Группа дополнительных занятий

Орифия усмехнулась, сказала:

– Вы замечали, моя дорогая, что в народе ко многим вещам относятся проще? К вещам низким, но неизбежным.

– Вы тоже чувствуете это влияние? – спросила Элин. – Здесь свои понятия о неприличном. Я даже не уверена, что здесь что-либо считается таковым.

– В этом что-то есть – не бежать от фактов жизни, – сказала Орифия. – Мой дедушка, да пошлет Небесный Кантор ему своих утешителей в оставшиеся дни, всегда был прямее, чем должно, и недостаточно далеко обходил в разговорах насущные темы. Какое-то время даже не был зван к обедам.

Элин улыбнулась. Раньше она бы сама поморщилась, если бы беседа при ней отклонилась от высоких материй. Теперь же, когда Кенан с Конлой громко объявляли, что от кого-то несет кровью, а потом пытались отнять ранец и следили, чтобы страдающей товарке не задели живот, только радовалась, что они используют проницательность в мирных целях. И, не стесняясь, отдавала ранец сама.

Хотя в том, чтобы все дни лежать бледной в постели, никого не подпускать, сказываться больной мигренью и стыдиться выходить на улицу, тоже что-то есть. В той части, где можно лежать.

Нейл уже налил вторую тарелку, а сам, сказав, что уже поел, сел на лавку с книгой. Элин не пожелала сразу садиться, проведала Резель, дала ей допить недопитое, спросила, нужно ли ей отлучиться по надобностям, и вернулась.

Орифия уже ела, и ничего страшного с нею не происходило. По крайней мере, внешне. Элин подсела к столу, взяла ложку, попробовала бульон.

– М-м, недурно.

Нейл поднял голову от книги, улыбнулся, словно все еще недоставало зубов.

– Более чем недурно, – сказала Орифия, – как это называется?

– Насколько я понял, это называется “чего-то похлебать”.

Орифия издала хрустящий звук, словно удушила смешок в зародыше, и продолжила есть ложку за ложкой.

Варево в самом деле было не так страшно на вкус, как на вид, в нем даже гостевало мясо.

– Надеюсь, вы не пожадничали и угостили выздоравливающую, – сказала Элин.

– Ферик не советовал, – сказал Нейл, – говорил, что для еды еще рано. Иначе, как он цветисто это выразил, “сами будете подтирать”.

Элин согласилась, что не стоит нарушать рекомендации опытного человека, и доела похлебку.

Они убрали посуду и разложили тетради, Нейла сразу же усадили на переписывание классной работы, Орифия забрала себе развеивание чар, а Элин, раз уж госпожа Деак назвала ее ответ хорошим, хоть и не блестящим, была отдана на растерзание основным заклятиям.

Элин вставала иногда размяться, попоить Резель, а однажды та попросила помочь ей выйти, и Элин с готовностью подлезла под ее руку и, скрывая удивление, откуда в такой худой девице столько весу, вывела ее мелкими шагами из комнатки. Нейл тут же очнулся, без всякого усилия отобрал Резель у Элин, подхватил ее на руки, сказав, что у них уже все налажено, и унес.

Когда они вернулись, Элин ждала с кружкой. Резель выпила, сползла на постели, сказала виновато, что ей все время почему-то хочется спать, свернулась на боку и затихла. Элин присела, подняла край покрывала, разглядела знаки под кроватью. Стереть бы сонную часть, но... во сне выздоравливаешь быстрее, и если Элин случайно затронет другие линии, нужно будет стирать сразу все, потому что править чужие чары – хуже нет.

Орифия постукивала ручкой по щеке. Нейл строчил, наклонившись к листам. Элин полюбовалась, стоя в дверном проеме, потом добыла и зажгла лампу, поставила. Подумала: тихий семейный вечер. Если бы не трупы, тайны и подозрение, что не все члены их маленькой группы – те, за кого себя выдают.

