Сирены Амая

– Мы не станем заходить внутрь. – Голос Евы дрожал от волнения, и ей пришлось приложить определенные усилия, чтобы дрожь не перекинулась на тело. – По крайней мере, не сюда.

– Почему? – Антеро с удивительной грустью посмотрел на нее.

Ева вдруг с поразительной ясностью осознала, что сейчас, в этот самый миг, выступила против чего-то донельзя жуткого. Вступила в бой с изнанкой всех религий. А еще осознала, что не готова поднять лапки перед этой шевелящейся, чердачной тьмой.

– Она ведь жила здесь, верно? – Ева наугад ткнула пальцем в какой-то домик.

– Да.

– А еще вон там, не так ли? – Линзы очков девушки сверкали зеленоватым светом.

– Да.

Это привело остальных членов группы в замешательство. Выходило так, что убитая Аннели обитала везде.

– Что всё это значит? – спросил Симо.

Антеро с улыбкой развел руками, и за него ответила Ева:

– Здесь нет собственности – ни в каком виде. Живи где хочешь. Я правильно поняла?

– У нас общая кровь, остальное не имеет значения.

– А еще непосвященные не должны заходить в дома, верно?

Выпучив глаза, Антеро хохотнул.

– Посвященные – во что? Мы самая обыкновенная община. С уставом. С протоколом учредителей. И даже, представьте себе, со свидетельством из Минюста. Наша цель – жить в чистоте создателя, под сенью его гармонии.

У всех в группе отвисла челюсть. Однако наибольший эффект от слов старейшины ощутил на себе Назар.

Он почувствовал себя оскорбленным.

Многое можно простить, разбитую машину, рвоту на подушке, но только не ложь. Именно такой принцип вел Назара по жизни. Он буквально чуял, как смердят слова полоумного лидера лесных чудил. И не последнюю роль в воспламенении фитиля ярости играл тот факт, что Назар лично проверил, зарегистрировано ли на острове хоть что-нибудь. Да, зарегистрировано: огромное и зеленое ничто в иголках.

– И как же называется твоя община, старик? – Глаза Назара опасно сузились.

Взгляд оперуполномоченного пылал, но Антеро встретил его спокойно.

– «Дети Амая». Позвольте я кое-что покажу, и вы поймете, насколько мы открыты.

3

Группа в настороженном молчании двинулась за духовником общины. Назару вспомнился Калигари: как тот проглатывал размороженную мышь. Неторопливо, по чуть-чуть. Иногда это происходило до того медленно, что разум не сразу понимал, что грызун уже исчез из виду. А они, судя по всему, тоже находились в глотке, толкавшей их неизвестно куда с неторопливостью голодного полоза.

– Симо, – дернул он следователя за рукав, – а если они все – убийцы?

«И дети?» – едва не спросил Симо, но вовремя прикусил язык. Уж кому-кому, а им-то с Назаром доподлинно известно, что несовершеннолетние не отстают от иных взрослых. Они похищают друг друга, убивают, кончают родителей и даже отпиливают кошкам головы, чтобы затем смыть их в унитаз, снимая это на камеру смартфона.

– Если и так, это ничего не меняет. – Симо еще раз убедился, что их разговор никто не слышит. – Улики, Назар. Мы будем искать их, покуда это возможно. А если что-то окажется нам не по зубам, мы вернемся сюда с самой большой газонокосилкой, какую только можно вообразить. И только представь себе этот покос.

Назар хмыкнул, полностью удовлетворенный ответом.

Они миновали загон, в котором месили грязь и навоз толстозадые овцы, чья конституция, согласно замечанию Харинова, была мясо-сальной, а сами они отличались фатализмом, выражавшемся в нездоровой любви к морю.

Показалась утоптанная площадь, если таковой можно было назвать пересечение нескольких широких улочек. В центре площади находился каменный колодец, не имевший ни бортиков, ни во́рота для подъёма воды. Оттуда ощутимо тянуло теплом. Зеленые тени и пятна солнечного света придавали площади сюрреалистичный и возвышенный вид. Словно ее изобразил художник-гиперреалист времен инквизиции, посетовавший заодно в полотне на несовершенство человеческого тела и убогую медицину.

