Корсар

XIV

Каюта м-сс Гоклей на яхте «Изольда» была точной копией с каюты ее величества русской императрицы на яхте «Штандарт». Меблировка в ней была английская: светлое дерево, лакированная зеленого цвета мебель, маркетри в мягких тонах. У медной кровати был тюлевый полог, затканный большими ирисами. Ковер — однотонный бобрик — был натянут и прикреплен медными гвоздиками. Вместо всяких драгоценных безделушек — фотографии. М-сс Гоклей в этом точном подражании государыне, известной строгостью своих вкусов, находила двоякое удовлетворение: и своему демократическому тщеславию, и своей любви к удобствам жизни. Настоящая роскошь — роскошь позолоты, мрамора, картин знаменитых мастеров, античных статуй — щедро расточалась в салонах и холлах. Но для интимных апартаментов лучше подходила уютная, мягкая простота британской меблировки.

Только что пробило полночь.

Лежа на постели, облокотившись на подушки и опершись подбородком на ладонь, м-сс Гоклей, на которой не было ничего, кроме перстней и рубашки из черного шелка, прозрачностью тоньше кружева, слушала, как мисс Вэн вслух читала ей — обычное вечернее чтение.

Мисс Вэн, корректная лектриса, сидела на стуле с прямой спинкой, не сняв еще своего вечернего туалета, по правде сказать, еще более неприличного, чем рубашка м-сс Гоклей, но все-таки это было платье. И так как, по известной поговорке, «монаха делает ряса», то мисс Вэн своим туалетом и своей позой возмещала то, что могло показаться слишком смелым в туалете и позе м-сс Гоклей.

Таков был, между прочим, ежевечерний церемониал. М-сс Гоклей не меняла его, не терпя никакого нарушения раз навсегда установленных привычек.

Так что в этот вечер мисс Вэн читала ей главу одиннадцатую книги, из которой накануне она прочла главу десятую.

Голос у нее был приятного тембра и очень низкий для молодой девушки. Она кончала главу, отчеканивая слова:

«И однако, — странное противоречие тем, кто верит во временное, — история геологии показывает нам, что жизнь есть не что иное, как короткий эпизод между двумя вечностями небытия и что в самом этом эпизоде сознательная мысль не продолжалась и не будет продолжаться дольше мгновения. Мысль — молния в долгой ночи.

Но эта молния — все».

— Мсье Пуанкаре, — изрекла м-сс Гоклей, — оригинальный писатель.

Утомленная мисс Вэн пила традиционный лимонад — lemons quash, — приготовленный заранее.

— Оригинальный, — повторила м-сс Гоклей. — Несомненно с философским умонаклонением. Но немного поверхностный — не находите ли вы? Слишком француз… лишенный немецкой глубины.

— Да, — согласилась мисс Вэн. — Немцы имеют для каждой темы ей одной присущий язык: его приятно узнавать и понимать, потому что он устанавливает наши мысли. А мсье Пуанкаре говорит так, как все. И в его книге легкомысленная тенденция.

М-сс Гоклей небрежно развалилась на спину и охватила поднятую коленку обеими руками.

— Легкомысленная? А вы правы, Эльза! И кроме того, этот всем доступный язык таит в себе опасность атеизма. Неприлично, чтобы люди необразованные могли читать и понимать такие книги, которые могут им показаться идущими против религии.

— Вы думаете, что они только кажутся такими?

— Да. Я так думаю. Ясно — это все только парадоксальные размышления: они не могут поколебать ничьей веры.

Ее руки соскользнули с колена и охватили тонкую щиколотку, причем рубашка слегка приподнялась. В этой новой позе м-сс Гоклей вознамерилась подкрепить свою мысль:

— Святая Библия…

Два легких стука в дверь прервали ее речь.

— Кто это — Франсуа?

— Это я, — сказал Фельз.

Он вошел и поглядел на обеих женщин: на мисс Вэн, сидящую с книгой в руках, и на м-сс Гоклей — лежащую на спине, охватив руками свою голую ножку.

— Вы беседуете на теологические темы, если я правильно расслышал?

Он произнес слово «теологические» с должным почтением.

— Не столько на теологические, сколько на философские — по поводу этой книги…

Чтобы указать пальцем на книгу, м-сс Гоклей выпустила из рук свою ножку — и освобожденная, она скользнула по постели и вытянулась во всю длину, ослепительно белая рядом с черной рубашкой. Фельз с минуту смотрел на эту ножку, потом отвел глаза по направлению к открытой книге.

— Однако… — сказал он, — у вас возвышенное чтение!..

Он наклонился и прочел вполголоса:

«Мысль — это только молния в долгой ночи. Но эта молния — все». Идея: я повторю эту фразу одному моему знакомому китайцу, и он, наверно, согласится с ней. Но, кстати: это против этого страшного Пуанкаре вы собирались призывать Святую Библию на помощь?

М-сс Гоклей пренебрежительно помахала сверкающей бриллиантами рукой:

— Это было бы лишним. Ваш Пуанкаре совсем не так страшен. Мисс Вэн только что очень правильно назвала его легкомысленным.

