Подземелье Иркаллы

Но отказываться от подобного мероприятия, по словам Грады, было никак нельзя, — это оскорбит Мирослава. Женщина лишь советовала уйти пораньше, сославшись на то, что ребёнка следовало уложить спать.

— Да кому нужна эта акидийская дикарка? — во все горло усмехалась Каталина, наряжаясь к вечеру. — Ей не доверяет вся Верна.

— Уж лучше так! — спокойно парировала Акме. — Я лучше помру старой девой, чем буду шляться по чужим постелям.

Рыча, Каталина вихрем понеслась к девушке, но, по пути наткнувшись на Августу, замахнулась на неё. Тогда Акме, отдёргивая ребёнка, вплотную подошла к Каталине и тихо процедила сквозь плотно сжатые губы:

— Тронешь её — я размозжу тебе голову.

Что-то дикое и глухое вспыхнуло в беспощадном взгляде мирославской пленницы, и Каталина, бесполезно ругнувшись, отступила.

— Берегись, Акме, — шептала ей Града. — Она может накликать на тебя беду.

— Едва ли она может запугать меня больше, чем коцитцы…

Вскоре за Акме и Августой пришли несколько солдат, чтобы отвести их на празднество. Для Августы ласковая Града приобрела светлое атласное платье с рукавами-буфами и короткими перчатками. На ножках её красовались бархатистые башмачки, волосы её были тщательно завиты, и маленькая девочка, покраснев, не могла наглядеться на себя в зеркало, танцуя и кружась.

Акме, облачённая в бархатистое темно-красное платье с длинными рукавами, перед выходом в зеркало на себя кинула лишь мимолётный взгляд. Под черным шёлковым поясом девушка спрятала маленькую заточку, стащенную с кухни, на случай, если Мирослав задумает к ней приставать. Или поручит это кому-либо из своих прихвостней.

Верна погрузилась в глубокую тьму. Беспросветная чернота холодом накрыла сердце Акме, но свет Августы, пробивающийся даже сквозь столь тёмную ночь, успокаивал её.

В домах горел свет. Из всего населения, казалось, мирославский двор ложился позже всех. Где-то слышались приглушенные расстоянием и деревьями звуки весёлой музыки, и Августа оживлённо подпрыгнула, предвкушая весёлый вечер.

«Зачем ему понадобился ребёнок?» — в тревоге думала Акме, крепче сжимая тёплую ручку девочки, готовясь защищать её из последних сил. Как волчица защищает своих волчат и медведица своих медвежат.

За морионовой завесой деревьев показались янтарные отблески. Вскоре взору их открылась большая беседка из белого камня с узкими колоннами. Беседка освещалась пятью факелами. Посреди стоял переполненный угощениями стол. Весёлому смеху гостей, которых собралось не менее пятидесяти, аккомпанировали лютни, тимпаны, флейты и тамбурины.

Был здесь и Сатаро, наряженный в тёмный колет, очень ему шедший. Он мрачно оглядывал гостей, а местные красавицы кидались в него сияющими взглядами.

Сам Мирослав сидел во главе стола, купаясь во всеобщем внимании, нарядный, в темно-аметистовом колете с золотой цепью да золотыми перстнями. По правую руку от него сидел темноволосый сероглазый высокий юноша. Настолько крупный, что Акме была уверена — он мог проломить череп врага кулаком. Юноша был одет в чёрный колет. Беседку окружали высокие вооружённые мрачные воины. Должно быть, шамширцы.

По левую руку от Мирослава сидел невозмутимый, тихий, спокойно улыбающийся Цере. Каталина, красивая, но растерявшая всю величавость свою при виде Акме, сидела от Мирослава дальше, чем, вероятно, ожидала. Цесперий в тёмно-голубой мантии, все ещё похожий на древнюю легенду, сидел рядом с Цере и вёл с ним тихую беседу. Оба дружелюбно улыбались и даже посмеивались. Неугомонная рыжеволосая Реция в темно-зелёном платье заняла место своё рядом с Цесперием, хохоча во все горло, жеманясь, подшучивая над собравшимися.

