Морально нечестивый

— Прекратите, вы оба! — наконец вмешивается Бенедикто.

— Да, Раф, хватит болтать. Ты всем покажешь, что тебя уронили на голову при рождении, — говорит Микеле насмешливым тоном, и голова его брата низко опускается от стыда. Удивительно, но он принимает оскорбление, не моргнув глазом.

— Я с-с-сожалею, — отвечает он, и я понимаю, что он, возможно, заикается. Это не делает человека дебилом.

Странно, однако. Когда я знал их много лет назад, у Рафаэло не было заикания. Или, может быть, я неправильно помню.

— Вот видишь, — смеется Микеле и похлопывает брата по плечу. Рафаэло расправляет плечи и опускает взгляд в покорном жесте.

— Хватит! — Бенедикто убирает руку Микеле и грубо сгибает ее.

— Боишься, что люди станут меньше думать о тебе, когда узнают, что твой наследник тронут умом? — Он насмешливо смеется и высвобождается из хватки отца.

— Чертовы засранцы. Cazzo di merda! — Микеле выкрикивает несколько ругательств, но тут же уходит от ситуации, просто подойдя к ближайшему свободному столику и взяв еще спиртного.

— Вы извините моего сына. У него проблемы с алкоголем. Вы знаете, как это бывает, — объясняет Бенедикто.

Франко по-прежнему взглядом кидает в меня кинжалами, а Рафаэло ведет себя робко, почти трусливо.

Я сохраняю спокойное выражение лица, принимая его объяснения, но внутри у меня возникает вопрос, сколько из этого шоу, а сколько — реальность.

— Итак, Ластра, — начинает Бенедикто, — я слышал, что ваши последние поставки были неудачными.

— Верно, — скептически отвечаю я. Слухи, конечно, ходят.

— Я уверен, что вместе мы сможем что-нибудь придумать. Я был в твоём положении. Молодой дон, только начинающий. Тебе понадобится вся поддержка, которую ты сможешь получить.

Франко фыркнул от слов Бенедикто.

— Ты позволишь убийце моего сына находиться среди нас? — выплевывает Франко, но Бенедикто закатывает глаза, на его лице появляется скучающее выражение. Он делает знак рукой и бросает на Франко угрожающий взгляд. Я не знаю точно, что это должно означать, но Франко тут же замолкает, не слишком довольный этим.

— Я думаю, ты можешь понадобиться в другом месте, Брателло. — говорит Бенедикто. Франко, кажется, держит себя в руках, но с трудом. Кивнув головой, он исчезает, теряясь в толпе.

— Извини моего брата. Он все еще горюет.

— Могу себе представить. — Я не знаю, что он хочет от меня услышать. Признать свою вину? Я скорее прикончу Франко, чем позволю кому-либо сказать хоть слово против Лины.

— А теперь вернемся к нашей теме, — говорит он и достает сигару из внутреннего кармана пиджака. Он прикуривает ее и делает несколько затяжек. — Мои транспортные линии полностью безопасны. Ты легко сможешь компенсировать потерянный доход. — Он объясняет, что у него есть транспорт дважды в неделю, но он мог бы выкроить еще один для меня.

— Понятно. И во сколько мне это обойдется? — мне довольно любопытно, что Бенедикто может хотеть в обмен. Просто потому, что его действия немного... подозрительны. Между нашими семьями сейчас столько вражды, а он хочет партнерства? В этом должно быть что-то большее.

— Ба! Ничего подобного. Считай это подарком. Для улучшения будущих отношений. — Да, но я на это не куплюсь. Поэтому я продолжаю допытываться.

— Я никогда не смогу с чистой совестью принять от тебя такое.

— Если ты так говоришь... — он делает паузу и смотрит на меня, сузив глаза. — Мой сын — мой наследник. — Он притягивает все еще трусящего Рафаэло к себе, хлопает его по спине и заставляет стоять прямо. — Но я до сих пор не нашел ему хорошую невесту. Ему нужна хорошая женщина, которая будет заботиться о нем и доме. Трудно найти такую в наши дни, — вздыхает он, — с этими феминистскими понятиями, все женщины вдруг стали независимыми. — Он с отвращением качает головой и начинает тираду о том, что место женщины должно быть дома, чтобы заботиться о муже и детях. В этот момент я слушаю вполуха и замечаю измученное выражение лица Рафаэло.

