Группа дополнительных занятий

– Что же! – выкрикнул Йоаннес на всю улицу. – Что же, я принимаю твои претензии. Быть может, я был нерешителен, но теперь все исправится, моя любимая.

– Как-как?

– Любимая, – сказал Йоаннес с нажимом и снова ткнул в нее букетом.

– Любимый, – сказала Элин ему в тон, – не мог бы ты проявить заботу и сам понести это шикарное и оттого тяжелое подношение? Как я должна сосуществовать с ним целый день на учебе?

Йоаннес замялся, потом просиял.

– Никак! Отныне ты не будешь учиться в этом низком заведении.

– Как-как?

– Ты немедленно уйдешь оттуда и примешь приглашение моих ро... мое, – говорил Йоаннес с энтузиазмом. – И родители, конечно, тоже рады будут тебя видеть, они так тебя просили.

– Как неожиданно, – сказала Элин. – Не от них ли я вдруг перестала получать приглашения? Как раз летом. Когда не стало тети и – что за совпадение! – состояния?

– Что ты, моя роза, – сказал Йоаннес, – просто были заняты. Охотничий сезон и все остальное. Но какое тебе дело до них? Я предлагаю тебе свою вечную любовь.

Цветы, подумала Элин. Можно преподнести госпоже библиотекарю цветы, и... и она не станет носить их с собою, а поставит где-нибудь. Одежду, украшение... украшение лучше всего, переодеваться посреди дня не станешь, а кулон или браслет, чтобы не обидеть дарителя, наденешь тут же.

– Ты слышишь ли меня, моя милая?

– Да, да, – сказала Элин. – Вечная любовь. Как приятно. И как не ново. Ты уже клялся мне в ней в тот день, когда мы заговорили о женитьбе. Помнишь?

– Я не отказываюсь от своих слов! – воскликнул Йоаннес. – Напротив, я пришел их подтвердить и поговорить с тобою о дате.

Элин встала на месте. Потом тряхнула головой, убрала волосы за ухо и зашагала быстрее. В двоих штанах было тепло, только немного дуло в грудь. Она, одной рукой прижимая карман, другой взялась за ворот.

– Что ты скажешь, моя роза? – настаивал Йоаннес.

– Скажу, что как-то больно скоро ты и твои родители переменили позицию.

– Я же объясняю тебе, – сказал Йоаннес, раздражаясь, – что я никогда не отказывался от своих слов.

– Ах, – сказала Элин, – вот как.

Йоаннес посопел рядом и проговорил медленно, замолкая после каждой фразы, словно надеясь на ответ или хотя бы поддакивание:

– Ты, конечно, думаешь, что я мог бы предложить связать нас узами и раньше, но ты сама говорила, что сначала нужно окончить учебу. Говорила? Вот именно. Но я решил, что ты в стесненных обстоятельствах, и незачем больше тянуть.

Ах, он решил, подумала Элин. Сказала:

– Что же ты не решал целых полгода?

Йоаннес ответил с гордостью:

– Я тебя проверял!

Элин остановилась, долго на него смотрела, потом покачала головой, возобновила шаг.

– Ты не поняла, – сказал Йоаннес, шурша букетом. – Ты прошла проверку, и теперь мы можем жить одной семьей.

– В чем же, мой милый, – спросила Элин сахарно, – состояла проверка?

– В том, как ты себя поведешь, – сказал Йоаннес. Они вышли на набережную, ветер раздул его плащ, он помучился с букетом, одной рукой подхватил полу, придержал. – Не станешь ли устраивать пустых сцен, ревновать, требовать чего-нибудь. Останешься ли мне верна. И если в последнем у меня есть сомнения...

– Что же ты меня не оставишь? – спросила Элин спокойно.

– Это было бы неблагородно, – сказал Йоаннес. – Оставлять девицу в таком положении... К тому же, я уверен, ты будешь отличною женой! Я же говорю, любовь моя, ты прошла проверку! Ты осталась со мною, закрыла на все глаза, терпела стеснение и наши редкие встречи, не тянула из меня денег. Я тоже много натерпелся, конечно... Что же, мой цветок, как тебе зимняя свадьба?

