Сны Авроры

Деталь шестнадцатая

– Последнее время я практически перестала спать. В лучшем случае засыпаю только к утру, когда уже светает. Бессонные ночи изматывают меня. Всю ночь я сижу, обняв руками колени, и безотрывно слежу за затаившимися в моей спальне тенями.

– Я назначу Вам снотворное.

– Не нужно. Я не принимаю никакие препараты. Чай с пустырником и мятой – вот все, что мне нужно.

– Но ведь Вы не можете заснуть. Легкое успокоительное?

– Нет.

– Вам необходим полноценный сон.

– Мне необходимо знать, что он от меня хочет. Вот все, что мне необходимо.

Адель устало вздохнула.

– Так значит, Ваш… незнакомец… этот человек… он продолжает досаждать Вам?

– Человек? – Аврора подняла правую бровь. – Мне казалось, я достаточно рассказала Вам, чтобы стало ясно – он не человек.

– Хорошо. Но Вы по-прежнему боитесь встречи с ним?

– Боюсь ли я встречи с ним? Мне по-прежнему неизвестно, кто он и чего он от меня хочет, а все неизвестное нас пугает, ведь так? Мы не знаем, какую опасность таит в себе это неизвестное и инстинктивно выбираем избегающее поведение, потому что правила социума запрещают нам нападать первыми. Убежать, спрятаться, затаиться, звать на помощь – вот все, на что мы теперь способны. Да, это страшно. Страшно, когда он стоит надо мной темным неподвижным силуэтом. Страшно, когда он садится на край моей постели и подолгу всматривается в мое лицо, пытается заглянуть мне в глаза сквозь мои полуоткрытые веки. Иногда это настолько страшно, что я не могу думать, не могу дышать, не могу шевелиться. Вы знаете, что такое сонный паралич? Конечно, знаете, но испытывали когда-нибудь на себе?

– Нет, – Адель сделала какую-то заметку в своем блокноте.

– А вот я испытала это на себе и не раз. Неприятная штука, но только в том случае, если давать волю страху. Если же изучить свое состояние и немного потренироваться, можно даже управлять этим состоянием, и это становится забавным. Помню, как это случилось впервые… Я вернулась домой раньше обычного. Открыла окно… Так приятно, когда комната наполнена свежим воздухом и отдаленным шумом города. Я завалилась на диван с парой журналов, и сама не заметила, как заснула. Это был мягкий, легкий дневной сон. Совсем неглубокий. Сквозь сон я слышала, как ветер играет шторой, как хлопнула где-то дверь, неторопливые шаги в прихожей… Это насторожило меня. Я конечно же решила встать и убедиться, что в мою квартиру никто не проник, но внезапно шум стих. Я лежала, не открывая глаза, и прислушивалась. Все было тихо. Спустя некоторое время я все же решилась встать и проверить, все ли в порядке. И не смогла этого сделать. Я лежала, уткнувшись лицом в прохладные глянцевые страницы журнала, и сквозь полуоткрытые веки могла видеть лишь небольшую часть комнаты. До моего слуха через открытое окно доносились с улицы звуки, я чувствовала прохладный ветерок на своей коже, слышала, как в кухне льется из крана вода… А ведь я не включала воду. Я не могла полностью открыть глаза, несмотря на все те усилия, что прилагала. Я не могла произнести ни звука, я не могла пошевелить даже пальцем. Мое тело было полностью обездвижено, в то время как мой разум продолжал бодрствовать. – Аврора посмотрела в окно и снова вернулась взглядом к Адель. – При общей анестезии пациенту вводят препараты, которые обеспечивают ему три вещи: он не чувствует боли, он временно утрачивает сознание и он не помнит происходящее во время операции. Его мышцы полностью расслаблены, он не может двигаться. Таким образом, он не чувствует, не двигается и не помнит. Если же действие препарата, отвечающего за глубокий, медикаментозный сон, прекращается преждевременно, раньше, чем восстанавливается чувствительность и способность снова двигаться, пациент слышит и помнит все, что происходит вокруг него, но в то же время не может пошевелиться и ничего не чувствует. Со мной было нечто подобное. Я все слышала, помнила – и не владела своим телом. Мое тело еще бездействовало, а сознание уже пробудилось. В этот момент он подошел ко мне.

Он стоял надо мной, и стоял он так, что я не могла его видеть. Я запаниковала. Я очень сильно запаниковала. Несколько раз я мысленно прочла молитвы, какие только смогла вспомнить сквозь сон, попыталась сложить в уме трехзначные числа, и постепенно оцепенение прошло. Все мое тело затекло и болело. Я с трудом поднялась. Меня бил озноб. В квартире все было по-прежнему: светло и тихо. И жутко.

В тот раз я испытала животный ужас. Не от состояния, в котором находилась – в этом для меня не было ничего нового. Жутко было от его присутствия. Если раньше я думала, что с ним можно договориться, что, возможно, он мне друг, теперь я знаю: никакой он мне не друг. Ему что-то нужно от меня. Он пришел за мной. И тогда я знала, что он придет снова. И он пришел. Потом снова пришел. И снова. И каждый раз при его появлении у меня случался сонный паралич. Он никогда не дотрагивался до меня. Только смотрел. Словно я какой-то подопытный экземпляр. Словно я какой-то объект для изучения.