— Я… я не... не... хочу жжж...ену, — говорит Рафаэло с большим трудом, и я ему сочувствую.

— Но тебе нужна жена, — добавляет его отец и продолжает дальше, не обращая внимания на мнение сына. — Я слышал о твоей сестре, — неожиданно говорит Бенедикто, и я понимаю, к чему все идет.

— При всем уважении, но моя сестра слишком молода.

— Другая сестра, — хмурится он. — Та, которая выросла в монастыре. — Мне приходится тщательно скрывать свои эмоции. Откуда он знает, что Ассизи больше не в Сакре-Кер? — Она бы идеально подошла моему мальчику. Я уверен, что монахини наверняка привили ей традиционные ценности, — говорит он с такой убежденностью, как будто он уже все просчитал.

— Я не думаю, что Ассизи будет готова к этому в ближайшее время. И если она решит выйти замуж за кого-то в будущем, то я оставлю это на ее усмотрение, — пытаюсь я объяснить. — Я не буду принуждать ни одну из моих сестер к браку, которого они не хотят. — Я имел в виду то, что сказал Лине в прошлый раз. Пришло время немного изменить ситуацию в семье.

— Ну же, Ластра. Ты не можешь так говорить! — начинает он возмущенным тоном, но тут же останавливает себя. — Конечно, она еще не готова. Но почему бы нам не позволить им встретиться и посмотреть, что из этого выйдет? — настаивает он, и мне становится интересно, почему именно он так настроен на союз между нашими семьями. — Если они решат, что подходят друг другу, то кто мы такие, чтобы противостоять их счастью, верно?

То, как он это сформулировал, немного загнало меня в угол. Я не могу открыто отказать ему, поэтому просто киваю.

— Может быть, что-то можно устроить. — Лучше быть неопределенным.

— Хорошо. Я знал, что ты поймешь, что к чему. — Бенедикто кивает, удовлетворенный моим ответом. Но тут Рафаэло начинает дрожать рядом с ним.

— Я... Я... — заикается он, и я слышу жарчайший звук. Я присматриваюсь и вижу, что на передней части его брюк и на ноге образуется мокрое пятно.

Рафаэло только что обмочился.

Его отец сразу же замечает это, но никак не реагирует. Вскоре, он извиняется за них обоих и выходит из комнаты.

Может быть, Микеле в чем-то прав... Может быть, у Рафаэло действительно есть какие-то психические проблемы. Трудно связать с этим его внешность. Он крупный мужчина, если бы не его сутулые плечи и выгнутая шея. Одна только его осанка делает его похожим скорее на ребенка, чем на взрослого.

Качая головой от того, чему я только что стал свидетелем, я осматриваю бальный зал в поисках Каталины.

Я хмурюсь.

Где она?

Я нигде ее не вижу, поэтому спрашиваю у женщин, с которыми она была. Одна из них говорит мне, что она, должно быть, пошла в туалет. Но я не успокаиваюсь.

Она не может быть одна. Не здесь, когда так много желающих навредить ей.

Я сразу же нахожу Энцо. Он стоит у стойки с алкоголем, на его лице скучающее выражение. Он смотрит в полупустой стакан, который держит в руках, а люди вокруг него болтают. Его жена рядом с ним, но она занята разговором с отцом.

— Каталина пропала, — сразу перехожу к делу, когда вижу его. Я сразу же привлекаю его внимание, и он опускает свой стакан.

— Мы должны найти ее, — говорит он, и мы планируем охватить всю территорию.

— Куда вы идете? — его жена, Аллегра, цепляется за его руку и дуется.

— Я ищу свою сестру. — Его голос напряжен, когда он пытается стряхнуть ее с себя.

— Эту, — голос Аллегры полон яда, когда она говорит о Каталине. — Я уверена, что она с кем-то ушла. — Прежде чем я успеваю отреагировать, Энцо отталкивает ее.