Фельз вытаращил глаза… но вовремя припомнил слова, слышанные им недавно при философском свете девяти фиолетовых фонарей: «Следует слушать женщин, но не отвечать им». И Фельз не ответил.

М-сс Гоклей уже принялась за свои вопросы:

— Вы были на вокзале?

— Да. Я передал ваш привет маркизу Иорисака.

— Так он уехал?.. Английский капитан тоже уехал?..

— Да. И виконт Хирата с ними.

— Этот виконт не интересует меня: он, кажется, совсем нецивилизованный человек… Но скажите мне, вы видели маркизу?

— Нет.

— Значит, ее не было на вокзале? Мне кажется, что она нисколько не влюблена в своего мужа. Как вы находите?

— Я не так наблюдателен, как вы.

— Впрочем, я узнаю ее истинные чувства сама… Когда вы начнете писать ее портрет в костюме?..

— Завтра… илй позже… Спешить некуда. Но скажите, вам не кажется, что это выражение «в костюме» не особенно любезно по отношению к маркизе Иорисака, раз дело идет о национальной одежде японских женщин?..

— Почему нелюбезно?.. Ведь маркиза не носит национальной одежды… Да, но скажите мне, что это за фантазия — не возвращаться на яхту к обеду?.. Вы, конечно, абсолютно свободны, но я что-то очень поздно получила вашу записку!

— Что за фантазия?.. Не знаю, — ответил Фельз. — Вокзал очень далеко. Когда поезд отошел, уже солнце заходило. Я прошел пешком полгорода… Небо было лиловое, и улицы под ним так и сияли — словно их аметистами вымостили. У меня не хватило духа идти дальше — захотелось остановиться и хорошенько полюбоваться. А когда исчез последний отблеск, я вдруг почувствовал себя таким печальным, таким усталым, что не решился вам навязывать свое присутствие.

М-сс Гоклей внимательно слушала его и даже приподняла белокурую голову с ажурных подушек.

— О… — сказала она с изумлением, — вы говорите необыкновенно поэтично…

Она замолчала, быть может, стараясь вообразить себе эти улицы, окрашенные сумерками, и, вероятно, не достигнув этого, снова откинулась на подушки.

— А что же вы делали потом?

— Я зашел навестить моего китайского друга Чеу Пе-и.

— Как странно, что вы находите удовольствие в обществе этого смешного человека!.. Вы опять курили опиум?

— Нет.

— Почему?

— Потому что… потому что мне сегодня хотелось рано вернуться сюда.

Он пристально и настойчиво глядел на нее.

Она вдруг засмеялась.

— Мисс Вэн, в этот иллюминатор проникает необыкновенно японский запах… Я знаю, что вы его не любите… Возьмите, пожалуйста, вапоризатор и побрызгайте… Да, везде, хорошенько… И на постель, и на меня…

Мисс Вэн, покорная и молчаливая, нажала пружинку золотого флакона. Под свежею ласкою духов м-сс Гоклей выпрямила и выгнула свое гибкое тело: кончики груди у нее встали под прозрачным шелком рубашки.

Фельз провел рукой по лбу и закрыл глаза.

Снова прозвучал звонкий смех м-сс Гоклей.

— Довольно… поставьте на место!.. Мне теперь совсем хорошо… Который час?..

— Половина первого.

— Я думаю, что вам обоим хочется спать…

Ответа не было. Мисс Вэн медленно убирала флакон. Неподвижный Фельз так и не открыл глаз.

— Да… — резко сказала вдруг м-сс Гоклей. — Вы, наверно, устали. Спокойной ночи!

Они оба покорно подошли к постели. М-сс Гоклей протянула правую руку. Мисс Вэн неожиданным жестом вдруг поцеловала ее в открытую ладонь. Фельз едва прикоснулся к кончикам пальцев.

— Спокойной ночи… — повторила м-сс Гоклей.

У дверей Фельз посторонился, чтобы пропустить молодую девушку.

— Франсуа!.. — внезапно окликнула его м-сс Гоклей. — Останьтесь на минуту… Вы мне нужны.

Мисс Вэн была уже за дверью. Она, верно, очень неловко захлопнула ее, потому что щеколда громко стукнула…

Фельз приблизился шага на три. Розовый свет электрических ламп упал на его побледневшее лицо.

М-сс Гоклей улыбалась.

— В сущности, мне прямо совестно удерживать вас, когда вы так устали… Может быть, вам лучше лечь спать, как мисс Вэн?

Он был совсем близко у постели. Он вдруг стал на колени перед постелью, взял небрежно лежавшую руку в свои и страстно прильнул губами к теплому телу ниже плеча:

— О, Бетси! Может быть, вы сегодня, в виде исключения, не заставите меня слишком страдать?..

Она наклонила к нему голову:

— А вы уверены, что вам не приятнее будет вернуться в свою каюту и делать там наброски этих улиц, похожих на аметисты, нет?..