Не дойдя до колодца десяти шагов, Антеро развернулся к группе. Улыбка обнажила желтые зубы.

– Яма Ягнения, Симо Ильвес. И это лучшая иллюстрация того, кто мы и как мы живем. Взгляни сам.

Пока остальные сосредоточенно пытались сообразить, что бы это значило, Харинов уже получил нужную информацию. Как патологоанатом, он интересовался строением не только человека, но и любого другого существа на предмет его возможного вскрытия. Да, фантазия не из тех, о которых рассказывают подружке, рассчитывая на секс. Тем не менее любопытство давало уму пищу, состряпанную из физиологии самых разных животных. Вдобавок его тетка водила какую-никакую дружбу с овцами.

– Господи, это же дыра для овечьих родов! – воскликнул Харинов, не отдавая себе отчета в том, насколько бредово это звучит.

Вопреки заявлению патологоанатома, из колодца выбралась женщина с кожей цвета и фактуры творога.

Нагая и грязная, пропахшая застарелым потом и перепревшим сексом, она поднялась по деревянной почерневшей лесенке и, мотнув неопрятной гривой, затрусила прочь. При этом она, с выражением муки на лице, держалась за область паха. Но не от стыда, а скорее, от боли.

На этом странности не закончились. Из домика напротив выскользнула темноволосая девушка лет восемнадцати-двадцати. Тоже голая, хоть и не такая сальная. Прихрамывая и подволакивая левую ногу, сгибавшуюся в колене куда-то вбок, она направилась к колодцу. Мелькнули и скрылись чересчур белые ягодицы и груди.

За девушкой в колодец с кряхтеньем полез карлик. Его неряшливое, чуть мультяшное лицо кривила похоть. Та же потребность выпирала ниже пояса.

Члены «Архипелага» переглянулись. Их ошарашенные взгляды, казалось, вопрошали: «Чёрт возьми, вы это видели? Вы хоть понимаете, что это означает?» И ответные взгляды, не менее потрясенные, утверждали, что истолковали это одинаково: женщины в колодце служили канализационными трубами для спермы мужчин. Ева отвернулась.

Только Лина выпала из этого беззвучного обмена мнениями. Она приблизилась к краю, надеясь получить подтверждение удивительной догадке. Так и есть. Карлик, скинув пиджачок и стянув штаны до колен, заползал на ложе из раскинутых ног темноволосой девушки, пока та улыбалась и гладила невысокого любовника.

«Вот оно! Вот откуда такое обилие генетических отклонений! – подумала Лина с восторгом, в котором бы никому и никогда не призналась. – Они перекраивают себя любовью, господи боже. Любовью!»

На краю колодца встали еще двое местных, бородач в клетчатой рубашке и тощий юнец в шестиклинке. Держались они на почтительном расстоянии от Лины. Их тупые взгляды скота ничего не выражали, кроме терпеливого ожидания.

В груди Симо тем временем растекался холодный сквознячок. Он не видел необходимости подходить к краю, чтобы удостовериться в сумасшествии Детей Амая. Зато он четко осознавал потребность кое в чём другом.

Чтобы сообщить на «Северную Звезду» о том, что они вляпались, не было необходимости кричать в рацию у всех на виду. Три точки, три тире и еще три точки, поданные будто бы случайным движением с помощью кнопки вызова, были сигналом к появлению двух гвардейцев с парой доводов – автоматическими карабинами.

Что Симо и сделал. Но перед этим он неосознанным движением стиснул упаковку никотиновых жвачек в кармане, окончательно ее смяв.

– Если есть хоть малейшая вероятность, что женщины делают это по принуждению…

– Никакого принуждения, Симо Ильвес, – с готовностью отозвался Антеро, пуская мушиными глазами карие лучики лжи. – У нас общее абсолютно всё – вещи, взрослые, дети. В Яме Ягнения всегда тепло, так что мы едины круглый год.

