Мы просили у вечности рай

Глава 61

Эмир.

Живи так, как тебе подсказывают чувства. Не позволяй разуму заводить тебя в лабиринты сомнений. Так или иначе, никто из нас не способен контролировать все, что происходит в нашей жизни. Притворяться фальшивым, скрывая свою истинную сущность. Все должно быть предельно настоящим. И люди, которые нас окружают, и чувства, что с каждой секундой воодушевляют сердце. Время не щадит. Она всего лишь учит нас жить с болью, постепенно притупляя ее. Создает иллюзию, вынуждая нас поверить в ее существование. Делает так, что память усыпляет плохие воспоминания. Но всего-то временно. А после…. Снова и снова они возвращаются, и мы просто смиряемся, сдаваясь перед собственной памятью. Люди помнят все до мелочей. Все, что когда-то происходило в их судьбе. Как бы ни хотели, никогда этого не забудут. Сейчас задумываясь, я не осознавал, хотел бы я навсегда выдрать из сознания все, что связано с прошлой жизнью. С Амани. С нашим браком, который для обоих стал фатальной ошибкой. Возможно это именно тот опыт, который я должен был пережить. Да, и она тоже. Только не такой ценой. Стискивая зубы, снова начинаю злиться, до обеления костяшек пальцев, сжимаю кулаки, едва сдерживая крик, вырывающийся из глубины души. Пошатываясь, прислоняюсь лбом к гладкой штукатурной стене, на мгновение глаза зажмуривая. Если бы хоть кто-то мог представить, что сейчас творилось внутри. До изнеможения сердце кровью обливалось. Резко отшатываясь назад, распахиваю глаза, осматривая все вокруг. Наверно на первый взгляд никто бы не догадался, что находится в больнице. Это заведение скорее походит на тихую уютную гостиницу, в которой персонал очень рад каждому своему посетителю. Наверно потому, что никто не должен видеть белые скучные стены, так свойственные для любого медицинского учреждения. В последние дни и часы своей жизни, человек хочет видеть краски, чтобы запомнить этот мир ярким и фееричным. Делая несколько шагов по просторному коридору, смотрю по сторонам, понимая, что для больных созданы все условия. И даже самые прихотливые, несомненно, останутся довольны. Вокруг много цветов и картин. Каждая палата, похожа больше на комфортабельную комнату в лучшем пансионате Европы. Казалось бы, вокруг витает иллюзия счастья и покоя, но ее быстро и безнадежно рвут в клочья слезы родственников, которые дают волю сжирающим эмоциям, оказавшись в коридоре, плотно закрыв дверь в палату. Наверно впервые за последние несколько часов я почувствовал, как началась крупная дрожь по всему телу. Импульсы, похожие на мощные разряды электрического тока. И, несмотря на то, что рядом находились Эффи и Асад, я все равно не мог взять себя в руки. Ирма практически не покидала Амани. Каждую секунду проводила с ней рядом, выполняя любую просьбу. Клео предпочла остаться в саду при больнице. Она так и не смогла принять выбор Амани, добровольно лишиться жизни. Наверно никто бы не смог. Только человек с необычайной силой воли и жесткостью характера. Трезвым рассудком, который не находит тропинки в будущее. Я смог понять отчаяние Амани только после того, как прочитал от начала и до конца то письмо, которое написала Ирма под диктовку своей племянницы. Каждое слово было пропитано болью. Слезами, которые сейчас были искренними, быть может, впервые в жизни. Я не имел права настаивать на своем. Не мог удерживать душу в теле, которое стало для Амани стальной клеткой. Той ночью, когда собранные Ирмой документы, оказались меня, я так и не смог уснуть. Раз за разом перечитывал каждый пункт, зная, что ни за что на свете не смогу их подписать. Я не палач. Не убийца, несмотря на то, что Амани решила все сама. Несколько раз пытался сжечь эти документы, но всякий раз останавливался в последний момент, стараясь найти хоть одно разумное объяснение ее решениям. Долго размышляя, понял, что у Амани нет ни единого шанса вернуться к полноценной жизни. Любая простуда или незначительный вирус будет ей даваться сложнее. Иммунитет незамедлительно начнет разрушаться, что в конечном итоге приведет к инсульту, с последующим вегетативным состоянием. Наверно даже сам себе никто не пожелает такой участи. Амани желает уйти сильной и красивой, а не беспомощной и немощной. Сейчас, пока у нее ремиссия и Амани мыслит здраво, я не мог сомневаться в ее разумности. Накануне, Ирма умоляла и убеждала меня немедленно подписать эти документы, запугивая тем, что они с легкостью добьются положительного решения через суд. Осознавал, что, так или иначе, проиграю. Тяжело дыша, разворачиваюсь, прислоняясь спиной к каменной стене. Обессиленно съезжаю вниз, садясь на корточки. Руками лицо прикрываю, начиная вспоминать неожиданно все хорошее, что когда-то было между нами. Я должен запомнить Амани только той девушкой, к которой я испытал первую сильную влюбленность. Увы, эти ощущения так и не смогли перерасти в полноценное настоящее чувство, подобное тому, что вспыхнуло между мной и Альби. Но я все-таки благодарен судьбе, что Амани была в моей жизни. Она останется в памяти сильной и смелой девушкой, которая целеустремленно хотела получить свое счастье.

