Миланский вокзал

* * *

Солнце пробивалось сквозь планки все еще закрытых ставней. Снаружи был день. В комнате же, казалось, ночь никогда не кончалась. Свернувшись калачиком на своем футоне, Лаура сняла футболку, в которой обычно спала, и одной рукой лихорадочно ощупывала свое обнаженное тело, покрытое теперь обширными участками разодранной до кровавой корки кожи, словно что-то искала. В другой руке она держала длинные швейные ножницы. Ее волосы были спутаны, под глазами залегли темные круги, лицо было покрыто слезами и потом.

Наконец она нашла то, что искала. Прижала два пальца к животу, намечая точное место, хотя на первый взгляд там ничего не было. Занесла ножницы дрожащей рукой. Она колебалась. С гримасой, выдававшей, каких огромных усилий ей это стоило, поднесла одно из лезвий к коже – и тут же отдернула его. И так несколько раз. Стиснув зубы, Лаура заставила себя прижать острие к плоти и сделала небольшой порез, из которого вытекло несколько капель крови. Как ни старалась, она не могла продвинуться дальше. Наконец девушка сдалась со стоном разочарования. Она отшвырнула ножницы, бросилась на подушку, спрятала лицо в ладонях и разразилась рыданиями.

Как ей удалось довести себя до такого состояния?

Накануне вечером, прямо на вокзале, пока Кардо разговаривал по телефону, ее кожа снова начала невыносимо зудеть. Из-за этого – а также из-за разочарования его поведением – Лаура больше не захотела ждать и убежала.

Дома ее недомогание лишь усилилось. Мигрень не давала ей покоя, головокружения следовали одно за другим, ощущение странности и нереальности происходящего стало распространяться на все ее тело; преследовавшая ее тень мелькала на каждой стеклянной или металлической поверхности, мимо которой она проходила.

Хуже всего, однако, был зуд, все более настойчивый и неконтролируемый. Слишком сильный, чтобы его можно было объяснить обычной сухостью кожи. То, как внезапно он появлялся, то в одном месте, то в другом, переходя по непредсказуемым траекториям, убеждало девушку, что его вызывает что-то скрытое внутри нее. Нечто живое, что – бог знает как – проникло под ее кожу и теперь бродит по всему ее телу. Лаура не знала, что это может быть: насекомое, червь, возможно крошечная змея… Ощущать, как оно вгрызается в ее плоть, было ужасно и отвратительно.

После кошмарной бессонной ночи и утра, проведенного в темноте в своей комнате, в какой-то момент отчаявшись, Лаура подумала, что единственное решение – вырвать эту отвратительную тварь из своего тела. Но вот теперь не могла этого сделать.

Она разваливалась на части, как физически, так и психически, и не могла понять, почему. Она была уверена только в двух вещах. Во-первых, в этом повинен не «дар». Во-вторых, она по-настоящему сходит с ума.

«Может ли это быть моей судьбой?» – спрашивала себя Лаура, видя, как на глазах исчезает всякая надежда наконец начать нормальную жизнь, и снова ощущая отчаянное одиночество. У нее не было никого, к кому можно было бы обратиться за помощью. Об отце и матери не шло и речи – они не задумываясь отправили бы ее в какую-нибудь суперклинику для богатых, в одно из тех мест, где ты знаешь, когда войдешь, но не знаешь, когда выйдешь, и уж тем более каким выйдешь. Лаура уже видела, как это происходит. Психические расстройства не были редкостью среди отпрысков миланской аристократии. Деньги защищают от многих вещей, но не от себя самого и твоих слабостей. Напротив, зачастую они еще больше ломают мозги. Девушка вспомнила одного из своих школьных одноклассников, Парини, который был помещен в одну швейцарскую клинику с тяжелой формой депрессии. Вернувшись в класс после шести месяцев электрошоковой терапии, он был тенью самого себя, похожим на зомби, послушным и покорным… Нет, к родителям нужно обращаться лишь в самом крайнем и безвыходном случае.

Что касается Кардо, то его мысли сейчас явно в другом месте. Накануне, на вокзале, когда он оставил ее, чтобы принять звонок, Лаура услышала женское имя. У него есть еще одна девушка? Возможно ли, что Лаура так откровенно не поняла его намерения и чувства? И то, что произошло между ними, ничего особенного для него не значило? Что она была лишь одной из многих?