Подземелье Иркаллы

Глава 6. Сакрум из Шамшира

Когда Акме вновь пришла в себя, в комнате было темно, а на столе стояла одинокая свеча. Лёгкая сорочка намертво прилипла к мокрой от лихорадочного пота коже, а голова немного прояснилась.

«Надо выбираться отсюда, — подумалось ей. — Но они меня не отпустят. Бежать… Но если поймают, что они сделают?..»

Повернув голову, она заметила, что рядом с нею на стуле сидит Цесперий и внимательно смотрит на неё. Акме отшатнулась, будто пугливый зверёк, но взяла себя в руки, глубоко вздохнула и оглядела лицо целителя.

У фавна были огромные миндалевидные неимоверно сверкающие и широко расставленные глаза, цвет которых терялся в отблесках свечи. Взгляд их был глубок и мягок от интереса. Обрамляли их длиннющие, пушистые, к верху загнутые тёмные ресницы и царапинки тонких морщинок. Тёмные густые брови вразлёт.

— Тебе лучше, — это был не вопрос.

— Мне лучше, благодарю вас, господин Цесперий, — тихо, но твёрдо проговорила Акме, диковинно оглядывая его, не веря глазам своим.

— Града! — крикнул он, повернувшись в сторону двери. — Дитя очнулось! Кушать желает!..

— Где Августа? — встревожено прошептала Акме.

— Спит. Она сидела с тобою несколько часов. Ребёнку нужен отдых.

Акме одобрительно кивнула и вновь исподтишка взглянула на целителя, будучи не в силах поверить, что перед нею — живая история Архея, одно из легендарных существ, в бытие которых она все ещё не могла поверить до конца.

В комнату вошла Града. Она принесла дымящуюся тарелку ароматного супа, но девушке не хотелось есть: она все ещё потрясённо разглядывала фавна, думая о том, что он растворится, едва снова придёт в себя.

Акме поела лишь для того, чтобы поблагодарить Граду за заботу и труды.

«Неужто где-то рядом есть былой Авалар?» — думала Акме, и сердце её трепетало от восторга, но ни на мгновение не забывала она о брате, не забывала о надежде своей бежать или добиться помилования Мирослава.

— Ах ты моя славная! — воскликнула Града. — Все съела!

— Верный признак улучшений! — Цесперий радостно улыбнулся, и улыбка эта показалась Акме диковатый, словно улыбка коцитцев, но доброй и мудрой, без коцитской злобы и кровожадности.

Града вышла с пустой тарелкой, и над ними повисло тяжёлое молчание. Акме не знала, с чего начать и стоило ли начинать сейчас, а фавн разглядывал её изучающе и в то же время с оттенком довольства, будто ему одному была известна одна занимательнейшая тайна.

— Ты целитель, — это вновь было утверждением.

— Да, господин Цесперий, — кивнула девушка, глуховато и неуверенно.

— Поможешь мне в Верне, — распорядился Цесперий. — Иначе Керберру ты и вовсе не увидишь.

— Вы полагаете, что Мирослав… господин Мирослав может отпустить меня? — с надеждой воскликнула Акме и тотчас мысленно разбранила себя за несдержанность.

— Едва ли, — Цесперий пожал плечами. — Вы заинтересовали его не только привлекательностью. Тем будет сложнее. Но своим трудолюбием вы можете снискать его расположениЕ. И там посмотрим…

Акме изобразила воодушевление, но скрыла испуг — Аштариат научила её не доверять фавнам, Нелей научил не доверять практически никому.

«Шпион Мирослава? — думалось ей. — Будем выбираться своими силами. На это уйдёт много времени, но так безопаснее».

— Я могу начать сегодня, — решительно произнесла Акме, но Цесперий отказался, сославшись на её слабость.

После того, как Града принесла горячий успокаивающий отвар, а Акме выпила его и сразу почувствовала неимоверную усталость, фавн пожелал ей спокойной ночи и поднялся, чтобы уйти.

Она вновь порывисто поднялась на локте и воскликнула, приглушённо, надрывно, в отчаянии, минуя всяческие предосторожности:

— За мною смерть, передо мною — путь, который я непременно должна пройти. Я не могу здесь оставаться!

