Дотянуться до солнца

Глава 19

— Что-то он хиленький на первый взгляд, не находите? — Самуил выглянул из-за плеча лидера.

Абиссинец склонился над Максимом, измеряя пульс. Парень лежал на кровати неподвижно.

Единорог цыкнул и прищурился:

— Меня интересует, почему он седой? Или так выглядят альбиносы?

— Не то и не другое. Кирин таким родился. Такой цвет волос. Приглядись внимательнее.

Единорог приблизился и пропустил сквозь пальцы прядь волос Максима.

— Никогда такого не видел.

— Его визитная карточка. Далматинец всегда шутил по этому поводу. Идемте, поговорим.

Самуил как-то задумчиво кивнул:

— Да, думаю, нужно уточнить некоторые детали.

— Почему мы не знали, что ты знаком с Элис? — Самуил напряженно смотрел на Абиссинца.

Они вернулись в зеленую комнату. У обоих бойцов появились вопросы к лидеру, на которые они хотели получить правдивые ответы. Потому что ситуация, в которой они оказались, и последствия их действий могли привести к той точке, которую они старательно избегали с тех пор, как стали изгоями — к смерти.

— Я… Я и Далматинец в свое время работали в одной группе.

— Такой, как наша?

Мужчина нервно передернул плечами и неуверенно ответил:

— Нет, не такой, как наша.

— Тогда объясни, что за хрень здесь происходит! К чему нам готовиться?!

Единорог поднял руку, давая Самуилу знак успокоиться:

— Абиссинец, мы не в праве требовать объяснений, но, согласись, ситуация нештатная. С какой стати, дочь врага приходит просить твоей помощи? Если ты нам не доверяешь…

— Не в этом дело. Просто… — Лидер на несколько секунд закрыл глаза, собираясь с духом, а затем начал рассказывать. — Хорошо. Чуть более тридцати пяти лет назад была создана секретная разведывательно-поисковая группа. Мы искали информацию об экспериментах над людьми по всему миру. Работали под прикрытием, захватывали лаборатории, изучали документы и разработки и много всего еще. После нескольких неудачных попыток, нам в руки попали документы, которые перевернули наше представление о возможностях человека. В них подробно описывался способ генетического вмешательства в ДНК человека. На тот момент чисто теоретический. Людей, знающих о той лаборатории и работающих в ней, убили. Сначала мы ожидали жестких последствий, но позже выяснилось, что лаборатория официально была прикрыта еще за год до нашего нападения. Поэтому мы отделались легким испугом, забрав с собой и бумаги, и оборудование… Короче, там говорилось, что существует возможность изменить человека на генетическом уровне. Испытуемый приобретал нескончаемый потенциал для развития умственных и физических способностей. Наши специалисты ухватились за этот шанс и начали изучать. Ну, а после… нас отозвали и переквалифицировали в группу охраны ученого, который мог провести эти операции в жизни. Этот человек занимался разработкой эксперимента и отвечал за его исход. Я отвечал за его безопасность. Вот и все.

Единорог и Самуил не сводили глаз с Абиссинца.

— То есть вы проводили эксперименты над людьми?

Он опустил глаза:

— Да.

— Ну, ты и…

— Подожди, Самуил, а дальше?

Абиссинец тяжело вздохнул и продолжил:

— Нашей задачей было охранять лабораторию и тренировать кандидатов. Хотя скорее, нас правильнее назвать грушами для битья, учитывая возможности этих детей. Секретность зашкаливала до такой степени, что никто в том доме не принадлежал себе. Нас постоянно обыскивали, проверяли на детекторе лжи, следили за родными, контролировали каждый наш шаг. Нас охраняли точно также, как мы того человека, не оставляя ни единого шанса… Я до сих пор не знаю, кем были те люди, но… — Лидер прикрыл глаза. — Тех, кто отказывался участвовать, расстреливали у нас на глазах… просто расстреливали…

Он зажмурился и помотал головой, будто отгоняя наваждение. Даже через столько лет Абиссинец все еще четко помнил глаза каждого из них — со слезами, с осуждением, с пониманием, с облегчением, со страхом. Глаза, что снятся почти каждую ночь.

