Миланский вокзал

– Это Коку заставляет его так себя вести, – сказала жрица, ласково поприветствовав рептилию, которая осторожно проползла по ее плечам, а затем свернулась у ее ног. – В него вселился дух бога, теперь он владеет им почти постоянно.

– Как бы то ни было, мы делаем недостаточно, Маман. Ради нашего сообщества мы должны отказаться от сомнений и неуверенности и остановить его любыми способами, пока не стало слишком поздно. Адам хочет войны, и в конечном итоге получит ее. Но это будет война, которую мы не выиграем. Если он убьет девушку, сюда хлынут силы сверху и уничтожат нас.

Женщина в темноте замолчала на несколько мгновений.

– Я должна подумать об этом, – наконец сказала она. – Я посоветуюсь с воду. А пока… что нам с ним делать? Он слишком много знает.

«Ну всё, – подумал Меццанотте, напрягаясь. – Тут-то мне и конец».

– Он полицейский, Маман. Мы не можем просто так избавиться от него.

До этого момента Рикардо молча наблюдал за их дискуссией, ни разу не вмешиваясь, но тут он увидел лазейку, в которую решил попытаться втиснуться.

– Послушайте, я не очень хорошо знаю, кто вы и чем занимаетесь, но лично я ничего против вас не имею; и потом, я ведь даже не на службе. Эта девушка – единственная причина, по которой я оказался здесь. Спасти ее любой ценой – вот моя первоочередная задача, а остальное меня мало волнует. Если вы действительно хотите помешать Призраку убить ее, – хорошо, я не только не буду вам мешать, но и готов протянуть руку помощи. Что бы это ни значило.

Жрица, казалось, взвешивала его слова.

– Подойди поближе, – наконец сказала она.

Как только Рикардо шагнул вперед, змея на мгновение подняла голову, устремив на него свои ледяные, ничего не выражающие глаза. Затем, похоже, успокоившись, вновь задремала.

Женщина оторвалась от спинки сиденья и подалась к Меццанотте, как бы желая получше его изучить. Пламя осветило ее лицо, которое до этого момента всегда оставалось скрытым от глаз, – и он ужаснулся.

Левая половина ее лица была совершенно обезображена. Казалось, что плоть расплавилась, как бы растворилась, лишив четкости ее черты. Один глаз почти отсутствовал, у носа не хватало ноздри, вместо уха зияла дыра, а один угол рта «поплыл» вниз.

«Кислота, – подумал Меццанотте, – кто-то, должно быть, плеснул на нее кислотой…»

Когда Маман пристально рассматривала его, почти как рентген, ему стоило огромных усилий не отвести взгляд, чтобы не показать своего ужаса. Он почувствовал облегчение, когда женщина снова отступила в тень, избавив его от вида этих уродств.

– Ты очень заботишься о ней, – заметила жрица. Затем, повернувшись к старику, добавила: – Хорошо. Мы пока оставим его здесь. Позже решим его судьбу. Я оставляю его на твое попечение, Генерал. Если он попытается сбежать или что-нибудь выкинет, отвечать придется тебе.

Тот покорно склонил голову, положил руку на плечо Меццанотте и вывел его из палатки.

Несмотря на то что искусственный свет прожекторов лишь заменял солнечный, а воздух вряд ли можно было назвать свежим, пребывание снаружи придало Рикардо сил.

– Вы же сказали, что это не вам решать, – заметил он. – И все же я думаю, что если моя голова все еще держится на шее, то этим я обязан в основном именно вам. Почему вы это сделали?

Генерал расплылся в улыбке.

– Убийство полицейского сопряжено со слишком большим риском. Кроме того, ты мне нравишься, молодой человек.

– Все, что я говорил, было сказано совершенно серьезно. Я готов помочь. Я хочу помочь вам поймать его.

– Я буду иметь это в виду. В любом случае, пока мы не узнаем, где он прячется, у нас связаны руки А теперь пойдем, нужно перевязать твою рану.

– Почему так трудно найти его? – спросил Меццанотте, когда они начали возвращаться в поселок, а за ними следовали два «ангела-хранителя». – Подземелья вокзала огромны, но вы знаете их изнутри, и мне кажется, что у вас нет недостатка в людях.