— Эмир!? — Дергаюсь от неожиданности, когда дрожащая рука сжимает неуклюже мое плечо. Слабо. Убираю руки от лица, немного запрокидывая голову. Ударяясь затылком об стену. Смотрю пристально на свою сестру, в глазах которой блестят слезы. Несмотря на то, что Эффи все еще слаба и проходит реабилитацию, она приехала в клинику, чтобы поддержать в трудный момент. Не только меня, но и Амани тоже. — Как ты? — Спрашивает, сама прекрасно зная ответ на свой вопрос.

— Все, что творится, кажется, что происходит не со мной. — Возвращая голову в привычное положение, начинаю смотреть перед собой на параллельную стену. Отстраненно. Ощущая, как боль сдавливает все нутро.

— Амани сделала добровольный выбор. — Эффи знает, что каждое слово правда, но и сама не может смириться с этим решением. — Попрощайся с ней, оставив прошлые обиды и боль. — Кое-как поднимаюсь на ноги, вздрагивая несколько раз. Эфф берет меня за руку, одобряюще сжимая пальцы. Прижимается, и я обнимаю свою сестру, ощущая, как неистово колотится ее сердце.

— Постараюсь. — Тихо. Голова начинает кружиться. Понимаю, что мне придется переступить порог палаты, и взглянуть Амани в глаза. В последний раз. Носом втягиваю порцию воздуха, ощущая, как горят легкие. Сложно даже представить, как я переживу этот момент. Хочется, спрятаться, словно маленькому ребенку, не понимая, что происходит. Эффи не говорит ни слова. Она ощущает мое разбитое состояние, оставаясь рядом.

Амани.

Когда вы перестанете ограничивать себя рамками чьи-то представлений, тогда вы и сможете по-настоящему оценить, что значит быть свободным. У меня больше нет никаких возможностей что-то изменить. Но я счастлива, что самостоятельно смогла выбрать окончание жизни. Не всем людям дана подобная привилегия. Конец, это всегда начало чего-то нового. Неосознанно улыбаюсь, ощущая внутри необъяснимое радостное чувство. Наверно это чертовски глупо быть счастливым, думая о собственной смерти. Но за последнее время, это действительно лучшие чувства. Когда-то давно. В моменты разумной жизни, я прочла статью в одном из европейских журналов о смерти.