Единорог обхватил голову руками и зажмурился вместе с лидером, все еще не веря, что такое возможно. Самуил сидел, низко опустив голову.

Его вопрос нарушил воцарившуюся на несколько минут тишину:

— Так важен был тот эксперимент?

— Да, важен. Подумай, в случае удачи это перевернуло бы науку с ног на голову…

Самуил нервно сжал рукоятку меча:

— Зачем губить столько людей? У него могло не получиться.

— У него получилось. Именно поэтому.

Единорог предположил:

— Элис?

Абиссинец прокашлялся, говорить становилось все труднее.

— Нет. Она не подвергалась эксперименту. Эта девочка предназначена для других целей.

Его заместитель закивал:

— Она является телохранителем кандидата. Зачем машине для убийства телохранитель? Ее готовили, чтобы защищать его?

— Не совсем. Да они, в принципе, и не машины для убийства, как все считают. В самом начале эксперимент планировалось провести для изучения возможностей человека. Но Далматинец прекрасно понимал, что, кроме него, в разработки посвящено слишком много людей, тем более этот человек своими собственными глазами видел, что случилось с теми, кто работал в предыдущей лаборатории. Этого он допустить не мог.

— Постепенно убрал всех неугодных?

— Что-то типа. Сделал так, чтобы его имя навсегда исчезло из этого мира, а эксперимент принадлежал только ему. Оказывая определенные услуги, он зарабатывает на жизнь. Можно сказать, лаборатория — это его собственная империя, контролируемая почти на сто процентов им самим. — Абиссинец натянуто улыбнулся. — Эти дети имеют бесконечный потенциал. Их ценность несоизмерима ни с чем. Это люди, которые могут все. Вопрос лишь в том, в чьи руки они попадут. А Элис… Элис готовили стать живым щитом для кандидата в случае смертельной опасности. Она — телохранитель, который без вопросов бросится в пекло и умрет за Кирина, чтобы спасти его жизнь.

Единорог указал пальцем на дверь:

— За кандидата, что лежит в соседней комнате?

— Да.

— Кирин? Тот самый младший сын? Ребенок, о котором ходит множество слухов. Это ведь все секретно, поэтому ты и молчал…

— Да.

Заместитель удовлетворенно закивал.

Крик Самуила разнесся по комнате, заставив остальных вздрогнуть от неожиданности.

— Эй, хватит! Ненавижу это! Я — не русский, ваших логических цепочек не понимаю. Объясните на корейском! Что здесь, черт возьми, происходит?!

Единорог выругался:

— С@ка, ты такой придурок! Дать бы тебе, как следует. Вообще-то я тоже не русский, если что… Что непонятного? Над Кирином и Драконом провели эксперимент. Элис…

— Это-то я понял… Просто все это неправильно! Этот ублюдок… Захотелось выпустить злость наружу…

— Ты когда-нибудь точно получишь. Изменения в цепочке ДНК? Это вообще возможно?

Абиссинец кивнул:

— Как выяснилось, да. Они были изменены еще детьми. Дракон в возрасте нескольких месяцев отроду, а Кирин — в утробе матери.

— То есть он еще не родился, а уже стал таким?

— Да.

Самуил махнул рукой, не веря своим ушам:

— Вот это, точно невозможно.

Лидер вздохнул, невольно улыбнувшись:

— Я не представляю, как и каким образом, но факт остается фактом. Через три года после появления Дракона, в лабораторию привезли беременную женщину. Она находилась на третьем месяце беременности. Что с ней делал этот фанатик, я не знаю, но через полгода родился Кирин. Примерно в это же время появилась Элис. Далматинец решил, что у него должен быть личный телохранитель. В одном я уверен точно, эксперименту эта девочка не подвергалась. И не уверен, почему он выбрал для этой роли девочку, а не мальчика.

Единорог удивленно спросил:

— Но Дракон ведь был первым? Почему у него нет такой же девочки?

Абиссинец на несколько секунд смутился и опустил глаза, решая, стоит ли сейчас рассказывать все.

Наконец он ответил:

— Возможно, потому что он был первым, и Далматинец рассматривал его всегда, как пробную версию.

— Что?! — Самуила снова затрясло, он смотрел на лидера испепеляющим взглядом. — Использовать ребенка в своих грязных экспериментах… пробная версия?