– То есть, твое невнимание, твое ужасное поведение, ревность, девицы – это была проверка?

Йоаннес помялся и сказал: да! И ты прошла ее с блеском! Родители так и говорят: ты будешь приличной женой.

– Так и говорят, да? Они, как я понимаю, знают о наших с тобою... приключениях?

– Да, – сказал Йоаннес, – я с ними поделился. Они, должен сказать, поставили мне ум на место, ты должна быть им благодарна, они очень мудро обратили мое внимание на твои качества будущей супруги, которые ты не утеряла за эти месяцы, а, наоборот, приобрела.

– Ах, даже так?

– Конечно, – сказал Йоаннес довольно.

– И про мефрау Алдеринк, мою дорогую подружку, ты тоже им рассказал?

Йоаннес подумал и сказал: нет, что ты, я держал это при себе.

О, конечно.

Элин молчала, сошла с моста и свернула на набережную. Йоаннес Барт цветисто описывал, как замечательно они станут жить: он и его кроткая прекрасная супруга. Букет рассыпал лепестки, оставлял за ними розовый след.

Цветы – нет, украшения – гораздо лучше, но кто из них может поднести их госпоже библиотекарю, чтобы она ничего не заподозрила? Один из юношей, который прослышал о ее темпераменте и хочет влиться в дружный поток довольных воспитанников, отпечатки чьих голых задних частей Элин подозревала теперь на всей библиотечной мебели? На эту роль пошел бы, пожалуй, Кенан – он не выглядит хитрым, а выглядит как раз таким юнцом, который заглядывается на сочных дам и при этом хочет послабления в сроках сдачи книг. Ферик тоже подошел бы, а вот Нейл слишком серьезный, по нему сразу видно, что он что-то недоговаривает.

– ...моя роза?

– Что?

– Я говорю, слушаешь ли ты меня? Ты оглохла от счастья?

– Да, именно это и произошло. Послушай, мой дружок, отчего бы тебе не идти на учебу, ты замерз, я тоже, какой сейчас разговор. Мы встретимся позже.

– Когда?

– Позже. Я сама тебя найду.

– Так не пойдет, – сказал Йоаннес, – ты перестала меня встречать, а сама где-то пропадаешь! Нет уж, давай назначим встречу.

– Сегодня у меня не будет свободной минутки.

– Какие дела могут быть важнее твоей будущей счастливой семейной жизни? – удивился Йоаннес.

– Дела жизни и смерти, дружочек.

Йоаннес сказал, что она несерьезно к этому относится. Должно быть, не поняла еще своей удачи, не верит ему, но это простительно и, конечно, временно. Элин отвечала рассеянно: как скажешь, друг мой. Йоаннес шел удовлетворенный и все никак не замолкал.

Когда вдали показалась ограда училищного двора, он замедлил шаг и остановился. Сказал:

– Я бы проводил тебя, но...

– Боишься? – спросила Элин весело.

– Это не остроумно. Твои дикие дружки!.. Гадкое место. Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня последний день, когда ты переступаешь его порог? И после свадьбы лучше не распространяться, что ты здесь училась. Скажем, ты была убита горем и вовсе никуда не ходила...

– Конечно, моя радость, – сказала Элин с сиропом в голосе. – Что еще? Что мне нужно будет говорить еще?

– Было бы недурно умолчать о том, как ты шаталась неизвестно где и жила в трущобах среди бродяг и срамных девиц.

– И где же я обитала?

– У нас, – сказал Йоаннес, – у Бартов. Мы дали тебе приют.

– Как прекрасно, – сказала Элин. – Как раз то, в чем я нуждалась.

Йоаннес сказал: вот видишь, я говорю разумное, так что слушайся меня, и снова попытался всучить букет. Элин сказала, что руки у нее по-прежнему заняты, впереди целый день, и букет Йоаннес может засунуть... точнее, поставить куда-нибудь. В вазу. В доме, где Элин, оказывается, дали убежище и призрение.

Йоаннес не понял. Элин сказала:

– Увидимся, – и заспешила к воротам.

Внутри взбежала по лестнице – к женским туалетным комнатам. Вода шла холодная, но Элин, стиснув зубы, мыла руки и лицо, терла, пока не раскраснелись. Потом, шипя, потому что щипало, промокнула платком. Подавила желание вымыть снова.

