Дополнительное расследование (т.2)

— Вот ты и горбатился, чтобы мироед посильнее набил свою мошну, — продолжил Шелехов. — Я, конечно, понимаю, что не задаром ты работал... Не обижал, поди, Махмуд-ака?

— Не обижал, — набычился Каратаев. — Как бы не так... За жратву — вычет, день передыху — вычет, за курево — вычет... Потом подсчитаешь — прослезишься...

— Пожаловались бы на него в облсовпроф, — поддел Шелехов.

Каратаев вначале воспринял совет за чистую монету, потом смекнул, что над ним смеются, хмыкнул:

— Скажете тоже — облсовпроф...

— Не жаловались вы потому, что знали о незаконности того, в чем принимали участие. Вам платили не только за работу, но и за молчание... Рублей восемьсот в месяц выходило?

— Какой восемьсот?! — возмутился лохматый. — Полкуска бы получить, и на том спасибо...

— Все равно незаконные, — сказал Шелехов с неожиданным холодком и поинтересовался: — Как, где и когда тебя нанял Турсунов?

— Обыкновенно... В прошлом году, по весне, занесло меня в Ленинабад. Переночевал на вокзале, утром подышать вышел... Он и подкатил на «Волге». Не на фургоне, на котором Стасик жратву возит, а на простой... Подозвал, поговорил... Согласился я, взял адрес... Потом приехал, тут уже бригада была...

— Одна?

— В том году одна...

— А в этом?

— В этом две.

— Как нынче оказался здесь?

Каратаев замялся. Шелехов заметил это и, дотянувшись до выключателя, зажег верхний свет. Хотя лампочка в потолке кабины была слабенькая, задержанный зажмурился, будто в лицо снова ударили лучи фар. Обиджонов покосился на него в зеркало заднего вида, не желая мешать импровизированному допросу, промолчал.

Дождавшись, пока Каратаев откроет глаза, Шелехов посмотрел прямо, проговорил с отчетливой сухостью:

— Кончай темнить, Алексей. До Турсунова мы добрались и без тебя. Так что нужен ты постольку-поскольку... Не желаешь, чтобы твой путь был отмечен чистосердечным признанием, не надо... Дело твое, личное...

— А чё вы мне можете пришить? — надул губы Каратаев.

— Пришивать тебе ничего не собираются. Как и полагается, отправим тебя в спецприемник для бродяг и попрошаек. Там получишь документы, направление на работу и место жительства... Живи, трудись... Однако для полноты картины хотелось бы услышать от тебя правду. Она как-то всегда приятнее лжи, — сказал Шелехов и выключил верхний свет.

В наступившей тишине раздался протяжной вздох Каратаева:

— Ну-у... поработал у него тем летом. Сговорились, что снова приеду. Попросил Махмуд бригаду сколотить. Не сколотить, конечно, а потолковать с мужиками, может, желающие будут... Собрал бичей и сюда... А другую бригаду Леонтий привез, он тоже в прошлом году на Махмуда пахал...

Шелехов мотнул головой в сторону отделения для задержанных:

— Неужели все без определенного места жительства?

— Почти... Усатый только, кажись, женатый... Я не понял, то ли жена его вытурила, то ли на заработки подался... Прописка у него томская, настоящая.

— А ты удивлялся, что я из Сибири, — сказал Шелехов. — Ты не местный, другой тоже...

— Жизнь у меня такая... Летом — в жару, зимой — в холод... — скучным голосом отозвался Каратаев.

Уазик уже катился по центральной улице городка, и собаки, словно передавая его «из рук в руки», заливисто лаяли вслед, нарушая сонную тишину.