Но со временем я сделала вывод, что ничего дурного со мной после его посещений не происходит и, скорее всего, он не желает мне зла. А если и желает, то по какой-то причине причинить его мне не может или пока не собирается. И… Я перестала бояться его. Я привыкла к его посещениям. Я убедила себя, что он не сделает мне ничего плохого. Я перестала его бояться. Я перестала бояться и этого состояния сонного паралича, потому что ясно осознала, что лишь само тело, в котором я нахожусь, не способно двигаться. Сама же я нахожусь внутри него и движения мои не ограничены. Я не могу управлять этой оболочкой, но я могу существовать отдельно от нее. Наши мысли, наши чувства, наше сознание никак не ограничено нашим телом. Раньше я просто не знала, как этим правильно пользоваться. Теперь знаю. Пугают ли меня встречи с ним? Нет. Теперь я жду его. Я не знаю – придет ли он ко мне во сне или наяву. И я по-прежнему не знаю, что ему от меня нужно.

Что же касается тех состояний, которые прежде пугали меня, – теперь они меня забавляют. Я даже научилась специально вызывать состояние сонного паралича – потому что тогда приходит он. Я закрываю глаза и представляю его. Его присутствие. Его дыхание. Его прикосновения. В какой-то момент мое тело засыпает, а сознание продолжает прислушиваться к звукам, наполняющим мою комнату, и среди этих звуков появляется он.

Я по-прежнему не вижу его, но чувствую его присутствие. Некогда удушающий меня ужас и леденящий душу страх сменились чем-то радостным и одновременно тревожным. Теперь я вижу свою комнату сквозь легкую, теплую, золотистую пелену во время дневного сна и сквозь черный, мягкий, обволакивающий бархат, когда он приходит ко мне ночью. Да, я чувствую полную беспомощность перед ним, но это прекрасно. Да, это не мое тело, но именно через него осуществляется мой физический контакт с внешним миром. Поэтому я стала спать без одежды, чтобы лучше почувствовать его прикосновения, если он прикоснется ко мне. Впрочем, ему все равно. Он смотрит на меня, а не на это тело, и он не прикасается к этому телу, потому что оно – не я. Иногда мне кажется, что он хочет достать меня, вынуть, извлечь из этого тела, но не знает, как это сделать.

Несколько раз я летала. Недолго и недалеко, но все же. Я сумела покинуть это тело. Я поднималась к потолку, ощущая такую легкость, такую светлую радость, что мне не хотелось возвращаться. Он был рядом. Я не видела его, но чувствовала – он рядом.

Аврора выждала долгую паузу, внимательно изучая Адель, словно боясь ошибиться в своем решении поделиться с ней этой новостью.

– Я видела его душу, – едва слышно произнесла Аврора и посмотрела на Адель широко открытыми глазами, отчего и у той глаза тоже невольно расширились. – У него черная душа. Огромная черная душа. Сначала я испугалась. Я замерла, застыла, уже покинув свое тело для полета. И вот тогда я увидела, как из черной бесформенной массы, напоминавшей дыру в нашем мироздании, начал вырисовываться силуэт. Это был силуэт высокого мужчины, стройного, создающего ощущение неимоверной силы – физической и энергетической. А еще у него были огромные крылья за спиной. Как у ангела, только черные. Он протянул мне руку, потом вторую, потом еще две поочередно. Я отчетливо видела: у него было четыре руки. Он повернул ладони вверх, будто желал, чтобы я вложила руки в его ладони. Я же пыталась увидеть его лицо – но тщетно. Неожиданно я поняла: в тот момент он находился между мною и этим телом, в которое мне нужно было вернуться. Каким бы чужим для меня ни было это тело, но отказ от него в данном случае был равносилен смерти.

– И что Вы сделали? – почти шепотом поинтересовалась Адель.

– Я сказала: нет.

– Нет?

– Нет.

– Просто сказали «нет»?

– Я подумала.

– И что же?

– И он отступил. А я поспешила вернуться в тело. И тут же проснулась.

– Вы чувствовали страх?

– Страх? Опять Вы про страх… Нет, это был не страх! – Аврора задумчиво покачала головой. – Это была страсть. Древняя. Дикая. Необузданная… Что было бы со мной, если бы я позволила ему больше? Что было бы со мной, доверься я ему? – неожиданно Аврора соскользнула с дивана, встала на колени и положила руки на стеклянный столик, разделявший их с Адель, а затем медленно заскользила по стеклу к оторопевшей девушке. – Скажите мне, Адель, что это за чувство, которое рождается на грани страха и страсти? Вернусь ли я обратно, если пойду с ним? Скажи мне! – она уже достигла противоположного края стола и остановилась, почти касаясь колен обалдевшей Адель. – Скажи, захочу ли я… – она как-то странно, не по-доброму улыбнулась, – захочу ли я возвращаться, Адель? – и она вдруг рванулась вперед, выставив перед собой руку. Адель вскрикнула и вскочила на ноги.

Аврора поднялась и с размаху шлепнулась на диван, звонко рассмеявшись.

– А Вы забавная, Адель. Не бойтесь, Вас-то я уж точно не съем.