Он хватает ее челюсть в свои руки и злым голосом говорит ей:

— Прекрати открывать рот, если хочешь сохранить это милое личико. — Он отталкивает ее назад и, нахмурившись, дает мне сигнал двигаться дальше.

Проверив каждый уголок бального зала, я чувствую, что теряю рассудок. Где она? То, о чем я думаю, ничуть не помогает.

Я проверяю туалеты, несколько женщин кричат на меня и называют извращенцем, но мне все равно.

Мне нужно найти Каталину.

Сейчас.

У меня учащается дыхание.

Проходят минуты, я бегаю вокруг, а ее все еще не видно. Я даже проверяю снаружи отеля и на парковке, но ее там нет.

— Не нашёл? — Энцо выглядит так же мрачно, как и я. Я киваю, и мы снова входим в бальный зал. Я готов наброситься на Франко, убежденный, что он что-то сделал. После агрессии, которую он проявил ранее.

Я направляюсь к нему, готовый пролить кровь.

Но в этот момент я слышу шепот.

— А чего ты ожидала? Она добровольно родила внебрачного ребёнка.

— Конечно, она бы подняла юбку для любого.

— Но ты можешь поверить, что она действительно пыталась соблазнить Микеле? Такая шлюха.

— Шлюха!

— Потаскуха!

Слова были брошены так небрежно. Группа женщин собралась в другом конце бального зала, и все заняты сплетнями.

Некоторые комментируют отсутствие у нее добродетели, другие просто повторяют то, что слышали или видели.

Я отгораживаюсь от всего этого.

Все, что я вижу, это Лина. Моя прекрасная Лина стоит одна в углу, на ее щеках слезы. Ее платье разорвано по подолу, и она изо всех сил старается держаться.

Глаза Каталины встречаются с моими, и с ее губ срывается рыдание.

В два шага я заключаю ее в объятия. Я прижимаюсь к ней, изо всех сил стараясь ее утешить.

— Что случилось? — прохрипел я, едва контролируя себя.

— Он... Он пытался... — начинает она между приступами икоты. Лина пытается объяснить, как Микеле поймал ее в ванной, а она отбивалась от него. Я слегка поглаживаю рукой ее волосы, пытаясь уверить ее, что теперь она в безопасности.

Но я ее подвел.

Такое ощущение, будто кто-то сжимает мое сердце железной хваткой. Я обещал себе никогда больше не подводить ее.

Это все моя вина.

Я обнимаю ее крепче, надеясь, что она перестанет слушать злобные языки, сплетничающие вокруг нас.

— Не слушай их, — шепчу я, готовый отвести ее домой. Я быстро снимаю свой пиджак и накидываю его ей на плечи, поворачивая ее к выходу.

Но тут самый громкий голос из всех имеет наглость вмешаться.

Франко, напыжившись, как павлин, выходит вперед, неся с собой новые обвинения.

— Видите, все? Видите, как она пытается погубить мужчин? Она — Иезавель, говорю вам. Доводит хороших мужчин до гибели! — он указывает на нее пальцем.

Я ставлю Лину позади себя, намереваясь защитить ее.

Франко продолжает.

— Так ты поступила и с моим сыном, не так ли? Ты соблазнила его, а потом, блядь, убила. Она убийца, все! Убийца Иезавель! — его голос набирает обороты, и все больше людей присоединяются к нему, очерняя Лину с каждым словом.

— Я не убивала! — голос Лины удивляет меня, когда она отвечает. Сначала она робеет, но потом сбавляет тон и продолжает. — Он был педофилом... Он трогал мою дочь. — Я смотрю на нее с благоговением в глазах. Что должно было произойти, чтобы она смогла сделать такое заявление?

Франко иронично смеется.

— О, правда? Тогда дочь похожа на мать. Она начинает рано.

Каталина задыхается рядом со мной, и я теряю дар речи.

Никто. Абсолютно никто не будет говорить так о Каталине или Клаудии, чтобы это сошло им с рук.

Не дождавшись ответа, я хватаю вилку со стола.