Абиссинец кивнул:

— Если проводить параллели, то да, Далматинцем именно так все и представлялось. Он попробовал, а потом в случае с Кирином исправил несовершенства. Поэтому у Дракона проблемы с контролем, но при этом он не менее способный, чем его младший брат. Просто для парня это не особо важно, он не хочет развиваться по заранее прописанным правилам, усваивая только то, что нужно ему самому. Кирин отличается. Он берет все, что ему дают, совершенствуя через информацию самого себя. В двенадцать лет по развитию они оба могли соперничать с вполне взрослыми людьми в любой сфере. Их физическая форма и умственные способности удивляли и пугали одновременно. В четыре года эти дети наизусть знали школьную программу. Дракон в десять справлялся с десятью взрослыми натренированными мужчинами, но обогнал в этом брата лишь на два года. Кирин смог это сделать в восемь.

Самуил выкинул руку вперед, будто для удара, пытаясь представить восьмилетнего ребенка против десяти мужчин, но тут же бросил свои попытки.

Наклонившись поближе к Абиссинцу, он негромко спросил:

— Это круто, конечно. Но как это было? Они их на лопатки клали или еще что?

— …Они их вырубали…

— Как это?

— Такой термин использовал Далматинец. Лишали сознания… Черт! Хотя некоторые после таких тренировок…

— Что делали? Твоя последняя фраза — это именно то, о чем я думаю? В восемь лет? И ты спокойно смотрел на это?!

Абиссинец опустил голову:

— На самом деле, это действительно заканчивалось только лишением сознания, но… некоторые после таких тренировок так и не могли оправиться. И да, я смотрел на это. Ты думаешь, мне сейчас нравится вам все это размусоливать?! Я ненавижу себя за то, что участвовал в этом!

Мужчина вскочил и начал метаться по комнате. Бойцы в первый раз видели его в таком неуравновешенном состоянии.

— Ты хоть знаешь, сколько раз я держал пистолет у своего виска?! Сколько раз вставал у двери, собираясь расстрелять все это дерьмо?! Сжечь! Взорвать! Уничтожить! Знаешь?!

Единорог встал между ними, но его тут же оттолкнули.

— Успокойтесь оба, прошу…

— Сам успокойся!

— Сам успокойся!

На несколько минут воцарилась тишина. Двое сверлили друг друга взглядами, переваривая сказанное.

Самуил заговорил первым:

— Ладно, ты говоришь, что не мог. Почему? Совсем не было возможностей?

Абиссинец смотрел ему прямо в глаза:

— Нет!!!

— Почему?!

— …Они забрали мою дочь…

— Что?

Абиссинец скривился, будто от боли.

— Да! Я говорил. За нами следили. Те, кто это делал, наверняка не знали всего, но… у них имелся приказ — в случае подозрений общения с посторонними на запретные темы или передачи документов или данных на внешние источники ликвидировать опасность, в том числе людей. Мне же уделялось больше внимания из-за того, что я являлся координатором группы. А, значит, отвечал и за безопасность, и за неразглашение. Одна моя ошибка означала смерть для них всех. Они были моими людьми. Именно я отвечал за них и их родных. В самом начале второго эксперимента, я пытался навести справки. Меня выворачивало от одного вида того дома и хотелось предпринять уже хоть что-то. Моя жена была тогда беременна. Позже я узнал, что в роддоме ребенка украли. Она проснулась, а ее нет. Понимаете?! А мне осторожно намекнули на мое расследование. Я до сих пор не знаю, жива ли моя дочь… Мне не оставили и шанса выбраться оттуда. Не имело смысла об этом даже нигде упоминать, в лучшем случае, я окончил бы свои дни в психушке, так ничего и не выяснив. Далматинец к тому времени твердо встал на ноги, и ему помогали. В тот день я умер вместе со своей дочерью. Моя жена… Моя жена умерла через два года от инсульта. Но я не уверен, так написали в справке о смерти. Она так и не простила меня… Я умирал дважды с моими родными, но в отличие от них мое сердце почему-то продолжает биться, и дышать совсем не больно, хотя кажется, что вот-вот и задохнешься, все еще…