Тень

XIV

Услышав лай собаки, Катя Дедюхина выпрямляется и стоит, прислушиваясь, с мокрой тряпкой в руках. Она моет полы. Кажется, никого нет. Тузик замолчал. Если бы пришел Миша, Тузик радостно повизгивал бы и гремел цепью, прыгал возле хозяина. Когда же идет чужой человек — собака лает злобно и яростно. Намочив тряпку в ведре, Катя снова склонилась к полу.

— Можно зайти?

Услышав голос, Катя вздрогнула и уронила тряпку. В дверях увидела чернобородого мужчину, спохватилась, что стоит перед ним с высоко подоткнутым подолом, и быстро одернула длинную удмуртскую рубашку.

— Заходите, кто там? — повернулась Катя к двери, вглядываясь. — А, это ты, Иван? Видишь, Тузик еще не забыл тебя, не облаял. Подожди, пол мокрый, в носках не ступай, сейчас тапочки дам.

— Как поживаем, Катенька? — Комаров на цыпочках шагнул к стулу и сел. — Оторвал я тебя от дела, извини.

— Ничего, я уже почти закончила.

И Катя быстро дотирает пол, немного путаясь в своей длинной одежде, поднять которую она уже стесняется.

Когда женщина моет пол, мужчине всегда интересно смотреть на нее. Многое можно увидеть невзначай. Вот и Комаров оценивающе поглядывает на золовку. А она очень ничего. Стройная, где нужно, выпукло и округло, ноги красивые, и тело, чувствуется, крепкое еще, литое. Катя ощущает эти взгляды и торопится закончить работу. Теперь смотреть на нее уже не так интересно, и Комаров переводит взгляд на стол. Он когда-то сделал этот стол своими руками, строгал, шлифовал и морил дерево, полировал потом. Поэтому и цвет у него такой необычный, и ножки словно кегли. Почти такие же ноги у Кати, округлые и крепкие, покрытые легким золотистым загаром. Повезло Дедюхину, что и говорить. Катя и сейчас в соку, не то что сестра. Вот бы сейчас поиграть с ней, попробовать, похожа ли на сестру своими женскими способностями. Чем Комаров хуже других? Но нет. Придется довольствоваться своим. Видно, упустил время Иван. Упустил и Полину, когда молодой и нетронутой была. Сейчас вот слюнки пускает на чужую жену. Своя-то, Варвара, сдала сильно, хотя и раньше особой красотой не отличалась. Далеко ей до Кати и тогда было, а сейчас и подавно. Вон, все так и играет у нее...

Видимо, Кате надоело такое пристальное внимание Комарова. Она негодующе бросила тряпку в ведро и направилась к двери.

— Что-то Серапионыч долго не идет, — поспешил перестроиться на деловой лад Комаров, — поговорить с ним хотел.

— Сама не понимаю, давно уж дома должен быть, — отозвалась Катя, задержавшись в дверях, — тебе он нигде не попадался сегодня? Он должен был ехать в Чебернюк с каким-то прокурором из центра.

— Нет, не видел, не пришлось, — забормотал Комаров и принялся разглядывать фотографии на стене. Сообщение Кати насторожило Ивана. Опять что-нибудь по делу Полины, не иначе. Он вглядывается в снимки и вздрагивает. Вот она, Полина, смотрит на него из-за головы Дедюхина. А рядом Парамон улыбается. Нет, так можно совсем рехнуться... Нужно срочно выпить, снять напряжение. Только где взять?

Глаза его, словно локаторы, зашарили по шкафам и полкам. Да разве найдешь что-нибудь в чужом доме? А, может, и не держат вовсе. Милиция все-таки! Вот дела. Даже у родни надейся только на свои припасы. А сегодня он не пустой пришел. И деньжата водятся, и в сумке кое-что есть про запас. «Молодец я», — мысленно похвалил себя Иван, вспомнив о двух бутылках портвейна, которые захватил в магазине на всякий случай. Сейчас такой случай настал. Комаров, поглядывая на дверь, достал бутылку, прогрыз для быстроты поливиниловую пробку и одним махом опустошил половину. Затем перевел дух и допил остальное, прислушиваясь, не возвращается ли Катя.