Фавн через плечо взглянул на неё пугающе глубоким, спокойным, словно всезнающим взглядом и тихо произнёс своим нечеловеческим, древним и сильным, будто сама природа, голосом:

— Я знаю. Ведь брат твой, Лорен Рин, не может ждать?..

Акме окаменела. Цесперий скрылся за дверью. Имя брата, впервые произнесённое вслух за несколько очень длинных дней, волшебством и болью окутало её.

Лекарство подействовало, и она крепко заснула.

Акме, одетая, прибранная, с заплетёнными в толстую косу волосами ждала Цесперия с раннего утра. Она хотела начать помогать ему и выведать, откуда он знал о Лорене. Она ни разу не произносила ещё имени брата, даже при Сатаро. Девушка не переменила своих намерений даже после увещеваний Грады и Августы, которая погрустнела, едва поняла, что на целый день останется без общества своей Сестрицы.

Фавн мог слышать, как Акме зовёт Лорена в тёмном забытьи своей лихорадки, но едва ли она выкрикивала слово «брат». Ей казалось, что Цесперий видит её насквозь. Мирослав или другие закараколахонцы, привёзшие Акме в Верну, могли поведать целителю о той силе, что девушка показала в Куре. Но Цесперий будто знал больше.

«Все вы одинаковые, — в раздражении думала Акме. — Что Провидица ваша, что ты. Неужто древние предания правдивы, и вы все прорицатели?»

Цесперий пришёл около десяти часов утра, внимательно посмотрел на Акме, выслушал её предложения о помощи и, к её удивлению, не стал возражать.

«Будем ходить долго», — бросил он, выходя из дома и к ней не оборачиваясь.

Девушка решительно кивнула.

Через плечо фавна была перекинута большая сумка из потрёпанной временем кожи. Шаг его был размашист и быстр. Акме, ещё недомогавшая и не набравшаяся сил, быстро устала, но не собиралась отступать.

Вернцы копались в своих огородах, не поднимая головы. А если кто из них замечал Цесперия, то непременно подбегал к дороге и дружелюбно приветствовал его.

— К кому спешишь, целитель? — считали своим долгом спросить они.

— К Эспее…

— Опять? До чего вредная старуха. Ей девяносто три, но она все никак не желает оставлять этот мир! — ворчали зараколахонцы.

— Зачем же оставлять болезнь, когда её можно вылечить? — отзывался фавн.

— Есть такая болезнь — старость. От неё нет лекарств.

— Нет такой болезни! — отмахивался фавн.

— Твоей крови она просто неведома… Мирославская пленница никак поправилась? — они, как правило, кидали на Акме небрежный недоверчивый взгляд. — Уже в помощницы её тащишь?

— Сама напросилась… — Цесперий, не останавливаясь, шёл дальше.

Все знали фавна. Вернцы всюду его приветствовали и приглашали непременно с ними отобедать. Фавн, слегка раскачиваясь при походке, странно стуча копытами, деликатно отказывался, ссылаясь на множество вызовов. Всюду и Акме сопровождали любопытные взгляды.

— Как ты оказалась в Куре? — внезапно спросил Цесперий, быстро и строго, будто предупреждая, что он не потерпит ничего, кроме правды.

Но правду говорить она пока не собиралась.

— Я уже говорила Мирославу, что…

— Скажи мне то, о чем ты умолчала, — перебил её Цесперий.

— Я ни о чем не умалчивала. Я держала путь свой из Эрсавии в Керберру, чтобы помочь раненым. Но коцитцы схватили меня в Кереях…

— И путешествовала никак одна?

Акме видела, что фавн не верит её словам.

— Одна.

— Любопытно, — задумчиво усмехнулся фавн. — На что понадобилась Мирославу неведомо откуда взявшаяся юная девушка, хворая, забитая горестями пути? Он смотрит на тебя так, будто хочет извлечь из тебя выгоду. Каким даром, который Мирослав не сможет найти более нигде, ты обладаешь?