Впрочем, ни трупы, ни тайны не мешают им собраться в минуту беды и помочь друг другу. И вполне спокойно сосуществовать в это время.

В дверь поскреблись. Элин вскинула голову, Орифия тоже подобралась, Нейл отложил перо, и они переглядывались несколько секунд. Потом Элин решила, что хозяева стучаться бы не стали, а всех остальных бояться нечего (кроме подозрительных личностей, которых тут пруд пруди, но они имеют прав тут находиться еще меньше, чем их самозваное общество помощи больным), толкнула дверь.

– А, только вы? – спросил Кенан. Элин подождала, потом высунулась в коридор, но сестры его не было видно.

– Никто из родных Резели пока не явился, – ответил Нейл.

– Сами виноваты, – заключил Кенан и сказал: – Жрачкой пахнет.

– Почему вы один? – спросила Элин.

– А ты ждала карнавала с медведем и королем дураков? – спросил Кенан, сбросил сиротскую куртку и привалился боком к очагу.

– Где ваша сестра?

– Осталась глядеть за убивцей, – сказал Кенан. – Я потом ее сменю. Так чего, есть-то дадите?

– Что вы узнали?

– Где живет, – сказал Кенан и ввернулся в жерло очага, прямо в сажу. Забубнил оттуда: – Хорошо живет, чистенько. Пришла, поела и села за бумаги, пишет чего-то все время, скучно.

– Вы к ней заходили?

– В окно заглядывали. Нормальная учительша, и чего прибила профессора? – Кенан высунулся из очага, обернулся, сказал значительно: – У них была любовь.

– У кого?

– У Коппенса с ней! Жрать! Помираю!

Нейл встал, подхватил недавно мытую тарелку Орифии, завозился у него за спиною. Кенан отошел и рассказал:

– Мы там поспрашивали, не просто ж так стоять. Прикинулись, что ее знакомые, нам привратник-то их и рассказал. Пустить отказался, мол, только доложить может, а поговорить поговорил. Профессор к ней часто захаживал с понятно каким интересом.

– Как привратник может судить о природе интереса?

– Привратник как раз может, – сказала Орифия.

Нейл поставил тарелку на стол, Кенан тут же упал перед нею на стул, набрал сразу несколько ложек в рот, и разговор пришлось прервать.

– Госпожа Сметс очень нелестно отзывалась о профессоре. Не похоже, что между ними была дружба, не говоря о любви.

– Поцапались, – сказал Кенан неразборчиво.

– И в самом деле, – сказала Орифия, – долго ли от любви до неприязни? Когда не сходишься с зазнобой в чувствительных вопросах, это ранит, а раны душевные истекают злостью.

– Во-во, – сказал Кенан. – Я не знаю, чего у них было, я говорю, что слышал. Про ребенка, правда, ничего не знаю.

– Какого ребенка? – в который уже раз утеряла Элин нить.

– Какого, – буркнул Кенан, прогнулся и обрисовал у живота сферу, – которым люди бывают брюхатые, вот какого.

– Я... я не заметила, чтобы она была... э... в положении, – пробормотала Элин.

– Ну, а мы заметили.

– Какими же это образом?

– Между прочим, дама может быть просто упитанна, – сказала Орифия. – Без всяких лишних поводов.

– Мы по запаху, – сказал Кенан. – Это не спутаешь ни с чем.

– Вы абсолютно уверены?

– Ну, – сказал Кенан и принялся вылизывать тарелку.

Элин хихикнула, потом еще раз. Помотала головой.

– Непраздные незамужницы вас веселят? – спросил Нейл.

– Меня веселим мы, – сказала Элин. – Точнее, я. И ведь заметьте, все правильно. Кровь профессора Коппенса, причем в больших количествах. Жаль только, что у нас теперь нет подозреваемого.

– Как так – нет? – нахмурилась Орифия.

– О, формально я ведь не ошиблась, – веселилась Элин, – указала на кровь профессора. Только не на госпоже Сметс, а внутри нее.