Поглаживая рукой живот, отдуваясь, постоял немного, пустую бутылку сунул обратно в сумку. От греха подальше. Пусть им на глаза не попадается. Комаров не алкаш, который пьет один «сам на сам». Это от нервов, для затравки. А вообще-то могут родственника угостить. Наверняка есть чем. Если Катя не догадается, Серапионычу шепнет Иван, обязательно шепнет, скажет, за встречу... К тому же и разговор есть...

А выпитое подействовало. Легко и весело стало на душе. Иван подошел к окну и запел:

Будем жить и будем пить,
На том свете не дадут...

Затем повернулся и снова стал разглядывать фотографии на стене, что-то бормоча. Неслышно ступая, подошла Катя и встала у него за спиной:

— О чем это ты? А я вчера, как и ты, перед фотографией отца стояла. Вот он, видишь? Я-то его не знаю, да Варя, наверно, рассказывала; он умер, когда отмечали двадцатилетие окончания войны. А мне всего год был. Но вчера... — Катя расчувствовалась. — Вчера Миша из военкомата принес его орден Отечественной войны. Вот через сколько лет нашла награда человека. А его уже и в живых нет.

Слушая ее, Иван вдруг тоже начал прерывисто вздыхать и тереть глаза кулаком.

— Что с тобой, зятек? — удивилась Катя. — Разве и твой отец...

— Вот именно, и мой отец... Твой умер в почете, с наградами. А мой на дороге умер, в снегу похоронен. Черная тень вместо памяти. Эта тень теперь и на мне. Я тоже тень, а не человек. Никого кругом, чужой я всем и даже краю родному.

Иван давился рыданиями, голос его срывался.

Удивленно и опасливо смотрела на Ивана Катя: что-то происходит с человеком, мужчина просто так плакать не будет. Или он болен, или... Не раздумывая долго, налить ему нужно чарку, гляди и полегчает.

Катя шмыгнула за печь и вскоре вынесла до краев наполненную чарку.

— Держи, зятек, может, сердце успокоится, какое-то, видать, горе у тебя...

— Горе, Катюша, ой-й... горе... — с чаркой в руке Иван неторопливо присел к столу. — За что я тебя так люблю, Катюшенька? За доброту и понятливость твою. Я тебя люблю даже больше, чем Варю. И Мишу люблю. Он — хороший человек. Золотой зять, как говорит Варя. И мне золотой свояк.

— Вон идет твой золотой... Пей быстрее. — Катя посмотрела через окно во двор. — Да взбодрись-ка, «золотой» не любит тебя пьяного да раскисшего...

— Верно ты заметила. Я немного уже принял, виноват, Катенька, виноват. А за это спасибо, — Иван быстро выпил и чарку возвратил хозяйке. — Семь бед — один ответ. И за эту чарку с меня спросится, видно.

Капитан Дедюхин в дом входить не торопился. Прошел под навес, присел на чурбан и закурил. Любит он летом сидеть здесь в прохладе. Покурить выходит и зимой. По утрам вместо зарядки колет дрова. Живут Дедюхины в деревенском доме, обогреваются печью. Поэтому дрова всегда нужны. Наверняка мог бы Михаил получить квартиру с удобствами, но не хочет. Они с женой привыкли к своему дому, к месту. Рядом, на краю села небольшой лесок. Тут тихо, спокойно.

Сидит на чурбане Дедюхин, посматривает на сложенные около забора кирпичи, гладкие, как свечи, бревна. Видно, зимовать им под снегом — никак отпуск не дадут, чтобы в дело этот материал пустить. Задумал Михаил поставить баню и перестроить летнюю кухню. И насчет отпуска договорился, когда еще был участковым. Но тут перевод в район, пропажа Зотовой — вот и не стало отпуска, на неопределенное время отодвинулось строительство. А материал лежит, портится понемногу. За зиму отсыреют бревна, да и кирпич потрескается. Нужно что-то придумать. Обязательно. Осенью, если не будет дождей, хотя бы сруб поставить, хотя бы сруб...

— Миша, куда это ты пропал? Вроде пошел к дому, а все не входишь, — послышался голос Кати из сеней.

— Иду, Катя, иду. Решил немного посидеть под навесом. Думаю вот, куда баньку поставим.

