Рыжая чайка

– Упрямство твоё, это у тебя от Грегора. Такой же был, несгибаемый, до конца. Линда помогает с детьми, присматривает за ними в подземелье, а я иду проверять укрепления, нужно ещё подготовить смолу. Значит, ты твёрдо намерена биться? Просто, дочка, пойми, я …очень боюсь за тебя, – Скиф тряхнул головой, смущенно тушуясь. Никогда он не умел проявлять свои отцовские чувства, хотя любил меня как дочь, я это знала. На глаза у меня навернулись слёзы, и такой камень лег на душе! Бросившись ему на шею, я крепко-крепко обняла своего бурчуна Скифа. Говорить ничего не стоило, мы оба всё понимали без слов. И то, что я тоже переживаю за него, и то, что тоже его люблю. Мы знали. Знали, что это или конец, или продолжение. Этими объятьями мы так много друг другу сказали, за все эти годы, и поддержали, и утешили, и дали наставления.

Я вошла в тихий, опустевший дом. Здесь прошла вся моя жизнь. Мне казалось, что я ощущаю, что даже мой дом хочет жить, эти старые прохладные стены, этот дубовый стол, который Скиф смастерил собственными руками, этот комод, в котором хранились вещи отца, даже моё ветхое ложе. …Я тенью опустилась на него.

– А тебя не трудно было отыскать, – неожиданно раздавшийся голос у меня за спиной, напугал меня до жути.

– Что ты делаешь в моём доме? – выдала я невпопад, глядя, с каким любопытством Камиль рассматривает мои покои.

– Но ведь ты же у меня была, почему мне нельзя?

– Просто ты так тихо и неожиданно подкрался. …Что разве уже пора? – я всматривалась в каждый его жест, в поворот головы, в этот меняющийся огонь в глазах.

– Нет, у нас ещё есть время. Они нападут в темноте, – как можно мягче ответил Камиль, беззаботно тряхнув своими кудрями, осторожно присаживаясь рядом со мной, так странно посмотрев на меня, будто увидел в первый раз. Словно чего-то ожидал от меня.

– Я пришел к тебе, Тара. …Мне вспомнились те надписи на стенах, слова про последний миг в жизни. Ты покраснела? Ха! А мы так не можем.

– Ну, хоть что-то вы не можете. Просто я …тоже вспомнила, …эти слова. – Я начала запинаться и, наверное, покраснела ещё больше, потому что Камиль рассмеялся, не отрывая от меня взгляда.

– Я знаю, что именно ты вспомнила, чайка. Поцелуй, …своё безумие, как ты тогда сказала, чтобы было что вспомнить. И вот я подумал, что тоже имею право на своё безумие, чтобы было о чём подумать, глядя в лицо надвигающейся смерти.

«Нет, Тара, большого ума здесь не нужно, чтобы понять, на что намекает Камиль. Он пришел к тебе. Разве ты этого не хотела? Признайся себе. Ведь именно этот вольфгар уже давно тебе не безразличен!»

Медленно, …я подняла на него глаза.

– Но, …почему, …почему ты пришел именно ко мне, Камиль? В поселении полно ваших девушек. Тем более, уж в этом тебе, наверное, есть что вспомнить. Просто, … я хотела побыть одна.

Он тоже медленно и осторожно, кончиками пальцев погладил меня по щеке.

– Давай сегодня обойдемся без вопросов и ответов. Просто я здесь, но если ты скажешь, что хочешь, чтобы я ушел – я уйду, – тихо прошептал Камиль.

На миг я представила, что снова останусь в этой пустоте, в этом одиноко тоскующем доме, наедине со своими мыслями, и я дико воспротивилась этому. Камиль сидел рядом со мной, я слышала его дыхание, ощущала легкое прикосновение его руки к своей ладони, и от этого по телу бежали мурашки. Я понимала, что буду несчастна, если он уйдет. С ним мне было гораздо легче.