– Ты не понимаешь, – возразил Генерал. – Отсюда есть проходы, ведущие как в канализацию, так и в подземную сеть. Есть десятки и десятки километров туннелей, где он мог укрыться. Не говоря уже о том, что Адам под землей движется лучше, чем кто-либо другой. Остальным пришлось с трудом приспосабливаться к жизни здесь, внизу, – а он родился здесь, это его естественная среда. Он силен как бык и проворен как обезьяна. К тому же, как ты мог заметить, он видит даже в темноте. Яркий свет причиняет ему море неудобств, так что пока Адам жил среди нас в поселке, он носил темные очки. Чтобы ты понял, на что он способен: не так давно ему удалось пробраться в загон для животных и незаметно утащить свинью прямо у нас из-под носа.

«Так вот как он ее заполучил», – подумал Меццанотте.

– Женщина в шатре сказала, что он уже совершал нечто подобное. Она имела в виду дело Вампира?

– Я вижу, ты хорошо справился с домашним заданием, молодой человек… Да, когда это случилось, мы только что перебрались сюда – до этого базировались в дневном отеле. Кстати, именно сам Адам показал нам это место. Он только начал участвовать в церемониях; идея о том, что кровь, прежде всего человеческая, богата дыханием жизни, взволновала его, и он малость увлекся. Он был убежден, что, выпив ее, обретет силу. Но в тот раз, как только мы поняли, что он задумал, нам не составило труда убедить его, что кусать людей неправильно. Голова Адама плохо работает, он умственно отсталый и во многом мыслит как ребенок. Однако было бы ошибкой недооценивать его, он очень хитер и чрезвычайно находчив.

– Что вы сделали с человеком, расследовавшим это дело, старшим инспектором Сконьямильо?

– Ты говорил с ним, да?.. Он тоже был полицейским, и убивать его было бы неразумно. Мы знали, что у него проблемы с алкоголем и он психологически неустойчив, поэтому просто позволили ему выпить бутылку и вовлечь его в один из наших ритуалов. Об остальном позаботилась Мами Вата. Не знаю, какие видения внушила ему богиня, но после этого он был очень расстроен…

«Больше чем расстроен, – сказал себе Меццанотте. – Эти видения превратили его мозг в кашу». Лично он предпочел бы, чтобы они убили его.

– Как вы думаете, какова надежда найти девушку живой?

– Кто может сказать… Что-то до сих пор удерживало Адама от жертвоприношения. Я бы хотел думать, что причиной служит давление, которое мы на него оказываем, но сомневаюсь, что это так. И что бы это ни было, мы не знаем, как долго это продлится.

– Почему из всех людей он выбрал именно ее? «Отель Инферно» кишит несчастными, которых он мог бы забрать без особых проблем.

– Ну, я думаю, это потому, что когда мы убедили его прекратить попытки сосать чужую кровь, мы также объяснили ему, что бродяги, наркоманы и бомжи, живущие на Центральном вокзале, не такие, как остальные люди на поверхности. Их следует считать нашими братьями и не трогать без веской причины.

После остановки у маленькой хижины, служившей амбулаторией – где человек, вероятно цыганского происхождения, нечто среднее между шаманом и шарманщиком, приложил к ушибу Меццанотте пахнущую чем-то противным травяную припарку и большой пластырь, – Генерал проводил инспектора до порога другой маленькой хижины без окон, где тот мог отдохнуть несколько часов.

– Человек будет стоять на страже снаружи, – напутствовал он его, прежде чем разрезать ножом веревку, связывающую его запястья. – Если понадобится, он проводит тебя в уборную. Только не вздумай что-нибудь учудить, я говорю это для твоего же блага.

– Не волнуйтесь, я не буду пытаться сбежать, – сухо ответил Меццанотте. – Я никуда не уйду отсюда без Лауры.

Небольшое пространство между стенами из листового металла занимали голый матрас, лежащий на полу, осколок зеркала на стене, маленький столик с тазиком, наполненным водой, и больше ничего. Там же Рикардо нашел свой рюкзак и шахтерскую каску.

Он сорвал с себя спелеологический костюм и проклятые рыбацкие сапоги, ополоснулся водой из тазика и упал на матрас. У него было много материала для размышлений, слишком много, но он был очень измотан и находился в амфетаминовой отключке. Единственное, что имело значение, это то, что Лаура все еще жива и есть реальный, пусть и слабый, шанс спасти ее. Все остальное могло подождать.

Несколькими мгновениями позже Меццанотте уже спал как ребенок.