Шамширец Сакрум долго разглядывал яркую Рецию, а затем отвернулся, больше не обращая на неё внимание. Должно быть, её прочили ему в жёны. Но она явно не произвела на него никакого впечатления.

Мирослав громко поприветствовал новых гостей.

— А вот и наша целительница со своей подопечной! Акме Рин и барышня Августа.

Вернский господин указал гостьям на место поближе к себе. Шамширцы внимательно уставились на Акме. Сатаро напряженно глядел на неё с недовольно сложенными на груди руками. Его вид был угрожающ, и девушка кивнула ему, будто желая смягчить напряжение.

Цесперий одобрительно кивнул Акме, ласково улыбнулся Августе и с тех пор редко сводил со своей помощницы глаз, будто пытался найти ответ на свои многочисленные вопросы в её печальном бледном лице.

Акме старалась не нервничать. Но слишком грозными были шамширцы. Она бегло насчитала несколько десятков воинов с обеих сторон. И те, и другие вооружились до зубов. Сакрум внимательно разглядывал целительницу, и от взгляда этого шестнадцатилетнего парня, снискавшего славу одного из самых кровожадных убийц Зараколахона, ей становилось не по себе.

— Эта та девушка, которая вырвалась из Кура? — спросил он Мирослава.

— Та самая. Акме Рин.

Сакрум поймал взгляд Акме, махнул рукой, подзывая её к себе, и девушка пересела ближе к нему, покорно опустив глаза.

«Силы Небесные, — мысленно взмолилась она. — Помогите мне!»

— Приветствую вас, — тихо ответила Акме, на мгновение подняв на Сакрума чёрный взгляд и вновь опустив.

— Подними голову и посмотри на меня, — велел Сакрум, приблизился к ней и внимательно изучил её лицо, а после заключил: — Ты акидийка по крови, но не по воспитанию. У тебя нет акидийского акцента.

— Я приехала из Эрсавии, — ответила Акме, глядя в серые глаза Сакрума, оттенённые чёрными ресницами. Красивый юноша. Чем-то отдалённо напоминал Лорена. Держался шамширец величаво и гордо.

— Жаль, у нас с Мирославом теперь перемирие. Не могу забрать тебя в Шамшир. Ты — его пленница.

— Ты можешь попросить, — заметил Мирослав, хитро улыбаясь.

— Я не тот, кто будет просить тебя о чём-то, Мирослав, — юноша усмехался, но лицо его почернело.

— Зачем тебе эта девушка в Шамшире? — вздохнул правитель Саарды. — Отец не позволит тебе жениться на ней. Она чужеземка. Да и незнатного происхождения. А любовниц ты не держишь.

— Мой отец женился на чужеземке. И она родила ему меня.

Мирослав усмехнулся, пренебрежительно указав на Акме:

— Она красива. Да и только. Других талантов, достойных будущего правителя Шамшира, у неё нет.

— Тогда почему ты всё ещё держишь её своей пленницей и не отдал одному из своих воинов? Или всем воинам сразу? Я слышал, ты так делаешь, — спокойно спросил Сакрум, и шамширцы кровожадно осклабились.

— Потому что я не кобыла, которую можно просто так взять и продать, правитель, — ответила Акме, вскидывая на него свои непроницаемо чёрные глаза, и тотчас пожалела о словах своих.

Музыка затихла, гости замолчали. Сакрум медленно приблизился к ней и ледяным тоном произнёс:

— Ты — всего лишь женщина. Красивая. Но твоя красота не даёт тебе право распоряжаться своей судьбой. Твой хозяин — твой муж. Но ты не замужем. Посему Мирослав будет приказывать тебе. Или я. Если захочу тебя себе в подарок.

Акме нервно сглотнула, но продолжила открыто смотреть на него. Эти неживые пронзительно серые глаза завораживали. Хотелось сбежать и спрятаться.

— Сядь ближе ко мне, — приказал Сакрум, и девушка придвинулась вплотную к его креслу. Он скользнул заворожённым взглядом по её профилю, налил вина и отдал кубок ей. Акме сделал глоток, и вскоре дышать стало легче.

