Рыжая чайка

– Моя семья? О, она огромная! Это целый клан, который подчиняется отцу Алишера, то есть, …и моему отцу тоже. – Камиль вдруг напрягся, его голос прозвучал хмуро, с затаенным гневом. И я уже пожалела, что спросила об этом. Но самое странное, что я сидела и понимала, что о том, что я оказалась здесь, с ним, среди ночи – я не жалею ни капли. Тут мне было лучше, чем дома.

– С отцом у меня нет того сближения, – продолжал вольфгар. – Что есть с Алишером. У Рамира гнусный нрав и видимся мы с ним довольно редко. У меня есть ещё один брат и по отцу и по матери – Михас, ты видела его, он ещё мальчишка совсем. А мать, …мать погибла десять лет назад. …Её убили ваши воины. – Камиль замолчал. Либо стало слишком тихо, либо я слишком громко вздохнула.

– Прости. – Что ему я могла ещё сказать? Извиняться тоже глупо, причем здесь я, хотя мне и жаль. На моё сочувствие ему вообще наплевать. Я ощутила, как вольфгар напрягся всем телом, воспоминание приносило ему боль.

– У меня тоже нет матери. Я никогда не видела её, поэтому даже не могу её себе представить, – произнесла я, после небольшой паузы. – Может, она была такой же, как и я. Отец мне не рассказывал какой она была, он только повторял: «что я должна своей жизнью доказать то, что мама умерла не зря, что это я убила её во время родов». Мне всё время кажется, что если бы она была жива – моя жизнь сложилась бы совсем иначе, я была бы другой. Я бы не вздрагивала каждый раз, когда кто-нибудь ко мне прикасается, была бы веселее и беззаботней, знала бы всех в Криленде, бегала бы с утра до вечера, как вся обычная детвора, играла, училась бы жить, и никогда не зубрила бы эти карты маршрутов!

– И как все ненавидела бы вольфгаров. – Тихо добавил Камиль. – У тебя ведь не то, что злобы, у тебя нет даже страха по отношению к нам, то, что есть у других людей. Они забыли тебе всё это привить. Когда я тебя увидел тогда на выступе, подумал: «Первый враг, который расположен к вольфгарам больше, чем к собственному народу!»

– Да, я знаю. Ты постоянно намекаешь мне, что я ненормальная даже для людей, не говоря уже про вольфгаров! Но я не знаю, останусь ли я такой навсегда. Может, зачерствею, и стану вас люто ненавидеть, а может …и вовсе не смогу выжить в этом не подходящем для меня мире. Считаешь меня слишком слабой?

– Что бы ты меня, наконец, услышала, скажу – я не считаю тебя плохой Тара! – Раздражение, Камиль очень удачно пытался скрыть за миролюбивым тоном. – Просто твой народ другой. Не слабый, иной. Называют нас монстрами, а сами не меньше похожи на безжалостных тварей! – Грудь Камиля стала словно каменной от напряжения. – Этот разговор мне надоел, чайка! Лучше помолчи. Нужно дождаться утра, может, тогда твоя голова проясниться и ты вернешься в своё поселение.

Я так долго слушала, как шумит ветер и стучит его сердце, что не заметила, как уснула в объятьях вольфгара.

А проснулась оттого, что мне захотелось растянуться во весь рост, но что-то мне мешало. Подняв голову, я встретилась глазами с Камилем, со спокойной усмешкой, наблюдавшим за мной:

– Ну, ты и страшная, Тара! – протянул он. – Здесь рядом есть ручей, сходила бы ты отмылась, смотреть на тебя не могу. Уже не говоря о том, что от тебя до сих пор несет кровью, и пока ты спала, я всё тут слюной залил.

Я выразительно вздохнула. В этот вздох, я вложила и извинение за свой безумный поступок, свой внешний вид, а заодно показывала, что у меня тоже есть характер.

– Значит, то, что я перепачкана и взлохмачена – это кошмарно, а то, что ты почти голый – это нормально?

– Для вольфгаров? Для жутких непостоянных и распущенных монстров в ночи? Да! – он нагло усмехнулся, лениво поднимаясь на ноги.