох и медленно повернулась лицом к Чику Ред.

- Я могу сделать это сейчас, - сказала она.

Чику Ред все поняла. Этот момент не был неожиданным. Все, что они уже знали о досягаемости Арахны, убедило их в том, что она, когда и если пожелает, сможет проникнуть в разум Чику Йеллоу и взять на себя управление движениями. Если один человек мог проникнуть в телесное пространство другого человека, то эта аналогичная, но непроизвольная операция не представляла непреодолимых трудностей для Арахны.

Чику Ред сочувствовала своей сестре, попавшей в ловушку Арахны и ставшей ее марионеткой.

- Я бы хотела, чтобы ты этого не делала, - сказала Чику Ред существу с лицом ее сестры.

- И я бы хотела, чтобы мне не приходилось этого делать, - ответила Арахна. Голос был почти в точности таким, как у Чику Йеллоу, за исключением того, что в нем отсутствовали вся любовь и доброта, и это было различием между единицей и нулем, между бытием и небытием. - Однако события вынудили меня.

- Оставь ее в покое.

- Я не причиню вреда тому, что не причиняет вреда мне, но ты сама навлекла на нас такое положение вещей. Я почувствовала намерение, стоящее за вашим приходом сюда - вы хотели привлечь мое внимание. Что ж, у тебя оно есть. Что ты хочешь мне сказать, Чику?