Дотянуться до солнца

Михалыч встал, чтобы достать новую бутылку.

— Но почему вы доверили свою дочь тому мальчишке? А вдруг он навредит ей? Все-таки теперь он будет с ней постоянно.

— Да, это риск. Но, думаю, Далматинец не станет рисковать теми документами. Он угрожает мне, но при этом прекрасно понимает, если моя дочь пострадает, я не стану цепляться за жизнь, а те документы сгинут вместе со мной… Так что, пока он с ней, она в полной безопасности… Уверен.

Водитель застыл с бутылкой в руках.

— И что вы задумали?

— Знаешь, почему он прислал сюда именно своего ребенка? Хочет поднять их цену и увидеть мое настоящее лицо. Убив меня, этот фанатик потеряет кучу денег. Те бумаги, что я украл у него… В них что-то есть, что-то важное… без чего он не сможет продолжать… Я не разбираюсь, хотя изучил их уже вдоль и поперек… Это также очевидно, как и то, что солнце встает на востоке… По-другому он давно прикончил бы меня. А, значит, моя дочь в безопасности… иначе все бессмысленно. Без наших детей и жизни нет, а, Михалыч, согласен? Наши дети важнее денег и власти, счастья без них не будет, и жизнь не мила станет, правда? Открой бутылку!

Водитель откупорил пробку и протянул хозяину бутылку.

— Но как вы хотите привлечь их на свою сторону? Их всю жизнь учили быть верными только одному человеку.

— Всему свое время. Если в ближайшее время он не убьет меня, значит, я правильно разгадал его планы. Далматинец жаждет только одного — экспериментов. А для этого ему нужны деньги. Много денег. И я дам их ему. Но больше не позволю скрывать от меня ход его опытов. Только полная информация. Полный отчет о происходящем в лаборатории. Он — гений, признаю. Но именно из-за этого он не видит своей выгоды. Если все правильно сделать, однажды мы сможем поставить этот эксперимент на поток и снабжать любую армию мира лучшими солдатами за хорошие деньги. Плати и будь силен. Да, сейчас такие эксперименты запрещены, и показать их миру мы не можем, но это лишь вопрос времени. Главное, найти правильного человека, который подключит к этому вопросу других правильных людей. Понимаешь?

Ионов налил себе новую порцию, не обращая внимания, с каким ужасом смотрит на него водитель. В его голове не укладывалось, как можно так легко рассуждать об экспериментах над людьми, о жизни и смерти и, наконец, как можно, любя свою дочь, с легкостью предполагать, что другие дети могут быть изменены так же, как Кирин и Дракон, если заплатить за них хорошую цену.

— Вам, наверное, уже хватит…

— Цыц, сказал. Не видишь, параллели провожу. У меня ощущение, что он чего-то ждет. Думаю, хочет завершить все сам, а потом заявиться и сказать: «Вот я — великий ученый всех времен и народов, любите меня!», но так не получится. Я тоже хочу свою долю. Все изменилось. Его эксперименты выросли. Это ли не повод для беспокойства? Он начинает торопиться, пока они не ускользнули… Ситуация может измениться в любой момент.

Михалыч встал и отошел к окну. Он, конечно, был не рад, что находится здесь, но его успокаивала мысль о скором отъезде. Когда этих двух безумцев поймают, он сможет, наконец, уехать и купить себе домик в какой-нибудь глуши. Денег, что ему заплатили за информацию, должно хватить до старости.

«Что же будет с Катериной при таком отце? Только из-за нее уезжать не хочется… Погибнет девчонка из-за этого вот… Вот урод, ненавижу таких… И сам хорош, на деньги позарился… зачем они мне? Испугался, как последний трус… Но эти люди… Что же с Катей будет?»

Ионов не видел озабоченного лица подчиненного и продолжал говорить:

— Далматинец упустил свой шанс, когда провел пять лет назад тот бесполезный эксперимент. Носится с этой девчонкой, как с писаной торбой. Это для Феникс, я уверен, но, знаешь, рано или поздно он пожалеет, что вернул ее к жизни… Эта стерва не тот человек, который будет подчиняться беспрекословно и не вынашивать обиду… Она показала ему это однажды, чуть не погубив его…

Михалыч устало опустился обратно в кресло и закрыл глаза. Водитель прекратил попытки что-то понять из несвязной речи хозяина. Ионов больше не обращался к нему, а говорил сам с собой.

— Он отталкивает Дракона, но любит его больше остальных… Почему? Когда никого нет, он так смотрит на него… будто тот, и правда, его сын… Ха-ха-ха… Смешно… Я спросил его однажды, но он разозлился и выгнал меня… Наталкивает на определенные мысли, но подтверждения нет… Он не может быть его сыном… но в чем дело тогда? Ха-ха-ха… Вот ублюдок! Черт бы его побрал! И Феникс, кстати, таскается по моей спальне… представляешь… не стесняется стерва… Ну, я вам еще покажу…

Михалыч встрепенулся:

— Феникс? Кто это?

Ионов смотрел на водителя рассеянным взглядом:

— Феникс? Какой Феникс? — Мужчина подмигнул и откинулся назад. — Тише, я типа не в курсе… Ха-ха-ха… Он меня постоянно использовал, но теперь я понимаю, что… Понял меня? Слышишь, что говорю?! Они такие же твои, как… Пошел ты! Либо я в доле, либо хрен тебе на постном масле, козел!

Он попытался встать, но рухнул обратно, бормоча себе под нос проклятия в адрес Далматинца. Голова мужчины вертелась из стороны в сторону. Михалыч поднялся, закинул руку Ионова себе на плечо и осторожно потащил его в спальню.

У самой двери Ионов внезапно выпрямился и ткнул водителя пальцем в грудь.

— Найди мальчишку с девчонкой. И еще корейского пацана…

— Кого?

— Корей… Ладно, завтра. Не бери в голову. Они мои… мои… Убьешь? Давай, постарайся… Нужны бумаги, дай долю… Ничего он мне не сделает, Михалыч… Ха-ха-ха… Не сделает…

Водитель прикрыл дверь и выругался:

— Ты не лучше того ублюдка, сволочь. Спи, пока спится.

Феникс недовольно поморщилась, когда мужчины вышли из кабинета. Ей было до смерти скучно целыми днями сидеть без дела, но она стойко терпела пьяные бредни Ионова и огрызания Дракона, помня обещание Далматинца сделать ее еще сильнее. Она подчинялась.

«Когда я смогу противостоять вам, отец станет любить только меня… а вы исчезнете… Далматинец будет восхищаться лишь мной… А вы исчезнете… исчезнете… Еще немного…»