– Нет. Побудь со мной, – шепотом ответила я, и повернула голову, столкнувшись с этим взглядом, от которого я начала медленно плавиться, как восковая свеча. Камиль поцеловал меня первым. Только в этот раз всё было по-другому. Тогда это было любопытство, а сейчас вольфгар показал мне страсть мужчины.

Все мои страхи и мысли о предстоящем бое остались где-то далеко. Меня захватывали новые, непознанные ощущения. … Не помню, как очутилась у него на коленях. …Просто я хотела этой ласки, и что ужасно – хотела именно от него.

Камиль продолжал меня целовать, а я позволяла ему снимать с себя одежду. Может быть, я сошла с ума, но ведь не сойти было невозможно! С замиранием, и сбивающимся дыханием, я изгибалась от его прикосновений. Оказывается, каким нежным он мог быть! …Его губы и руки медленно, до трепета изучали моё тело, унося меня куда-то в поднебесье. Я только испугано вскрикнула, когда он овладел моим телом, лишая невинности.

– Я знаю, – прошептал он, целуя меня в ухо – больше больно не будет. Бережно и нежно лаская меня, вольфгар становился моим первым мужчиной. Когда он отрывался от меня, моё тело начинало стонать и противиться этому, я не могла отпустить его. Мне нужны были эти губы, нужно было чувствовать на себе его дыхание, близость его сильного тела. Камиль подарил мне такое ощущение, от которого хотелось плакать, и эти слёзы катились оттого, что это закончилось, что было так хорошо…

Он погладил меня по подбородку, стирая мои слёзы, с улыбкой, рассматривая моё лицо:

– Ты вся трепещешь, сероглазая птица. Почему ты плачешь?

– Потому что это лучшая наша встреча, из всех, что были у нас с тобой. И я бы очень хотела запомнить каждый её миг. Если не задумываться кто мы, мне очень хорошо с тобой. Я …не хочу, чтобы с тобой, …что-то случилось, – прошептала я, закусывая губу.

Камиль прикрыл глаза, и усмехнулся. Только в этот раз печаль легла в уголках этих губ, отчетливая горечь.

– Мы не знаем, что будет за поворотом. Ни ты, ни я, не знаем, чем закончится бой, но я унесу это воспоминание, даже если нам вдруг посчастливиться остаться в живых. Вольфгары не выбирают себе в пару человеческих женщин, для наших народов неприемлема такая связь, она не естественна, мы слишком разные, несопоставимые. Но, несмотря на это, наперекор всему – это был самый яркий и сладостный миг в моей жизни, если тебя это обрадует. С вольфгарскими девушками ощущения иные. Тебя я не смогу забыть, Тара. …Хотя должен, если собрать последние капли разума. Ты особенная, Тара, даже среди людей. Хочу очень сильно тебя попросить, …береги себя. Если бы я мог, я бы запретил тебе драться, но разве ты послушаешь. Умудрись выстоять, чайка.

– Я тоже очень сильно хочу попросить тебя, – я не могла насмотреться в эти глаза. – Выживи! Камиль, прошу, выживи…

Его губы накрыли мой шепот, а руки крепче прижали к себе. Вольфгар прощался со мной. Не сказав больше ни слова, он поднялся, и, засмотревшись на меня, легко и непроизвольно быстро коснулся два раза двумя пальцами правой руки своего сердца, а потом указал ими на меня. После, резко развернувшись, Камиль исчез в окне. Я не знала, что это означало у вольфгаров, но мне захотелось разрыдаться ещё больше. «Откуда взялись эти дигоны?! Но …с другой стороны, если бы не они – я бы никогда не встретилась с Камилем. Почему же мои видения так запутаны? Почему я вижу одни лишь сплошные сражения, но не вижу, чем же они закончатся!?»

Эти твари приближаются к нашему поселению. Их нужно уничтожить, во что бы то ни стало, и во что бы то ни стало нужно выжить! Но что-то со мной было не так, я не узнавала себя, что-то изменилось во мне. Он забрал какую-то часть меня. Откуда эта дыра? Как же мне хотелось увидеть его ещё раз!

