Группа дополнительных занятий

– Какое отношение это имеет ко мне? – спросила Элин.

– Совершенно никакого, – ответила Орифия. Глянула мимо нее на компанию, потом вернула взгляд. – Знакомые мои и друзья – прекрасные люди, которые еще состоятся. И я не стану омрачать нашу дружбу благотворительными порывами, потому что природа ее уже установилась иной. Посему, – сказала она с нажимом, – я не знаю, что это за деньги, я ничего не теряла, и давайте же оставим это, зачем мусолить устаревшие новости?

Откуда вы знаете, что это деньги, подумала Элин, душно краснея. Медленно вложила мешочек в карман. Взяла мягкую руку Орифии, наткнулась на мозоль на ладони. Поклонилась, поцеловала пальцы.

– Я же сказала, – прошептала Орифия, – не будем омрачать. Это моя просьба.

Элин улыбнулась и прошептала в ответ: благодарю.

– Понятно, чего она еще раздумывает, – сказал Кенан, – замуж или не замуж. Лижетесь там, пока мы не видим. А мы видим!

– Какие глупости, – сказала Орифия.

Элин, все еще красная, пробормотала вслед за нею: глупости.

Откашлялась, сказала:

– Я хотела вынести на обсуждение один вопрос. Связанный сами знаете с чем.

– С чем?

Элин сделала вид, что поправляет воротник рубашки, чиркнула себя по горлу.

– А! – сказала Конла. – Ну?

– Возможно, нам стоит собраться после занятий. Но не в библиотеке.

– Ясен пень. К Резели же пойдем?

И в самом деле. Резель им точно понадобится.

Профессор Моленар появился без опоздания, открыл дверь, а Элин оглядывала его со вниманием, которое, заметь он ее взгляд, было бы неприлично. Он вернулся в их список подозрительных личностей. Он знает о пропаже профессора Коппенса больше, чем остальные, и не хочет, чтобы кто-то в это дело лез. Госпожу библиотекаря стоит поспрашивать еще и для того, чтобы узнать, не видала ли она его, не крутился ли он рядом в дни, когда они нашли голову.

Профессор Моленар снял перчатки, положил их на дальний край стола, сказал рассаживаться. Осведомился рассеянно, что он им задавал.

Перчатки лежали с самого краю. Смахнуть – и полдела готово. Элин глядела на них все занятие и отвечала невпопад.

В конце, когда почти все вымелись из аудитории, она сгребла тетради и подошла к преподавательскому столу.

– Могу я попросить уделить мне пару минут? – спросила Элин.

Профессор Моленар уставился на нее темными внимательными глазами. Надо было послать кого-то другого, не станет он заводить беседы с той, кому угрожал...

– Я не понимаю этой темы, – сказала Элин.

– Могу лишь посоветовать проявлять большую внимательность, мефрау, – сказал профессор Моленар.

– Вы правы, я виновата, отвлекаюсь, – сказала Элин, – нам столько задают, ужасно... Я просто пропустила ваше объяснение, каюсь, это так глупо... в учебнике совсем по-другому. Пожалуйста, расскажите мне еще раз, – она завозилась с тетрадями, – как строить круг возмещения жизни. Я не понимаю, где здесь зависимость от массы...

Она, наконец, добыла нужную тетрадь, раскрыла и выложила на стол. Профессор Моленар взял карандаш и принялся править прямо по ее рисунку, перечеркивая неверные знаки и делая пометки. Элин встала сбоку от него, попыталась пристроить ранец на краю стола. Профессор Моленар объяснял, тонко вея на нее дорогой туалетной водой. Элин кивала и задавала умные, но не так, чтобы стало ясно, что она прикидывается, вопросы. Поправила ранец, смахнула им со стола книгу, рассыпалась в извинениях, нырнула под стол подбирать. Затолкала упавшую с нею перчатку между тетрадей, свернула их трубочкой. Вынырнула из-под стола. Профессор Моленар спросил, все ли ей ясно.

– Предельно, – сказала Элин. – Вы разъяснили – и теперь я, наконец, поняла.

– Как, к слову, продвигается ваш проект? – спросил он.

– Проект?

Профессор Моленар поднял брови.

– Ах! – воскликнула Элин. – Прекрасно! С вашей помощью сдвинулся с мертвой точки, теперь я занимаюсь оформлением. Я представила черновик госпоже Сметс из университета, ей уже очень нравится. Она приглашала меня после экзаменов на беседу.