Акме принялась есть и пить, порой отвечала на вопросы Сакрума о своём прошлом, большая часть из которого была выдумкой. Рядом с нею успокаивающе щебетала Августа. Нарядность её и то дружелюбное внимание, что ей уделяли, кружили ей голову, и девочка становилась неосторожна в высказываниях, что заставляло Акме предостерегать ребёнка строгими взглядами. Сатаро сидел слишком далеко, чтобы участвовать в их беседах. Он мог лишь смотреть на неё, но беседами развлекать других дам. Акме была стиснута между правителем Саарды и сыном правителя Шамшира. Два главных зараколахонца, и девушка пила вино с ними за одним столом.

Вскоре крепкий напиток начал действовать на гостей самым опасным образом, и те пускались либо в пляс, либо завывали вместе с музыкантами, либо развязывали себе языки.

Акме прислушивалась к каждому шороху, особенно, если речь заходила о политике Архея. Мирославские «военачальники» в полголоса или во всеуслышание обсуждали добытые сведения об армиях Карнеоласа или Полнхольда. Акидия просила у Верны помощи, но получила решительный отказ за казнь нескольких пойманных вернцев на её территории.

— Отчего вы не желаете присоединиться к всеобщей борьбе против Кунабулы? — подала голос Акме своим наигранно невинным голоском.

— Кунабула — не наша забота, — отвечал Мирослав, опрокидывая в себя ещё полкубка вина.

— У нас есть горы, где мы можем укрыться, — заметил раскрасневшийся от вина Цере.

— Не лучше бы устранить беду, пока она дремлет? — парировала Акме, после быстро оборвала эту тему, рассмотрев в ней уйму опасностей.

— Да какое дело тебе до Кунабулы теперь, Акме Рин? — улыбалась Реция, играясь с Августой, от которой пришла в восторг. — Отныне ты здесь. Скоро Цесперий привыкнет и вовсе не сможет без тебя обойтись.

Фавн пробовал отшутиться, Мирослав строго взглянул на дочь.

— Разрешите пригласить вас на танец, сударыня Акме? — к ней подошёл высокий молодой мужчина со светлыми волосами; тон его был небрежен, глаза сверкающи и бесстыдны.

— Ягер, — властно проговорил Мирослав, поднявшись из-за стола. — Эта барышня уже занята. Изволь найти себе другую.

Под гром громогласного и беспардонного смеха Ягер изобразил поклон, за ним спрятав гнев, отразившийся в его глазах.

— Разрешите пригласить?.. — Мирослав с улыбкой протянул ей руку, Акме приняла его предложение и подумала, что если бы взглядом можно было убить, Каталина и Сатаро сделали бы это незамедлительно.

Мирослав вывел свою даму на тёмную, освещавшуюся несколькими кострами, площадку, присоединившись к танцующим. Акме решила, что в Верне едва ли были приняты чинные танцевальные фигуры, подобные фигурам при дворе Кеоса, и оказалась права: пары без замысловатых па кружились независимо друг от друга и беседовали.

Для Акме, родившейся будто в стихии танца, не составило труда грациозно влиться в ритм, воедино слиться с музыкой лютен и флейт. К тому же, сломанные ребра давали о себе знать при каждом резком движении.

Мирослав молчал первое время, будто наслаждаясь плавностью и очарованием своей загадочной партнёрши. Он не сводил с неё глаз, без надобности руку свою клал на её талию, плыл вместе с нею, вместе с нею летел и улыбался темной, хитрой улыбкой.

— Уж точно ты не простолюдинка, если умеешь так танцевать, — сказал Мирослав, наконец.

— Имеет ли значение моё происхождение? — пробормотала Акме.

— Здесь — нет. Здесь все равны.

— Все равны, владыка? Отдашь ли ты дочь свою тому, у кого нет ни положения, не денег?

— Я отдам её тому, кого она полюбит и кто полюбит её. Моего положения и моих денег достаточно. Я великодушный.

— Будь же великодушен и ко мне, повелитель, — тихо произнесла Акме, не сводя с него глаз.