Дополнительное расследование (т.2)

38

Землянский, едва переставляя ноги, подошел к столу, остановился, не в силах осмыслить происшедшее. Все оказалось как-то буднично, просто и обидно. Обидно расставаться с деньгами. Но деваться некуда, надо отдавать.

— Что же вы такого приятного молодого человека отпустили? — окликнула начальника Раечка. — Сотрудница с ног сбилась, жениха ищет, а вы отпускаете людей с южной пропиской и фруктовым садом.

Землянский не сразу понял, о чем это она говорит. Потом с усилием улыбнулся:

— Он завтра придет... Мы не все вопросы утрясли...

— Тогда я вас прощаю, — рассмеялась Раечка.

Намереваясь ответить что-нибудь веселое и беззаботное, Борис Игоревич поднял глаза на сотрудницу и замер.

В приоткрывшейся двери стояла Ситникова. Лицо се было неподвижно. Таким же застывшим был и взгляд.

Опасаясь, как бы Тонечка и Раечка не увидели Елену Николаевну, Землянский чуть не бегом рванулся к двери.

Едва он скрылся, Тонечка с испугом посмотрела на Раечку:

— Что это с ним?

— Осложнение после болезни. Иногда голова страдает, — беззаботно хмыкнула та.

— Зачем вы так? — покраснела Тонечка.

— Мне его любить не за что. Удивляюсь, как с ним жена живет. Если он на работе ловчит, то ее-то точно вокруг пальца обводит.

Тонечка смущенно опустила взор, ничего не возразила.

Землянский шел позади Ситниковой, глядя на ее спину и раздражаясь все больше. Она двигалась медленно, словно желая показать всем, что знакома с ним, а у него было слишком много неприятностей, чтобы ставить под удар еще и пусть временное, но равновесие в семейных отношениях. Он чувствовал, что закипает, словно во всем происшедшем виновата Ситникова. Понимал, что это не так, но ничего поделать не мог.

Собственные переживания настолько затмили все остальное, что Землянский даже не задумался, почему Ситникова пришла к нему на работу, как отыскала УПТК. Он видел ее потерянный вид, но не придал этому значения.

К машине Землянский подошел резкими, истерическими шагами. Дернул дверцу, дождался, пока сядет Ситникова, сам плюхнулся на сиденье водителя.

Двигатель взревел на пронзительной ноте, и «Жигули», вышвырнув из-под колес мелкие камешки, сорвались с места.

Через несколько минут Землянский прервал молчание:

— До нас добрались хозяева лука. Одна сволочь только что от меня ушла.

— С перебитым носом? — машинально уточнила Ситникова.

— При чем тут нос?! — взъелся Борне Игоревич. — Они деньги требуют!

— И что ты решил?

— Как что?! Отдавать надо. В таких делах шутить не рекомендуется. Голову оторвут, и не пикнешь, — припомнив рассказ Сергея, зло сказал Землянский.

Елена повернулась к нему, тихо проговорила:

— Ты же говорил... Не хотел деньги отдавать...

— Мало ли что я говорил! Лучше без денег, но живым и здоровым!

— Ты даже не спросил, почему я пришла, — с леденящей неприязнью сказала Елена Николаевна.

— Ну и почему? — недовольно бросил Землянский, которого бесил ровный, бесстрастный тон ее голоса.

— Меня изнасиловали.

Землянский круто прижал машину к обочине, с силой утопил педаль тормоза. Сжав рулевое колесо так, что костяшки пальцев стали молочно-белыми, мешковато развернулся к Ситниковой:

— Они?

Вопрос прозвучал вкрадчиво, будто Землянский боялся, что Елена вот-вот зайдется в истерике. Его поразило, как буднично сообщила она ошеломляющую новость, поразило спокойствие и стеклянное безразличие в глазах. Он почувствовал себя обманутым, ощутил жалость к себе, а не к ней. Ему показалось, что весь мир отвернулся от него, все смотрят с презрением и брезгливостью... Какой-то кошмар! Сначала приходят, требуют назад с таким трудом полученное, теперь это... Он чувствовал себя так, словно кто-то забрался в его дом и вынес все подчистую, а вдобавок и жена в этот день ушла к другому.

— Они, да?! — тонко выкрикнул Землянский.

— Не визжи! — осадила Ситникова.

И если раньше она воспринимала сложившиеся между ними близкие отношения как нечто само собой разумеющееся, то сейчас подумала об этом с отвращением. В голове мелькнула зябкая мысль — скорее она еще раз даст себя изнасиловать, чем когда-нибудь ляжет в постель с Землянским.

Но их связывала не только постель. Поэтому Ситникова не выскочила из машины, а сказала ровным голосом:

— Он назвал себя Шуриком. Еще был Владимир Петрович... Только эти имена придуманы на ходу...

До Землянского наконец дошло, что между избиением Сергея и тем, что произошло с Ситниковой, прослеживается прямая связь. С дрожью в голосе он спросил:

— Что им было нужно от тебя?

— Требовали деньги за лук.

— А ты что?

— Сказала, не знаю ничего, — почти не разжимая губ, ответила Елена Николаевна.

— Ну и дура! — вырвалось у Землянского, но, столкнувшись с ней взглядом, он виновато зачастил: — Прости, прости, пожалуйста! Я не хотел, не хотел... Я хотел сказать... Ради бога, прости!..

Ситникова подавила желание влепить пощечину, сказала:

— Они потребовали, чтобы сегодня в пять вечера я выложила деньги.

— Не связывайся, отдай... Я тоже договорился завтра вернуть.

Ситникова промолчала. Покорность Землянского вызвала у нее тошноту. Внезапно появилась решимость не давать этим подлецам ни копейки. Уж лучше сжечь деньги, чем нести им. Сволочи! Подлецы! Гады вонючие!

Землянский спохватился:

— Значит, их было двое?

— Да. Один постарше, морщинистый, будто из стиральной машины вынули. Другой... — Ситникова сдержала подкатившиеся к горлу рыдания, продолжила: — Другой — молодой, зубы золотые, нос перебит...

— А у меня был третий, — закусил палец Землянский. — Круглолицый, этакий херувим очкастый... Отдавать надо деньги, отдавать...

Предполагая, какой ответ получит, Ситникова все же спросила:

— Может, мне в милицию заявить?

— Леночка! Нас же посадят! — молитвенно стиснул руки Борис Игоревич. — Все равно твоему горю этим не поможешь... Не сомневайся, мое к тебе отношение не изменилось...

— Ну спасибо, утешил! — сардонически хмыкнула Ситникова, взялась за ручку дверцы.

Землянский притронулся к ее локтю:

— Леночка!

Отдернув руку таким жестом, словно задела за раскаленную плиту, Ситникова вышла из машины и, не оглядываясь, скрылась в толпе прохожих.

Землянский включил радиоприемник. Из динамиков, устроившихся возле заднего стекла, раздалась музыка в стиле спагетти-поп. Борис Игоревич навалился грудью на руль и мелко закивал в такт мелодии, задумчиво отвесив нижнюю губу.