О том, что происходит после того, как наше сердце перестает биться. У каждого человека на этой грешной земле все же есть свой рай. Чтобы он не совершил. Только умирая, мы понимаем в какой бы рай хотели бы попасть. И если чистосердечно признаем собственные грехи и ошибки, Аллах становится милостивым. Он способен простить, окутав грешную душу своей любовью. Подарить тот маленький клочок рая, о котором не каждый грешник способен мечтать. Нехотя раскрываю глаза, облизывая пересохшие губы. Не кричу, чтобы позвать Ирму ради глотка воды. Осознавая, что целыми сутками находясь рядом со мной, она забыла про сон и отдых. Удивительно, сколько на самом деле доброты и нерастраченной нежности с любовью скрывалось в этой, казалось, жесткой женщине. Не успеваю даже подумать, как Ирма появляется в палате, закатывая внутрь компактный столик на колесах, на котором находится торт, и недавно заваренный чай. Чуть-чуть поворачиваю голову, провожая взглядом каждое движение Ирмы. Наверно это единственные движения, на которые я способна.

— Подашь мне немного воды. — Откашливаюсь, слегка отрывая голову от подушки. Смотрю на Ирму, которая ничего не отвечая, сразу же выполняет мою просьбу. Подносит стакан ко рту, и, придерживая мою голову под затылок, помогает делать маленькие глотки.

— Я испекла для тебя торт. — Ставит пустой стакан на тумбочку, возвращаясь к столику. Берет лопатку для выпечки, и начинает разрезать торт на ровные кусочки.

— Сама? — Искренне удивляюсь, приятно радуясь такому неожиданному подарку.

— Конечно. Это старинный рецепт моей бабушки. Сейчас, — она кладет они большой кусочек на блюдце, и, беря в другую руку десертную ложку, садиться на кровать рядом со мной, двигаясь, как можно ближе, — мы с тобой его попробуем. — Я ощущала все, что творилось в душе это женщины. Она до безумия сходила с ума от той боли, которую я ей причиняла. Но стойко и смело поддерживала мой выбор.

— С удовольствием. — При виде аппетитного кусочка торта, едва сдерживаю себя, чтобы слишком рано не раскрыть рот, чтобы скорее получить это лакомство.

— Твоя мама Радана его очень любила. — Ирма отрезает ложечкой кусочек торта, и начинает меня кормить. Блаженно прикрываю глаза, наслаждаясь этим невероятным вкусом. Понимая, что это лакомство тут же становиться и моим любимым. Обидно, но многие вещи мы понимаем только тогда, когда начинаем подводить итоге своей жизни.

— А что еще любила моя мама? — За то время, что я провела в больнице, Ирма уже достаточно много рассказала мне о маме. Но всего мало было. Грустно, но я ухожу из жизни в то же возрасте, что и она ушла.

— Много всего. — Ирма широко улыбается, стараясь укрыть за улыбкой, скопившиеся слезы. Она держится стойкой и смелой только ради меня. — Но наверно самое любимое занятие Рады были танцы. Ох, Амани, — Ирма продолжает кормить меня тортом, еще кладя кусочек на блюдце, — если бы только видела грациозные движения своей мамы, сразу бы поняла, что она могла бы стать лучшей в мире. Однажды на конкурсе в школе, — Ирма так воодушевленно погружается в воспоминания, что, кажется, на мгновение забывает о моем существовании, — кто-то насыпал ей в туфли набитого стекла. Она танцевала сквозь слезы и боль. До последнего аккорда. Стерла ступни до крови, но не сдалась. Девочка моя, — Ирма убирает блюдце с ложкой, когда я доедаю торт, — ты такая же сильная и смелая, как и она. — Ирма гулко выдыхает, словно хочет что-то еще сказать, но не решается.

— Я счастлива, быть похожей на маму. — Отворачиваю голову от Ирмы, бросая взгляд наверх. — И обязательно передам ей привет от тебя. Уверена, — поворачиваю голову, остро чувствуя, как начинают неметь оставшиеся живые позвонки, — она давно тебя простила. — Не хочется погружаться в их совместное прошлое, которое навсегда однажды растоптало будущее. Ирма с сожалением улыбается, и по потускневшим глазам, понимаю, что она не хочет в этот момент разговаривать на эту тему. — Ирма? — Громко произношу ее имя, обращая снова на себя ее внимание.