– Кому вы молитесь, Антеро? – вдруг подала голос Ева. Ее трясло от ярости. Она буквально прожигала собеседника взглядом.

– Что, прости?

– Кто твой бог, старик? Как его имя?

По зеленоватым теням общины будто плеснуло холодом. Местные оторвались от своих дел. Сопливая девчушка с раздвоенным лбом выронила кримпер, которым правила крепление довольно-таки красивых бус. На искаженных и сморщенных лицах застыл один и тот же вопрос: «Уж не для хулы ли эта пришлая баба требует имя владыки?»

Рука Назара дернулась, чтобы залепить Еве рот, но он сдержался. Опасность чувствовалась повсюду, и он молил, чтобы Симо хватило мозгов найти предлог покинуть эту общину неандертальцев. Потому что сейчас их сил было явно недостаточно. Никаких тебе «бах-бах – мозги на стенке», а только скромное «пиу-пиу».

Когда уже стало казаться, что ситуация не выправится, на лице Антеро неожиданно воскресла улыбка. Мерзкая, будто реанимированный паук.

– Если вы посетите нашу службу в храме, я с радостью отвечу на все вопросы. – Обращался он ко всем, но смотрел только на Симо.

– Почему твой бог не терпит открытых пространств, старик? – напирала Ева. Она была вне себя от возмущения. – Кто он?

Не выдержав, Назар притянул девушку к себе. Зачем-то снял с ее лица очки, а потом вернул их на место. Прошипел ей в ухо:

– Заткнись, дура, господи боже. Быстро.

Ситуация напоминала попытку спланировать с горы, держа в руках тонкую ледяную корку, в надежде, что она заменит крылья. Симо решил вмешаться, пока лед окончательно не лопнул.

– Любезный Антеро, если мы сейчас же не вернемся, нас будут искать вооруженные друзья. Ты меня понимаешь?

Улыбка покинула лицо Антеро – паук опять умер. Старик напустил на себя вид человека, которого умудрились оскорбить в собственном доме. И в следующий миг эта в высшей степени оскорбленная личность совершенно запутала группу.

– Тебе и твоим людям ничто не угрожает, Симо Ильвес. Разве могут быть опасны те, кто собирает книги о войнах и преступлениях, чтобы не стремиться в ваш мир? Мы же не психи, в конце концов.

«Что ж, тайна книги из списка, похоже, разрешена. После чтения о холокосте мало кто захочет дружить с себе подобными, – подумал Симо, почесывая ладонь. – Но нет, Антеро, ты псих, только какой-то другой. И все вокруг тоже шиты белыми нитками. Я уверен в этом».

– Если посетите нашу службу, – добавил Антеро, – мы отведем к месту, где Аннели покончила с собой. У нас есть такое. Тебя ведь это интересует, Симо Ильвес?

Симо задумался, не сводя глаз с этого в высшей степени подозрительного философа-мясника, обладавшего бесчеловечным взглядом насекомого.

Предложение было слишком заманчиво, чтобы отказаться. Более того, оно полностью соответствовало цели поездки. Лина осмотрит то самое место, а Харинов ей поможет, на том и делу конец. Хоть эти двое и утверждали, что Аннели не могла нанести себе такие раны, ей вполне могли помочь. По ее желанию. Это укладывалось в концепцию жертвоприношения. «Высшая степень посвящения». Кажется, так говорила Ева.

А еще следователь не сомневался, что поступил правильно, отправив сигнал SOS на «Северную Звезду». Возможно, уже прямо сейчас Голанов и Черкашин со свирепыми физиономиями топали по хвое. Маячки в рациях приведут их куда нужно. Оставалось надеяться, что они не будут мешкать и не позабыли перед уходом с катера сообщить на материк о том, что тут не всё ладно.

И Симо решился.

– Хорошо, мы согласны.

И почти все отметили, что при этих словах следователь непривычно побледнел.