Ночь. Я крепко сжала свой лук. Наши женщины пополнили отряды лучников, заняв позиции на крепостных стенах. Ещё миг и мы подожжем стрелы, выпустив их в воздух.

Это осветило пространство вокруг крепости. …А пространства и не было! …Оно было заполнено тварями. Дигоны хотели атаковать тихо, но у них ничего не вышло.

Главные ворота тут же распахнулись, и первыми, с дикими рыками, в бой выскочили обращенные вольфгары, среди которых были и их женщины.

Стрелы подожгли стога, умышленный ход, чтобы различать происходящее на поле боя. Следом за вольфгарами, так же издавая яростные боевые кличи, ринулись наши воины. …Началось смертельное побоище! Смешавшиеся вопли, тела, звон оружия, свист, …быстрый танец смерти.

Сцепив зубы, я выпускала стрелу за стрелой, пока запасы не истощились.

Эти твари могли лазить по стенам. Орудовать двумя мечами, как Камиль я не могла, поэтому судорожно сжала свой, женский, облегченный. Почему их так много??? Удар за ударом, я отбивалась от дигонов, пытаясь сбросить их со стены. Пока …одна из тварей не подцепила меня за ногу, потащив за собой, вниз. Я рассекла его со спины, но он всё же успел сбросить меня на землю. …Туда, где их была тьма. Какое-то время, я махала мечом вкруговую, колесом, не давая им подойти ко мне ближе. Но эти сволочи тоже времени зря не теряли, сбив меня с ног. Убивать не спешили. Видно знали кто я, и хотели выжрать мои знания и мою суть! Зависшего надо мной дигона, впечатавшего меня в сырую землю, в прыжке отбросил вольфгар. Но …не обращенный, и это был юный Михас. Даже вольфгарские подростки были намного сильнее наших юношей.

– Что ты здесь делаешь?! – заорала я, подхватив свой меч как раз вовремя.

– То же что и ты!

– Обращайся в призрака! Как Камиль позволил тебе выйти?!

– А он и не позволял! – Михас подпрыгнул над дигонами, и приземлился уже ночным дьяволом, только меньшего размера.

Этого не понять тем, кто не сжимал липкую от крови рукоять меча. Кто захваченный боем, уже не замечал других звуков, кроме глухих и ещё отчетливых ударов своего сердца. Этого не понять тем, кто не испытывал на себе застывшую вечность, когда время останавливается, и ты начинаешь думать, это этот ужас никогда не закончиться. Так было со мной. Я отбивалась от дигонов, уворачиваясь от кислотных плевков и кинжалистых лап, сжимающих мечи. Со всем не свойственным мне хладнокровием я понимала, что уже ранена, но сейчас было совершенно не до этого. Ненавижу их! Нас учили драться, учили терпеть боль и не сдаваться, но дигонов было много, и они были невозможно выносливы. Рядом сражались наши воины и мелькающие вольфгары, но ближе всего ко мне был Михас. Когда я заметила, что он обратился обратно, и стоит, опираясь на одно колено, я попыталась пробраться к мальчишке. Моё внимание на миг рассеялось, и дигон нанес мне сначала касательный, а затем проникающий удар в предплечье. …Боль пришла потом. А перед этим я оставила его подыхать.

Михас лежал среди разорванных тел, весь в крови, зажимая огромную рану на животе, но он был ещё жив.

– Михас, держись. Держись, мой отважный воин! Ты меня слышишь? – я приподняла голову юного вольфгара, заглядывая в его тускнеющие глаза.

«Человеческая кровь придает нам силы!» – мелькнули недавние слова Алишера. А кровь из моей раны лилась рекой!

– Пей, мы ещё не сдаемся, – Я накрыла его собой так, чтобы моя кровь проливалась не зря. Только вот темнота начала сгущаться. Даже боль притупилась, потому что тело онемело, стало для меня слишком тяжелым и неудобным. Я словно летела по какому-то туннелю, и мне очень хотелось спать.