Компания, за исключением вновь оставшегося у Резели Нейла и припоздавшей Орифии, встретила ее радостным:

– А твой мелкий за тобой так и бегает, так и бегает!

– Минейр Барт нормального роста, – сказала Элин. – И возраста.

– Возраста отращивания усишек, – сказал Кенан.

Сам он был безусый, и Элин что-то не видала, чтобы он брился. Промолчала.

– Граблями-то не машет больше? – спросила Конла. – А то мы, ежели чего...

– В этом нет необходимости, – сказала Элин. – Между прочим, он предложил мне как можно скорее устроить свадьбу.

– Фу! – сказал Кенан.

– Какой ужас, – сказала Конла. – С вот этим? А он кто вообще?

Элин коротко рассказала – кто. Земля, герб, репутация, все довольно прилично. Чуть поскромнее, чем было у нее, новое дворянство.

– И что, его теперь колотить нельзя? – спросил Кенан.

– Отчего же, – сказала Элин. – Я еще ничего не решила.

– За дворянина-то – и не решила, – сказала Конла с сомнением в голосе.

– Может, он не по ней, – сказал Ферик. – Бабка моя рассказывала: к ней прислали сватов договариваться, а отец ее и спросил: хочешь? Не хочешь – неволить не буду. Она и не пошла за того.

– Моим видением матримониального будущего, – сказала Элин, – к сожалению, никто не поинтересуется.

– Мы сильно интересуемся, – сказала Конла.

– Чем мы интересуемся? – спросила Орифия из-за их спин.

– Элин замуж счас пойдет, – сказал Кенан. – За этого своего червяка. А он, оказывается, дворянин и все дела. Вот и подумай.

– Я еще ничего...

– Я вас поздравляю, – выговорила Орифия, отдуваясь. От нее веяло холодком.

– Это преждевременно, – сказала Элин.

– Ты чего так долго? – спросил Кенан.

– Вы могли бы меня и подождать, – сказала Орифия.

Элин светски улыбнулась, взяла ее под локоть и отвела в уголок, к окну, где стояли друг на друге лотки с присохшей краской цвета увядших и подгнивших лилий.

– Я бы хотела вернуть вам пропажу, – сказала Элин вполголоса.

– Я ничего не теряла, – сказала Орифия. Приложила ладони к розовевшим щекам. – Погоды, верно? Совсем зима, не хватает только снега.

– Погоды, да. Я положительно убеждена, что вы кое-что оставили у меня во время последнего визита, и наверняка уже хватились.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Элин оглянулась. Ферик дремал у стены, а Кенан с Конлой поглядывали, вытянув шеи. Элин тщательно загородилась плечом, вытянула из кармана мешочек.

– У вас наверняка выпало, пока вы лежали, выскользнуло и упало у стены, потому я не увидела сразу, а потом меня не было дома, – объяснила Элин. – Я ни в коем случае не хотела присвоить, не думайте обо мне дурно.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – повторила Орифия спокойно, глядя ей в глаза. – Я ничего не теряла, все мое – при мне.

– Больше никто не мог...

– И тем не менее, – сказала Орифия.

– Я... не могу принять, – сказала Элин. Протянула мешочек. – Пожалуйста, возьмите, не оскорбляйте меня.

– Никогда и ни за что не желала бы вас оскорбить, – сказала Орифия, – но я не имею отношения к вашей находке.

– В самом деле?

– Конечно, – сказала Орифия легко. – Посмотрите, ведь даже нет вензеля.

Как это вы успели разглядеть, подумала Элин, чувствуя, что заливается краской, а к глазам подступает. Вдохнула и выдохнула, сказала, все еще держа мешочек:

– И все же, я бы не хотела, чтобы между нами было непонимание.

– О, никакого непонимания, – сказала Орифия. – Я ничего не теряла.

– Я не бедствую.

– Конечно. У вас очень милое жилье, – сказала Орифия. – Моя семья занимается благотворительностью, милосердствует к незнакомцам, как может. Еда, одежда, подаяние... Я иногда заговариваю с этими людьми, но беседы обыкновенно не получается.