— Никак отпуск дали. Вот хорошо! — обрадованная Катя сбежала с крыльца. — Как раз и зять Иван пришел, наверняка что-нибудь посоветует. Он опытный в этих делах, а ты все-таки не плотник, ты милиционер... — звонко рассмеялась Катя.

— Так точно, капитан Дедюхин! — Михаил шутливо отдал честь и щелкнул каблуками.

Катя обняла его, а потом отстранилась, подняв голову, посмотрела в глаза:

— А где обещанный сюрприз, капитан Дедюхин? Ты ведь говорил: пойду в отпуск, будет тебе сюрприз. Где же он, а? — пытается придать своему голосу строгость Катя.

— Сюрприз будет... Когда пойду в отпуск...

— Ах, опять нет отпуска? — разочарованно проговорила Катя, глядя в сторону. — Значит, кому-то отдых на юге у моря, а кому-то одни обещания. А мне эти обещания могут надоесть. Чем ждать твой сюрприз, я сама тебе могу сюрприз сделать: возьму вот путевку да и махну к морю без тебя. Там ни баньку, ни кухню строить не нужно. — И, видя, как меняется выражение лица Михаила, тут же добавила: — Да ладно, шучу я. Уж если о кухне говорить, давай Ивана помочь попросим. Тогда, может, что и выйдет.

— Ну, пошли, пошли, поговорим...

Дедюхин старался показать, что рад приходу Комарова, хотя ситуация с платком Полины и роль в ней Ивана его беспокоили. Но раз Комаров пришел, нужно будет расспросить его как следует и об этом. Важно разобраться сейчас, что к чему, а потом можно будет сориентироваться. С этими мыслями Дедюхин вошел в дом.

Иван встретил его сидя на стуле. Был он в шерстяных носках, мятых брюках, мешковатом сером пиджаке. Нечесаные черные волосы закрывали лоб, прятали глаза. «Ну и видок у него, — подумал Дедюхин, — очень подходящий для нашей постоянной клиентуры». Но вид видом, а ему навстречу поднимался родственник, и с этим приходилось считаться.

— Рад гостю, — проговорил Дедюхин, снимая у порога сапоги и заталкивая их под кровать. — Редко заходишь...

— Редко не редко, а пришел вот, Михаил Серапионович. Здравствуй, — протянул Комаров руку.

— Здравствуй, здравствуй, свояк. Слышал я, участковый ваш запруду у мельницы смотрел. Видно, рыбки ему захотелось.

— Участковый? — Комаров поежился, и это не ускользнуло от Дедюхина, который специально начал разговор о Егорове. — Не знаю, чего такого захотелось участковому, но если тебе, к примеру, рыбка нужна, все будет в ажуре.

— Откуда ажур, если пруды все высохли? Где она, рыбка-то, — засомневался Дедюхин, чтобы поддержать разговор.

— Нужно будет, найдем! Иван Комаров для своего любимого свояка что хочешь из-под земли достанет! Разве нет соседней мельницы, вечером поставил морду, утром ведро рыбы есть! Сделаем, Серапионыч...

— Не надо нам рыбы, зятек, нам бы баньку поставить да летнюю кухню подновить, — включилась в разговор Катя. — Весной Серапионыч обещал: к лету кухню подправлю, баньку соберу. Материалом запаслись. Но вот и осень пришла, а я все в доме у печки, как и раньше.

— Какая банька, какая кухня? Серапионыч, о чем она говорит? — поднял голову Комаров.

— А вот, посмотри, видишь, бревна приготовлены и кирпич, — подошел к окну Дедюхин. — И шифер мне обещали. Все есть, только времени нет, отпуск не дают.

— А эти руки для чего, Серапионыч? Йок-хорей! Для вас Иван Комаров все сделает.

— Спасибо, спасибо, Иван. Без тебя мы наверняка не управимся. И со временем, сам видишь, как, — засуетилась у стола Катя, расставляя тарелки с едой, пристраивая с краю бутылку.

Михаил уже понял замысел жены. Придется подстраиваться под Ивана. Уж очень хочется Кате поставить баньку, подлатать летнюю кухню. А тут Иван обещает помочь, предлагает об его руках не забывать. Но сейчас эти руки дрожат, им нужна чарка. И, судя по всему, она будет сегодня не первой в руках Комарова...