– Госпожа Сметс? – уточнил профессор Моленар.

– Профессор Коппенс говорил с нею обо мне.

– Ах, вот оно что, – выговорил профессор Моленар медленно, словно не поверил.

– Она была здесь вчера, – сказала Элин, похлопав для надежности глазами. – Искала одаренных студентов, и я ей понравилась.

– Здесь? Она приходила? Сама?

Элин уже пятилась к двери, прижимая тетради к себе. Сказала:

– Да, да, с каким-то господином.

– Надеюсь, вы ничего ей не наплели, – сказал профессор Моленар негромко. Шагнул к Элин, навис над нею, словно хотел защекотать кудрями.

– Прошу прощения?

– Про Класа. Из того, что сказали тут мне.

– Я... нет, что вы, я была нема как рыба, – пролепетала Элин. Шагнула назад, оступилась, чуть не полетела с кафедры кувырком.

– Вот и не стоит, – сказал профессор Моленар с угрозой. – Молчание – ваша лучшая стратегия. Я говорю вам это как заинтересованный в вашем добром здравии.

– Я весьма это ценю, – выпалила Элин, нащупала дверной косяк и вывалилась вон.

Отбежала до конца коридора, утерла лоб.

– Ты зачем сперла у него перчатку? – спросил Кенан ей в ухо. Элин подпрыгнула, пихнула его локтем, нелестно отозвалась о его привычке подкрадываться. Оттащила его к лестнице, где было людно, шумно и сложно подслушать. Остальные потянулись за ними.

– Я видел, как ты ее сшушарила, – сказал Кенан. – Ловко! Быть тебе карманницей.

– Это не преступление, потому что я верну, – сказала Элин. – Мы утеряли из виду, что профессор Моленар в этом деле выглядит весьма подозрительно, и следует его проверить в первую очередь.

– Это мы утеряли? Это все ты со своей библиотекаршей! А Моленар жуликоватый хрен, – сказала Конла. – Похож на этого нашего. За которого сидели.

– Э... во-первых, в очередной раз сочувствую, во-вторых, – Элин понизила голос, – завтра я верну ему перчатку, но уже с другим швом, прошитым особой нитью, и мы сможем задать ему несколько вопросов, получив, по возможности, честные ответы. Насколько я понимаю механизм.

– Немного не так, – сказала Орифия. – Малые амулеты правды не заставляют ее рассказать во что бы то ни стало. Человек может промолчать. Но, если уж начал говорить, скорее всего, не солжет. Если же намерен врать, ему это будет даваться труднее. Матушка пыталась незаметно подкинуть мне такой, а потом заводила задушевные разговоры.

– Да, Резель мне объясняла.

– Хотите заговорить перчатку?

– Нитку в ней. Резель, кажется, мастерица по ниткам.

– А если он не наденет? – спросил Ферик с зевком. – Говорили ж вчера.

– Поэтому я и подумала, что перчатка будет лучше всего. Такой холод, неужели он останется с голыми руками, если мы поймаем его на улице?

На том и порешили и разошлись по занятиям. Элин на лабораторной работе натирала в ступку корень руты с колотящимся сердцем: разгадка приближается. Профессор Моленар явно знает многое. Даже если это не он, даже если это, в самом деле, госпожа библиотекарь. Которую тоже не обойдем стороною. Скоро все откроется, уже завтра. И это будет опасно, но... их больше. И они ратуют за справедливость. Это сообщает им правоту перед Всевышним. А он благоволит правым.

Надеюсь, думала Элин, добавляя к порошку талой воды, благоволит он им не так, как бедным и неудачливым: гипотетическим утешением, но не деятельною подмогой.

Назавтра к компании, где был теперь и Нейл, подошел господин заместитель по наукам и сказал: пошатайтесь где-нибудь. Без безобразий.

– А что, некромантии не будет? – спросил Ферик.

– Сегодня – нет, – сказал господин заместитель и распустил их брезгливым жестом. Добавил через плечо: чтоб в здании не курили, и остальным передайте.

Остальная группа потянулась на крыльцо, доставая папироски, Кенан тоже простонал, что нету у них Резели, и еще до завтрева не будет, а она всегда угощала. Отделился от компании и пошел стрелять.

Элин тискала в кармане распоротую и великолепно, совершенно незаметно сшитую Резелью обратно перчатку и думала, что история имеет обыкновение повторяться, а небеса, чтобы посмеяться над ними, устраивают ее заход на второй круг в самый неподходящий момент.