Акме, потрясённая его уверенностью, молчала. Несомненно, он знал.

— Не знаю, о чем ты… — прошептала девушка хмуро.

Цесперий на время оставил свои расспросы.

Через несколько минут они подошли к маленькому деревянному домику со старыми покосившимися ставнями, косым крыльцом и запущенным садом. Растения разметались по нему столь буйно, что крапива и вьюнки занавесями накрывали окна. Старые яблони гнулись под грузом ещё не спелых яблок.

Фавн вошёл на крыльцо и постучал в плотно закрытую дверь. Доски угрожающе выли и трещали под его массивными копытами. Акме, облокотившись о высохшие перила, огляделась и смутно улыбнулась, ибо край этот был благодатен. Густые леса да крутые утёсы зараколахонских гор вокруг надёжно укрывали Верну от вражеских войск. Дома, большие и маленькие, то кучкой, то в отдалении друг от друга расположились по округе. Песней разливался детский смех, ворчание соседей, неугомонный лай собак, мычание коров, скрип телег, резвый звон кузниц. Где-то рубили дрова или в четыре руки пилили стволы.

Вот по широкой дороге проехала пустая телега, с запряжённой в неё старой клячей. Впереди сгорбился мужик, дёргающий поводья, а позади, болтая ножками, сидела маленькая девочка в коричневом платье со светлым передником и с аппетитом жевала большой печатный пряник. Завидев Акме, девочка внимательно и серьёзно поглядела на неё, не переставая за обе щеки уплетать лакомство. Полные белые щеки её так и прыгали, а выпученные глаза оглядывали округу. После она вдруг показала девушке язык, демонстративно откусила кусок пряника и отвернулась.

Акме усмехнулась, тихо, спокойно. Цесперий обернулся к ней, внимательно на неё посмотрел, а дверь тем временем открылась.

— Ох, целитель… — улыбнулась древняя сгорбленная старушка в тёмном платье с высоким, наглухо застёгнутым воротом, светлым передником. На голове был чепец, а из-под него выбивались тонкие седые пряди.

Улыбаясь, она скалила беззубый рот, выставляя напоказ свои розовые челюсти. Но при этом сморщенное, изборождённое глубокими рытвинами морщин лицо её озарялось добрым, золотистым сиянием.

— Доброе утро, Эспея, — отозвался Цесперий.

— Входи-входи, — воскликнула она, скрипя старческим голосом. — Целитель пришёл… облегчит страдания мои…

— Я не один, Эспея, — сказал фавн, пропуская Акме вперёд. — Это Акме Рин. Отныне она будет помогать мне…

— Пленница Мирослава, — с неведомым удовольствием проговорила старая Эспея, внимательно оглядев девушку близорукими глазами.

— По обыкновению своему ты как всегда в курсе всех дел Верны, — улыбнулся Цесперий, а Акме неприятно содрогнули её слова.

Маленький домик состоял лишь из одной большой комнаты, которая служила Эспее и спальней, и гостиной, и трапезной; да и из небольшого закутка, — кухни и ванной комнаты. Между двумя маленькими окошками расположилось ветхое бюро, к удивлению Акме, заваленное книгами, свитками да обломками перьев.

— Эспея пишет романы, — пояснил Цесперий с одобрением в своём глубоком голосе.

— Мирослав обещался добиться их публикации после моей смерти, — проскрипела Эспея, усаживаясь на свою беспорядочную кровать.

— Почему не желаешь сейчас?

— А по что мне слава сейчас? Пусть после меня что-то да останется.

— Как чувствуешь себя?

— Да как мне себя чувствовать в мои-то годы?.. Все спина да ноги. И сердце порою как зайдётся, будто смерть в дверь стучится…

— Травы мои принимала?..

Акме грустно глядела на Эспею, старчески раскачивающуюся на своей шаткой кровати взад-вперёд. Домик был окутан сладковато-затхлым ароматом старости и близости смерти. Она будто витала над домом, то ниже спускаясь, то вновь поднимаясь ввысь. Она ждала Эспею, а Эспея ждала её, грустно поглядывая то на свои рукописи, то на узловатые руки.