Дотянуться до солнца

Уголки его губ опустились. Недоговоренностей между ними больше не осталось. И пусть она не видела сейчас его лица, всем своим существом Алиса ощущала всю горечь и боль, что он испытал, узнав, что его подставили ради Максима.

— Да, ты могла лишь отбиваться и закрывать его своим телом. Это твоя обязанность.

Девушка обхватила его руку и прижалась лбом к его плечу.

— Прости меня.

— Сейчас я спокоен.

Алиса оторвалась от него и стукнула кулаком в грудь.

— Эй, больно!

— Ты — дурак, раз думал, что я сбегу…

Влад рассмеялся, и она снова увидела его настоящую улыбку.

«Как часто он улыбается так просто и искренне? Наверно редко…»

— Это потому, что ты — мой брат?

— А?

— Мне всегда спокойно, когда ты рядом. Даже в детстве я не боялась тебя, хотя ты вел себя неадекватно… Я думала, что тебе очень плохо с нами, поэтому старалась чаще тренироваться с тобой, чтобы показать, что мы тебя не ненавидим, как говорил Далматинец… Он вообще пытался понять нас когда-нибудь? Отец совсем его не знает. Кирин никогда не сделает этого.

— Ему и не придется. — Улыбка Влада испарилась.

Алиса немного отстранилась и подняла глаза, но руку не отпустила.

— В конверте данные о ее семье. Тем более тот день он может вспомнить в любой момент.

— Это мое задание. Я должен сделать.

— Что?

Он посмотрел на нее и снова перевел взгляд на улицу. Она подергала его за рукав, не в силах перестать прижиматься к его плечу.

— Об этом он говорил вчера? Почему ты?

Влад невесело усмехнулся:

— Тебе полегчало, что ему не придется?

Алиса снова ударила его.

— Не говори чепухи. Я не об этом волнуюсь. Максим слетит с катушек, если узнает. Далматинец не может не знать этого.

— Все просто. Кирин должен доказать ему, что он на его стороне и не наделает глупостей по личным мотивам. Тогда наш братишка будет что-то значить для него, иначе… этот парень не лучше меня. Если в будущем кандидат покажет свою слабость, то перестанет существовать, как кандидат.

— Для чего мы ему? Что это за бумаги? Есть что-то еще, о чем мы не знаем?

Влад вдруг крепко обнял ее и зашептал на ухо:

— Ты никогда не должна совершать ту же ошибку, что пять лет назад, или я не прощу тебя… Тогда я точно не прощу тебя…

Она обняла его в ответ:

— Зачем он показал ему это сейчас?

— Только что сказал.

— Но он может… Нет, не так, ты можешь оказаться в опасности!

— Я хочу, чтобы ты вернула свой долг прямо сейчас…

— О чем ты?

Влад не дал ей опомниться и накрыл ее губы своими. Алиса замерла и закрыла глаза. Он неистово целовал ее, совсем не ожидая ответа. Но она ответила. И, как только это произошло, парень, словно, наконец, осознав свою оплошность, отпрянул от нее. Алиса ожидающе смотрела ему прямо в глаза.

— Прости. Я знаю, что ты видишь во мне лишь старшего брата… Такого больше не повторится. Забудь об этом, всего лишь порыв. Прости.

Она подошла к нему и обвила его талию руками.

— И ты прости меня, Влад.

То, что он поведал ей в следующие полчаса, расставило в ее голове по своим местам некоторые моменты и дало почву для новых размышлений.

— Держись, сестренка, старший братик спасет тебя!

— Не сомневаюсь…

Решительным шагом Алиса прошла в прихожую и, обернувшись, подняла руку в знак прощания.

— Если он вспомнит, то без объяснений убьет меня?

Влад ответил на ее жест.

— Даже если и так?

— Я не сбегу. Не сбегу.

— Постарайся выжить, даже если и не должна мне больше ничего.

— Обещаю.

Он как-то загадочно улыбнулся и навалился на стену:

— Эй, ты ведь все-таки не знала, что я притворяюсь? Признайся, телохранитель Элис упустила это.

Алиса прищурилась и ехидно посмеялась:

— Решил подловить, пока момент сентиментальный?

— Что-то вроде…

— Не дождешься. Я знала это. Ты сам говорил, что во мне умерла актриса, братец. Не волнуйся, я справлюсь, только не стреляй в меня больше, хорошо?

Влад закрыл глаза. И девушка увидела, как его передернуло.

«Он боялся больше всех… Ему хуже, чем Максиму… как всегда…»

Она вышла за дверь.

Влад вернулся к окну и стал ждать, когда девушка выйдет из подъезда. На его губах все еще играла улыбка, но глаза больше не светились. Кулак то и дело впечатывался в подоконник, оставляя на нем красные следы, впрочем, не в попытке сломать, а просто, чтобы выпустить злость.